Солнце уже давно поднялось.

— Сеилем, — принц тряс его, спящего, — Сеилем, вставай! Мы проспали. Нужно срочно возвращаться, не то все узнают…

Омниа зарылся в кучу одежды, ища свою. Полукровка приоткрыл один глаз, лениво потянулся.

— Тише, — Сеилем поднёс указательный палец к губам. — Ты сам хочешь вернуться?

Омниа скосил взгляд вниз, прислушиваясь к себе. Не то чтобы он хотел нарушать их уединение.

— Нет, — ответил херувим.

— Тогда я найду нам поесть. Мэл передаст, что с нами всё хорошо, — Сеилем поцеловал его в висок, оделся и спустился вниз.

Они позавтракали. К обеду Сеилем запёк плоды хлебного дерева в земляной печи, что соорудил сам. Днём влюблённые купались в голубых ваннах. И лежали потом на прогретых солнцем камнях, узнавая, что больше нравится им обоим. Что если я сделаю так? А вот так? Ночью снова засыпали под гроздьями цветов. Они были словно единственные люди в этом мире: всё вокруг принадлежало им, не существовало никого, кроме них.

Неделя прошла как один день.

— Когда Акке впервые меня увидела, что лие тебе сказала? — спросил Омниа, сидя на краю ванны и болтая в воде ногами.

Сеилем подплыл к нему, вынырнул прямо у его колен и положил мокрые руки принцу на бёдра.

— «Хороший».

Он придвинулся ещё ближе, дыша Омниа куда-то в живот.

— И ты тоже так думаешь?

— Нет, — промурлыкал Сеилем, и поцеловал принца в ребро, затем в тазовую косточку…

— А что тогда?

Омниа закусил губу. Его возлюбленный обожал медлить с ответом, пока ты не начнёшь допытываться и просить. Принц запрокинул голову от удовольствия.

Рой точек надвигался на них с неба. Омниа встрепенулся: может, это пчёлы или саранча. Точки приблизились раньше, чем юноши успели что-то сделать. Вблизи это оказались бабочки. Они совсем их не боялись и летали прямо над водой. Сеилем крутил головой по сторонам, наблюдая за мельтешением синих крылышек.

— Это знак, — сказал он.

— Какой?

— Не помню…

Бабочки по одной находили себе место на берегу: одних устраивали камни, других — Омниа и Сеилем. Они посели у них на волосах, на плечах, на груди… Юноши смотрели друг на друга, улыбаясь до боли в щеках.

Земля мелко задрожала. Бабочки взлетели все разом. Омниа зажмурился, чувствуя, как их крылья бьют его по носу. Вода лизнула колени принца. Всё стихло.

— Что это? — спросил херувим.

— О чём ты?

Это был их последний день в Раю.

***

Когда они вернулись домой, в Сиитле было необычайно шумно. Омниа не придал этому значения. А следовало бы. Они пересеклись с моряком, несущим мешок кокосов. Команда корабля почти никогда не появлялась в городе. Но даже тогда Омниа находил отговорки.

Всё стало ясно, когда они вышли к «Дому, в котором». Площадь перед ним уставили ящиками, мешками, бочками с провизией. Отдельным островом стояли цветы, саженцы и мешочки семян. Матросы уносили их с разрешения Лариши: она командовала этим балаганом, размахивая руками.

— Что происходит? — спросил Сеилем, подбежав к ней. — Мы уезжаем?

— Юноша, вы очень сообразительны, — ответила Лариша.

— Но почему? Разве не лучше переждать зиму? В океане штормы.

— У нас нет на это времени.

— Но мы ещё не закончили с воспоминаниями…

— «Закончим в пути» — Хеяра появилась в арке Дома.

Она надела своё белое платье целительницы, поверх него руки были сцеплены в замок. Сеилем повернулся к ней, сверкнул глазами по сторонам, ища хоть кого-то, кто согласится с ним. Не найдя, он весь ощерился, как пантера в клетке.

— Вы не можете просто взять и увезти нас отсюда.

— «Нет. Но если мы останемся — весной Мэл будет некуда возвращаться. Мир рушится» — Хеяра прошла мимо, длинное платье скрывало её шаги, — «Ты же вроде хотел в Теос».

— Откуда ты-

Он не закончил. Резко обернулся на Омниа, что стоял позади. На его глазах прекрасное лицо Сеилема исказилось, он закрыл его руками и опустился на колени.

