Перебирая ящик с инструментами, я ошарашенно думал: «Что за странная девушка? У неё не просто дрель – у неё хороший профессиональный перфоратор, дюбеля на любой вкус и отвёртки всех мастей. Может, она ещё и бетономешалку в подвале хранит?»

Закончив работать, я сидел за столом и с удовольствием ел обещанный борщ. Коты оказались на редкость общительными, быстро привыкли и уже тёрлись о штаны. Нахваливая и причмокивая, я старательно пялился в тарелку, чтобы Юля не заметила, как я украдкой кидаю жадные взгляды на её длиннющие голые ноги. На Юле было до неприличия короткое платье, и словно специально ей каждые пять минут требовалось что-нибудь на верхних полках кухонного шкафа. Она выходила из-за стола, становилась на цыпочки и тянулась вверх за очередным блюдцем. Платье при этом задиралось так, что у меня мутилось в голове и отнимался язык.

Поев, я вышел в прихожую. В полумраке коридора Юля, прильнув спиной к двери, пристально посмотрела мне в глаза. Я молча подошёл, обнял её за талию, привлёк к себе и осторожно поцеловал, пробуя, смакуя, запоминая. Нежно-нежно, словно боясь спугнуть бабочку с цветка. Юля прикрыла глаза, придвинулась ближе и с какой-то, мне показалось, механической готовностью вытянула вперёд губы. Я крепче притянул её к себе, ладонь непристойно переползла с талии чуть ниже, мы начали целоваться. И тут вдруг я почувствовал: что-то не так. Юля целовалась старательно, но руки её безвольно висели вдоль тела. Никакой неги, никакого вожделения, никакого тепла. Никогда раньше я не попадал в подобную ситуацию: если отношения доходили до романтического вечера вдвоём и до поцелуев, то девушки всегда так или иначе проявляли искренность, желание, страсть. По-разному, невербально, неосознанно, но это всегда чувствовалось: лёгкие прикосновения, взаимные объятия, изменившийся тембр голоса, еле слышное постанывание, взмах ресниц, сладкий шёпот, потрепать по чёлке, провести пальчиком по губам, по шее, выгнуть спинку, запрокинуть голову, томящий взгляд исподлобья… Юля же была словно робот. Вроде бы технически всё правильно, но я совершенно ничего не чувствовал с её стороны: полное эмоциональное радиомолчание. «Блин, я ей не понравился! – лихорадочно мелькнуло в голове. – Не хочет меня обидеть, терпеливо доигрывает партию, а сама ждёт не дождётся, когда всё это закончится». Я решил не мучить Юлю. Убрав руки и облизнув губы, я сделал шаг назад. Знаю, такое бывает: человек может просто не понравиться интуитивно, на уровне феромонов. Что ж, теперь остаётся лишь уйти.

– Ну ладно, мне пора.

Лицо Юли не выражало ничего.

– Пора? Ну… Хорошо.

– Тогда пока?

– Пока. Позвонишь?

– Конечно.

***

Через пару дней снова прогулка. Правда, сейчас после поцелуев у меня дома что-то мы как друзья встретились. Прохладненько. Я другого ожидала, если честно. Ну да ладно, может, он скромный такой.

Я решила разогреть его, используя проверенные уже приёмы. Пригласила домой повесить люстру. Ну должен же случиться какой-то прогресс в отношениях.

– Я никогда не вешал люстры, но готов научиться.

Отличный подход к трудностям. Если бы он начал отказываться, образ героя померк бы. А тут не умеет, но готов пробовать. Я свято верила, что мужчины могут научиться делать в доме всё – таким я видела моего дядю и считала, что это заводская настройка в мужчинах. Предыдущие отношения меня в этом не разубедили, так как либо были непродолжительны, либо проходили не на моей территории, и меня мало касалось, делает он там что-то или нет.

Люстра, кстати сказать, была выстраданной. Я сделала ремонт в спальне и купила новую кованую кровать уже больше года назад, превратив это место в оазис для девочек в прованском стиле. Что было нетипично для меня в принципе, но самое то для меня того времени. Я старалась быть девочкой изо всех сил. Из моего гардероба исчезли все брюки и джинсы и появились платья в пол. И не в пол тоже. Всего у меня было сто платьев, и я этим очень гордилась. Собрать такой гардероб было не сложно, если учесть, что я не менялась в размере с 18 лет и многие вещи сохранились с того времени. Ну, конечно, и покупательная способность у меня хорошая. Я умудрялась сбегать на почту за час – 15 минут туда, 15 обратно, 30 минут в очереди – и прийти на работу с новым платьем.

