— И ты считаешь, они будут мириться с тем, что мы держим в плену их сестёр?

По правде говоря, Лиен сама не хотела с этим мириться. Но результат был налицо — смертность матерей и младенцев уменьшилась с тех пор, как тут появились маги жизни. И король Рюдзин не станет искать обходные пути ради свободы горстки целительниц. Но каким бы грозным правителем он ни был — Лиен его единственный ребёнок и правая рука в мирских делах. Он её выслушает.

— Но мы не можем воевать по всем фронтам! Наши силы иссякнут, и соседи раздерут королевство на клочки. — Лиен остановилась, поняв, что чуть не повысила на отца голос. — Хорошо. Тогда остаются херувимы.

Отец засмеялся. Казалось, он сотрясает гору. Король ухватился за края подлокотников и подался вперед.

— Эти сойки?! Херувимы, которые упархивают на свои острова при первой опасности? Да ни в жизни! — он снова развалился на троне.

Лиен наконец-то стало жарко: разгонялась её кровь. Король не любил, когда ему указывают на ошибки. Именно это Лиен и собиралась сделать.

— Как ты не понимаешь: терпение всех не бесконечно, — она отчеканила каждое слово. — Если не остановишь реки крови — расплата придёт, снаружи или изнутри.

Отец сделался мрачнее тучи, желваки ходили по его лицу, а пальцы впились в подлокотники.

— Не указывай королю! — голос фаворитки был звонкий до противного. — Лучше займись чем-нибудь полезным, — она гаденько улыбнулась, — например, отмой своё лицо.

А-Лиен и правда не могла похвастаться белоснежной кожей. Всему виной половина бедуинской крови. Но каждый раз сердце тяжелело, а стопы прирастали к полу: отец никогда не считал нужным защитить её от нападок. Она зарядила острый язычок самым ласковым тоном:

— Обязательно последую Вашему совету, если тоже захочу стать кому-нибудь грелкой.

Любовница шагнула назад, наткнулась на поручень трона королевы и присела.

— Ты всё равно ей станешь.

Лиен пропустила её слова мимо ушей. Фаворитка была что шавка за забором: тявкать тявкает, но сама сидит на цепи. Рюдзин повернулся к любовнице и оглядел её сверху-вниз, задержав взгляд на поручне трона, где та сидела.

— Ты королева?

Она приоткрыла напомаженный рот и залепетала что-то в оправдание, не забыв пониже склонить голову. Король остался холоден, что горные пики.

— Я спрашиваю: ты королева? — повторил он громче.

Женщина, не поднимая головы, заморгала.

— Нет, Ваше Высочество.

Фаворитка поднялась с трона, спрятала ладони в широкие рукава, поклонилась и, пристыженная, ушла. Она не могла соревноваться даже с тенью королевы. Лиен смотрела ей вслед с торжеством: ни одна не была достойна места её матери.

Оставшись вдвоём, оба неловко молчали: они так редко могли говорить наедине, что отвыкли.

— У нас есть ещё один путь, — Лиен подошла ближе. — Мы можем обучать магии девочек.

Отец поднял на неё черные глаза, под которыми залегли глубокие тени. В этой глубине плескалась безнадёжность.

— Должны смениться короли. Пройти десятки зим. Тысячи воинов — умереть, и тысячи новых — родиться и вырасти, прежде чем это станет возможно.

Лиен отвела взгляд, уставилась на тёмно-зелёную плитку: «На что я надеялась?». Она глубоко поклонилась и вышла.

Голова кружилась от спёртого воздуха, и принцесса поспешила прочь из сердца горы. По дороге встречались подданные и низко кланялись, но не ей, а её титулу. В их глазах не отражалось ничего.

Рюдзина боялись, когда-то — уважали. По молодости он был свиреп: приняв власть в разгар войны, молодой король завершил её победой и присоединил новые земли — и своеволен, потому что взял в жёны пленную бедуинку. Королеву Эми же боготворили. Сама доброта, она не чуралась простого народа и даже лично лечила больных. А-Лиен была ещё крохой, когда попала с ней к целительницам.

Это было шумное место: в одной комнате кричала роженица, в другой — плакали дети, где-то вправляли кости, кто-то мурлыкал колыбельную младенцу, туда-сюда сновали бедуинки. Только надзиратели замерли по периметру. В центре всего этого металась девушка. Её лицо было красным от слёз, пучок съехал набок, а на юбке остались два пятна от того, сколько раз она падала на колени. Она бегала от одной целительницы к другой, умоляя. Но все отказывали.