***

Они сбежали в тоннель за статуей Аамо. Омниа сидел, чтобы Сеилем мог положить голову ему на ноги, а принц — распутывать его непослушные локоны. Мэл привалилась к Омниа с другого бока, положила голову ему на плечо. От неё пахло всеми орхидеями разом. Это была лишь отсрочка. Часы, украденные у неизбежного.

Мэл хотела спасти свой дом от бедствий. Сеилем пойдёт за ней. А Омниа — за ними двоими.

Озеро затянул туман, и они не заметили, как из него появился Ёнико. Омниа подался вперёд.

— Сеилем, вставай! — херувим приподнял его голову. — Там твой отец…

— Да? — полукровка перевернулся на живот, чтобы видеть Ёнико. — Привет, пап.

«Что ты творишь?!» — успел подумать Омниа, пока Ёнико не отсалютовал им. Принц следил за джиё немигающим взглядом, ожидая подвоха. Какой отец обрадуется тому, что его сыну нравится чей-то сын?

— Вы не удивлены? — спросил Омниа.

Ёнико улыбнулся и сел напротив троицы.

— Проживёшь с ним подольше — устанешь удивляться. Всё же он родился особенным.

Единственный в мире сын человека и русалки. Омниа положил руку на плечи возлюбленного. Тот чмокнул его в коленку и устроился поудобнее, лицом к отцу.

— Я рад за вас, — сказал Ёнико. — Ваша любовь будет гораздо полнее, чем моя с Аамо.

— Разве ты не любил лие? — Сеилем приподнялся. — Русалки подносят ей цветы, чтобы их чувства были такими же сильными, как у вас.

— Русалки подносят ей цветы, потому что наша любовь превратилась в культ, — сказал Ёнико резче, чем следовало. Он стушевался, — а это случилось, потому что Аамо умерла.

Сеилем застыл, и только его живот вздымался и опадал.

— Ты отправишься со мной? — спросил полукровка.

— Да, — Ёнико взглянул на статую. — Сиитла дорога мне, но ты куда дороже. Я думаю, Аамо тоже этого хотела бы. — Он опустил взгляд на носки своей обуви, и Омниа показалось, что джиё прячет подступающие слёзы. — Нужно двигаться вперёд.

***

— Не поломайте листья. Ох! Осторожнее, — Мэл следила, как растения загружают в трюм.

Матросы ходили туда-сюда по палубе, и то и дело приходилось уворачиваться от чужих локтей. Это были последние приготовления, они покинут Киетле сегодня.

— Что это? — разгневанный капитан вышел из каюты.

Он держал в руке раковину, в которой рос полосатый «паук» — небольшой, но раскидистый.

— Цветочек, — пискнула Мэл. — Не сердитесь, он освежает воздух, а у вас в каюте как раз душно и освещённость подходящая.

Капитан закатил глаза и скрылся за массивной дверью каюты.

Казалось, они прибыли только недавно, хотя прошло около двух месяцев. Мэл провела бы здесь еще столько же. Она вздохнула, обводя взглядом лес, который так пугал её раньше. Русалки в земной форме стояли на берегу и ни в какую не отпускали Сеилема. Они буквально хватали его за руки, обнимали поперёк тела и ныли, музыкально, но надоедливо:

— Как же мы без тебя-я-я…

— Кто же теперь будет играть нам на лире-е…

— Мы не найдём никого, похожего на Сеилема-а…

Он выпутывался из их рук, успокаивал, но эта пёстрая толпа двигалась за ним. «Не хватало только, чтобы они пошли на корабль» — подумала Мэл. Омниа тоже этого не одобрял: он подошёл к самому борту и смотрел, скрестив руки. Когда Сеилем приблизился к Акке, русалки сами отступили от него.

Лие сжимала обеими руками гирлянду из цветов. Сеилем подошёл к ней. Акке ничего не говорила, но её губы дрожали, а в глазах собирались слёзы. Лие накинула на него гирлянду: цветы были помяты там, где русалка её держала. Акке притянула лицо Сеилема к себе, соприкоснулась с ним лбами.

— Прости… Я не поеду за океан. Не могу видеть, как ты постареешь и умрёшь.

— Всё хорошо, лерре. Я понимаю.

— Восемнадцать лет с тобой — самые лучшие в моей вечной жизни.

Он обнял Акке, пропустил сквозь пальцы её тонкие косички с бусинами. Лие сама отстранилась от него, и было видно, что это стоило ей усилий. Русалка отвернулась. Ёнико положил ей ладонь на плечо, но Акке не обернулась.