– Слава? – тонюсенькая паутинка потянулась из недавнего прошлого, – Слава… Слава… Чтоб меня отодрали… Неужели…
Паутинка постепенно превращалась в канат, по которому шальной мысли удалось вскарабкаться до самого верха, уткнувшись в потолок, где она замерла на мгновение, а затем рухнула вниз, распугивая монтировщиков сцены и прочих обитателей закулисья протяжным воплем:
– Слава – это не имя!
– Странный ты, – сказала Катя без капли удивления. – Ладно, повторю свои «бу-бу-бу». Если коротко, группа сегодня ночью летит в Австралию. Хочешь попасть на борт?
– Очень.
– Прекрасно. Пятнадцать часов – и ты в стране кенгуру.
– Пятнадцать? Как-то слишком быстро. Обычно же летают с пересадками, типа Южная Африка, потом какой-нибудь Сингапур, – он пытался вспомнить карту мира или, хотя бы, глобус. – Минимум часов тридцать набежит.
– В обход, окольными путями – это не для рокеров. Рокеры летают напрямик.
– Через Тихий океан?
– Ага, – кивнула Катя.
– Совсем спятили? Это же треть Экватора! Тысячи километров сплошной воды. Даже Боинг «три топора» вряд ли осилит такой перелет.
– Подумаешь, Боинг, – фыркнула девушка. – Кому он нужен, когда есть Ил-76? Особая модификация, которую используют для перевозки грузов в Антарктиду. Этой махине хватит топлива до архипелага Читер… Нет, вроде не Читер. Читер – это другое… А, Чатем. Там на самом крупном острове должна быть грунтовая полоса.
– Должна быть? – напрягся Лев. – То есть, это не точно?
– Не волнуйся, полоса обязательно будет. Все проверили заранее. Там и полоса, и дозаправка. Самолет полетит налегке, груза с гулькин нос – инструменты и команда. Концертную аппаратуру не повезем, в Сиднее комплект лучше. А сцена давно готова, еще с прошлого выступления.
Подозрения не рассеивались, наоборот, сгущались, подобно туману.
– И как же вам удалось зафрахтовать эту особую модификацию?
– Фанаты рок-музыки есть даже в ООН, – подмигнула Катя. – Не вникай, короче. Долетишь.
– Долетишь? – что-то в этом глаголе напрягало. – Долетишь… Погоди, а ты разве не с нами?
– Нет, у меня еще дела в Байресе. Тот чувак из ООН, который подогнал самолет, пригласил на ужин. Не могу же я отказаться. Но ты не переживай. Летчики понимают, что не дрова везут, а супер-группу. Так что все долетят, и ты тоже. В крайнем случае, разобьешься в самой приятной компании… Хотя, эти рокеры не настолько приятные, на самом деле. Все немножко того, – она покрутила пальцем у виска. – Параноики. Новых людей сторонятся, поэтому придется тебе посидеть в багажном отсеке.
– Но там же холодно, – Лев уже заранее вздрогнул. – Говорят, можно замерзнуть насмерть.
– Врут, небось, – усмехнулась Катя. – Ну, решай: ты летишь или остаешься?
Лев Мартынов путешествует – >> в Австралию
Точную дату и время определить невозможно
Где-то над Тихим океаном
Закрытая запись
Не то, чтобы врут. Привирают. Холодок не из приятных, но не лютый гренландский мороз – и на том спасибо. Да это и не типичный багажный поддон в брюхе самолета, тут все-таки особая модификация, поэтому вся хвостовая часть отдана под грузы. От пассажирского салона их отделяет перегородка с железной дверью, которая открывается только с той стороны, а здесь даже ручки нет. Это Лев сразу проверил, а потом сложил подобие вигвама из чемоданов, ящиков и чехлов с электрогитарами. Вроде надежный, не развалится.
В детстве похожие убежища строились из нескольких стульев, верблюжьего одеяла и пары подушек. Так легко было спрятаться от всех проблем, зажечь фонарик и читать книгу о детях капитана Гранта, или просто сидеть в темноте, вдыхая странный сладковатый запах пыли. Мечтая о путешествиях, дуэлях и погонях. Было такое, Левушка? А то! Представлялось, что ты – благородный идальго, преследуешь злодеев и спасаешь прекрасных девушек, которые тут же безнадежно влюбляются в своего избавителя. А реальность вывернула все эти мечты наизнанку. Ты проходимец, убегающий от закона, хотя это не самая большая беда. Ты еще и от любимой девушки ушел. По глупости ушел, в самый неподходящий момент. Бросил на больничной койке, не дождавшись улучшения. Поэтому она и не отвечает. Обиделась, наверное…
Так, стоп! Что за эгоистичные мысли? Думаешь, все вертится вокруг тебя? А вдруг Саша еще не совсем поправилась? Вдруг ей трудно говорить и буквы перед глазами расплываются? Может, она просто не в силах ответить…
Надо отправить еще сообщение.