Увидев королеву, девушка бросилась ей в ноги.

— Встань, дорогая.

Королева протянула ей руку. Девушка подняла на неё заплаканное лицо: она была ещё почти ребёнком.

— Что случилось?

— Меня обручили… — она подавила всхлип, — с тем, кто надо мной надругался.

Только после этого Лиен узнала разноцветный наряд. То было свадебное платье.

У её семьи действительно не было иного выбора: обесчещенную девушку здесь не выдать замуж, а насильника можно заставить взять её в жены под гнётом вины. Если он был состоятельным человеком — иные могли видеть в таком браке даже выгоду. Но как же они ошибались.

Казалось, у девочки закончились слёзы: она сдавленно вдыхала, закашливалась, иногда вытирая сопли расшитым рукавом. Ей предстояло жить бок о бок с тем, кого она ненавидит. Проживать тот ужас, что он с ней сделал, снова и снова.

— Обними меня, — это был приказ.

Прижав девушку к груди, королева шепнула ей на ухо:

— Ты хочешь избавиться от ребёнка?

Девушка поудобнее повернула голову и ответила:

— Нет, Ваше Высочество. Я хочу никогда не иметь детей.

Королева погладила её по спине. Такое желание для джиё каралось смертью. Целительниц за помощь не убивали — они бы и рады умереть — но морили голодом и не давали спать.

— Ты уверена? Никогда не знаешь, как изменится жизнь…

Девочка еле заметно кивнула. Королева спрятала ладонь в слоях свадебного наряда. Джиё положила голову ей на плечо и прикрыла глаза. Одним кошмаром стало меньше.

Неудивительно, что все надеялись на принцессу-мага жизни. Но даже здесь отцовская природа взяла верх. Лиен пыталась навещать больных, но видела в их взглядах лишь то, чем не могла стать. «Если бы только знать, как связать Источник с другим центром», — часто думала она, неспособная заснуть от мыслей, — «все наши проблемы были бы решены».

В том, что способ есть, она не сомневалась.

Лиен помнила свой плач и злость, что не помещалась в теле, так же хорошо, как кружащиеся камешки на ладони мамы. Младенцем она внимательно наблюдала, как один голыш сменяется другим, и так до бесконечности. Это был крайний способ её успокоить. Жаль, мать ничего не рассказала, прежде чем исчезнуть.

Тогда она решила, что всё ей снится: и мама в меховом плаще, и отсветы огня на её белой коже, и мягкие рыжие кудри. Королева обняла её на прощание и поцеловала в лоб, а Лиен заснула, как ни в чём не бывало. Лучше бы это был сон. Реальность стала так страшна, что народ вспомнил имя Демиурга — сильнейшего из воинов, что придёт на помощь, когда джиё будут нуждаться в нём больше всего.

Лиен вдохнула полные лёгкие морозного воздуха. Считалось, что хорошие девушки потому и белолицы, что днями заняты домашними делами и не прохлаждаются на солнце. Но Лиен себя к ним не относила. Принцесса зябко поёжилась и посмотрела вниз.

К склонам, как горные козы, лепились каменные домики с загнутыми скатами крыш. На них ещё кое-где лежал снег. От талых улиц к горе тянулась отвесная дорога. Идущего по ней от свободного падения отделяли лишь копья, усаженные полусгнившими головами. Говорили, что в первые годы правления Рюдзина весь спуск был унизан мертвецами, а копья меняли, когда головы ещё не успевали завонять. «Это место и так не благоухает», — Лиен подозвала привратника и велела убрать разлагающиеся останки.

По отвесному серпантину поднималась группа воинов. Они сбивались с темпа, иногда выкрикивая что-то, красные кисточки наверху шлемов трепетали от ветра. Лиен наблюдала за ними, скрестив руки. Когда воины подошли ближе, она разглядела за их широкими спинами бедуинку.

Женщину связали по рукам и тащили за собой, дергая веревку. Открытым оставалось только лицо с рассечённой бровью, но её одежду продувало насквозь. Бедуинка тряслась от холода и затравленно смотрела по сторонам, ища смерти. Они поднялись наверх. Перед ними высились ворота, из-за которых не сбежать.