Поэтому меня тем более удивлял тот факт, что я никак не могла подобрать люстру в спальню. Долго искать было лень, а вот быстро она не находилась. И вот недавно произошло чудо. К моим розочкам на стенах и кровати нашлась подружка с керамическими плафонами, лентами, естественно, розами и кованым, как и моя кровать, основанием.

В день Х он пришёл. Повесил люстру. И ушёл. Абсолютно холодно, как-то по-соседски. Я такого никак не ожидала. Что-то подсказывало мне, что клиент пролетает мимо.

Потом я ещё несколько дней отправляла ему милые селфи в романтических платьях, вся такая барышня, но в итоге не выдержала. Не выдержала и спросила в лоб.

Когда-то он рассказывал мне, что у него был случай. Один из его знакомых предложил ему переехать в Москву, что, мол, там работы больше, чем в небольшом городке, где он жил. А у знакомого был свой интерес – он попросил пожить с его родственником-инвалидом. Егор согласился, но оказалось, это был не единственный интерес. У знакомого ещё была дочь. Она приезжала навещать больного родственника вся нарядная, звала прогуляться, его приглашали на обеды и ужины и называли «зятёк». Он думал, это они шутят так. С девочкой у него ничего не было, так как, по его словам, он к ней, при всём желании, ничего не испытывал. Но продолжал общаться, ходить в гости. Пока папаня не спросил, какие у него планы. Когда семейство узнало, что их золотко зятьку на фиг не сдалось, дяде-инвалиду резко перестала быть нужна помощь Егора, и его сразу попросили с квартиры с чемоданом прямо на улицу. Но это уже другая история.

В общем, я чувствовала себя, как та девочка. И не нашла ничего другого, как спросить: неужели он вообще ни капельки меня не хочет? Спрашивая, я понимала, что совсем потеряла всякий стыд. Где это видано, чтоб женщина спрашивала мужчину: «Слушай, ты меня совсем не хочешь или мне показалось?» Но с другой стороны, занятия с психоаналитиком делали своё дело, и тратить время на иллюзию отношений я уже была не готова.

Его ответ поверг меня в шок:

– Что ты? Как это – не хочу? Просто ты очень холодно ведёшь себя, никак не показываешь, что хотела бы… Ну, я и подумал, что тебе хочется просто дружить, общаться.

– В смысле дружить? Мне 34 года, ты что, считаешь, что мне поболтать, погулять не с кем? Для дружбы у меня есть многочисленные подружки.

– Ого, ну надо же. Я и подумать не мог.

– Но мы же уже целовались! Разве это не знак, что я не против отношений другого характера?

– Не, ну, ты же как-то бесцветно, холодно совсем…

– А я что, должна была накинуться на мужика, с которым неделю встречаюсь? Я в принципе не накидываюсь, предоставляю эту возможность тому, у кого есть такое право по гендерному признаку.

– Да уж… Неудобно как-то получилось.

Я и радовалась, и расстраивалась. С одной стороны, он подтвердил, что хочет, и вроде это смягчило глупость моего положения. Но с другой стороны, видимо, это правда. Я действительно веду себя как-то не так, как другие женщины. И чуть не стала жертвой этого, как героиня Джейн Остин, та старшая сестра, в которую влюбился богатенький мужчина, но уехал от неё, ибо она не имеет к нему чувств и серьёзных намерений.

Я, быть может, и не расценивала это как глобальную проблему. Если бы во время работы с психоаналитиком не докопалась до её причин. И я уже знала, что мои отношения с мальчиками и в школе, и в универе были такими странными и редкими не только потому, что у меня большой нос и культяпистая внешность. Я красилась, наряжалась, но всем своим поведением давала понять, что рассчитывать не на что. Парочка моих особо добрых одноклассниц высказались, что, может, я лесбиянка? Что ж, я была коротко стриженная, высокая, широкоплечая, очень худая, но при этом жилистая и подкачанная. Ходила в тренажёрный зал три раза в неделю и один раз в неделю на фитнес в модельной школе. Мой тренер завлекал меня в команду по пауэрлифтингу, но я держалась, так как внутри я всё-таки считала, что жим штанги – это не то, что привлекает мужчин. Снаружи я была, видимо, асексуальна настолько, что непонятно было, к какому полу я принадлежу, и большинство предпочитали не связываться.