Или не надо?
Нет, к черту сомнения! Отправить, обязательно, отправить. При первой же возможности. Господи, как же трудно без мобильника. И как раньше люди общались?!
Лев закрыл глаза, удерживая набежавшие слезы, и привалился головой к потертому гитарному чехлу.
Ладно, сообщение он отправит, рано или поздно. Но этого мало. Нужно вернуться.
Вот только куда? В Бразилию? Без вариантов. С каждым ударом его заполошного сердца самолет удаляется от Южной Америки примерно на четверть километра. Но даже если развернуть его прямо сейчас, вернуться в Буэнос-Айрес и каким-то чудом доковылять до Манауса – не факт, что Саша сидит там, на берегу, свесив ноги в Амазонку, и ждет, когда на горизонте появится красная рубаха. Ну, или когда пираньи сгрызут ее пятки…
Нужно вернуться в Москву. Через Австралию, раз уж так легла карта мира. Через месяц или год, если раньше не получится. А в Москве он непременно разыщет Александру. Пусть журналистка проводит половину жизни в командировках, но ведь есть еще и другая половина. Домашняя. Уютная. В плюшевой пижаме и вязаных тапочках. Он узнает адрес в редакции журнала, соврет что-нибудь, как обычно, это не трудно. Поднимется по лестнице на самый верхний этаж, к ее двери, запертой на сотню маленьких замочков – вроде тех, которые влюбленные парочки вешают на прутья мостов в Париже, Нью-Йорке, Буэнос-Айресе, он замечал их краем глаза, традиция-то везде одна. Лев достанет из-под половичка связку ключей и начнет открывать замочки по очереди. Клац! Клац! Клац!
Он открыл глаза.
Похоже, задремал. Приснится же такое…
Клацанье маленьких замочков все звучало в ушах. Лев осторожно выглянул из своего укрытия. Возле горы инструментов стоял музыкант легендарной рок-группы, он раскрывал гитарные чехлы, один за другим, и неодобрительно качал головой. Увидев Перелётного жениха, он не удивился, только смущенно пригладил всклокоченные волосы над фиолетовой банданой.
– Прости, если разбудил, мэн, – прошептал он. – Просто заскучал без музыки. Захотелось поиграть. А, вот и ты, старый друг!
Он достал акустическую гитару – потемневшую от времени, исцарапанную, с бурыми точками по всей деке, словно ее посыпали тростниковым сахаром, и с перламутровыми кружочками, наклеенными вокруг голосника. Сел на ящик. Скрюченные пальцы пробежали по струнам.
– Да, так гораздо лучше, – хмыкнул музыкант. – У меня больше трех тысяч гитар. Нужно хотя бы раз в год сыграть на каждой, а то они обижаются. Ты кто такой, мэн?
– Я, – Лев растерялся, вспомнив предупреждение о паранойе старых рокеров. – Э-эм… Я друг Кати.
– А! Катя – прекрасная девушка. Ты русский?
– Ага.
– Русские прекрасные люди, мэн, – морщинистые пальцы сыграли первые такты «Вальса цветов». – Чайковского знаешь?
– Ну, не то, чтобы лично, – пошутил Лев.
Музыкант не заметил иронии, он растворился в мелодии, порхал, как бабочка с цветка на цветок, потом беспечное насекомое подхватили крылья ветра, и это было улетно, а дальше зажужжал шмель, только раза в три медленнее, чем у Римского-Корсакова, наверное перебрал забродившего нектара на солнечной полянке.
Неожиданно музыка оборвалась.
– Ты был в Москве, мэн? – придирчиво спросил старый рокер.
– Я там живу вообще-то, – вздохнул Лев.
– Знаешь, мне понравилось в Москве. Город переполнен чудесами, – музыкант тряхнул седой гривой и стал наигрывать что-то свое. – Я вышел как-то ночью из гостиницы и просто шел по улице. Не знаю куда. Не знаю зачем. Рядом со мной брела лохматая черная псина. Сначала я думал, что она просто пробежит мимо, мэн. Остановился. Собака тоже остановилась. Пошел дальше и она пошла рядом. Я долго разговаривал с ней и к утру понял, что это – добрый дух.