Одним из явных признаков, указывающих на болезнь, принято считать физическую боль. Но она не всегда является обязательным проявлением болезни, существует множество других ее общеизвестных и признанных медициной симптомов. Однако очевидно, что состояние болезни сопряжено со страданием. И в данном случае феномен боли представляет исследовательский интерес как «предшественник» страдания, поскольку с точки зрения биологии страдание стало возможным в процессе эволюционно обусловленного «развития корковых и подкорковых структур, на базе которых появилась психическая возможность трансформации боли в страдание как ее осознанное душевное переживание» [2, с. 25]. То есть изначально страданием можно считать осознанное переживание телесной боли, с которой человек сталкивался на протяжении всей истории своего существования. Не случайно понятие «пациент», возникшее у самых истоков медицины, которая на тот момент была ориентирована в первую очередь на устранение боли, на латинском языке означает patiens – «страдающий». Несмотря на то, что медицина претерпела концептуальные изменения принципов своей деятельности с доантичных времен до сегодняшнего дня, трансформировавшись из целительства в науку, именно страдание является непреходящим сущностным признаком человека, нуждающегося во внимании со стороны врача, и именно страдание можно признать одним из трансцендентальных оснований сознания человека, существующего в состоянии болезни.
Но сам характер телесных страданий человека изменился в процессе развития медицинской науки. Изобретение анальгетиков практически в полной мере реализовало стремление человечества к существованию без телесной боли. Телесное страдание сегодня постепенно «вымывается» из сознания человека [44] и благодаря прогрессу медицины трансформируется в душевное страдание: для современного человека характерно страдать от осознания угрозы соматической болезни для благополучного существования – потери или снижения трудоспособности, полноценной жизни и самореализации, а также угрозы телесной смерти, что в рамках современной научной мировоззренческой парадигмы означает и осознаваемое человеком завершение его бытия.
Трансформация представлений человека о собственной конечности влияла на трактовки духовного страдания, сопряженные со способами человеческого бытия, которые формировались в истории философии, прежде всего, в зависимости от парадигмы, определяющей место человека в мироздании. В рамках общеизвестных мировоззренческих парадигм существуют следующие интерпретации духовного страдания: в буддийской страдание является следствием несовершенства индивида, а нирвана, предполагающая выход из-под власти земных привязанностей, судьбы, определяемой кармой, есть освобождение от страдания; в иудео-христианской парадигме страдание считается наказанием свыше не только за предыдущие проступки человека, но и испытанием, из которого человек должен извлечь нравственный урок на будущее, тем самым обеспечив себе существование без страданий в потустороннем мире; в современной экзистенциально-гуманистической парадигме причинами страдания являются заброшенность и одиночество человека в мире и тотальное несоответствие мира его ожиданиям, а жизнь человека как абсурд и движение навстречу смерти уже изначально признается страданием [36].
То есть душевным страданием в контексте медицины можно признать «осознанное переживание человеком ограниченности своих возможностей в реализации желаемого, а духовным страданием – осознанное переживание человеком собственной конечности и поиска путей ее преодоления» [18, с. 176]. «Страдание определяет как опасные пределы целостного существования, так и указывает пути их безопасного преодоления, то есть исцеления: физическое страдание дает сигнал об угрозе телесной целостности человека, душевное страдание сигнализируют об угрозе целостности личности, а духовное страдание, переживаемое экзистенциально, побуждает человека трансцендировать, стремиться выйти за пределы наличного бытия, преодолевая свою конечность» [там же]. В случае возникновения телесной боли и душевных страданий, связанных с угрозой телесной целостности, человек обращается за медицинской помощью. Однако, учитывая, что современные определения здоровья отождествляют его с состоянием полного благополучия, следует уделить внимание исцелению человека от духовного страдания путем трансцендирования.
Целостному духовному существованию человека в рамках религиозных мировоззренческих парадигм препятствует его материальная телесность, а физическая смерть человека становится освобождением от «земных» страданий и обретением духовной жизни, не означая завершения бытия. Однако «в результате прогресса науки видение современным человеком мироздания и своего места в нем стало фрагментированным» [там же]. Современная постнеклассическая наука представляет собой процесс изучения изменчивости «сложных, открытых, нелинейных систем» относительно «встроенного» в них человека и самих себя, «важными характеристиками эволюции которых являются неопределенность, нестабильность, случайность и хаос» [61, с. 968]. Если человек, живший в эпохи классической и неклассической науки, существовал в рамках рационалистической парадигмы, то основной сущностной характеристикой бытия современного индивида можно считать неопределенность. Человек начинает существовать в мире «многообразных бытийных перспектив, находящихся в состоянии взаимодействия и коммуникации и не поддающихся к сведению к единому, всеобщему и фундаментальному основанию» [41, с. 13]. И современному децентрированному субъекту свойственно уже не трансцендировать, выходя за пределы наличного бытия в стремлении преодолеть страдание от обозначенных экзистенциалистами заброшенности и одиночества в мире, тотально несоответствующего его ожиданиям, а трансгрессировать, преодолевая возможные пределы. Описывая значение понимания страдания при поиске способов его решения в ситуации децентрации бытия С. Е. Уолкер отмечает, что «человек страдает, чувствуя себя распадающимся» [65].
Изречение Ф. Ницше «если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя» [34, с. 215] указывает на то, что трангрессирование для человека, не имеющего фундаментального основания «бытийных перспектив», означает погружение в хаос. «Современный человек при попытке выйти за пределы наличного бытия в стремлении обрести целостность, рискует не избавиться от страдания, испытывающего от осознания абсурдности собственного существования и одиночества, а усилить его в результате нарастающего хаоса. Данный процесс может детерминировать утрату смысла жизни (экзистенциальный кризис), самым неблагоприятным исходом которого может стать лишение человеком рассудка, то есть собственной сущности в результате защитной телесной реакции на сверхвозможные духовные страдания» [18, с. 177].
Поэтому вполне объяснимо стремление современного индивида «общества риска» к безопасному образу жизни по заданным культурой стереотипам в институционально структурированных «рамках» в пределах возможного и рутинному существованию без страдания от осознания несовершенства мира, избегая мыслей о собственной конечности. Возможный риск нарушения безопасности данного иллюзорного «благополучия» вызывает у современного индивида отмеченную Э. Гидденсом «экзистенциальную тревогу и ужас» [55]. В этой связи можно утверждать, что одним из трансцендентальных оснований сознания современного потенциального пациента как страдающего от угрозы потери благополучного существования индивида является страдание от страха в результате угрозы его «онтологической безопасности», то есть возникшее на бытийном, фундаментальном уровне.
Однако современный человек в достаточной степени просвещен и образован. Имея иллюзорный статус субъекта формирования собственного благополучия в рамках созданной современной системой здравоохранения моды на здоровый образ жизни, человек относительно критически оценивает угрожающие его здоровью факторы. То есть неоспоримо и наличие рационального трансцендентального основания сознания современного пациента – он способен рассудочно оценить как риски для своего здоровья, опираясь на собственный уровень образования, так и профессионализм врача и медицинского учреждения, в которое планирует обратиться, по имеющимся оценкам их деятельности в информационном пространстве.
