Победа при Суомуссалми стала мощным стимулом для боевого духа финских войск на других участках фронта. Полковник Ялмар Сииласвуо, который командовал оборонявшимися финнами, был произведен в генерал-майоры и отправлен на сто километров южнее преследовать другую, 54-ю советскую дивизию, зажатую в лесах при Кухмо. После войны он написал о защитниках Суомуссалми: «Они показали народу полный трудностей, но единственный путь к славе».
Возвратившись в Берлин, Гитлер получил письмо, отправленное 28 декабря из Берлина Фрицем Тиссеном – промышленником, который рьяно поддерживал его в 1932–1935 гг. В 1937 г. Тиссен протестовал против преследования в Германии христианства, а в 1938 г. – против преследования евреев. Он писал: «Теперь Вы нашли компромисс с коммунизмом. Ваш министр пропаганды даже осмеливается заявлять, что честные немцы, голосовавшие за Вас, как за противника коммунизма, по сути идентичны кровавым революционерам, ввергнувшим Россию в пучину страданий»[9].
Гитлер не намеревался разрывать пакт со Сталиным, по крайней мере пока ему не удастся поставить Британию на колени. Не собирался он и смягчать свое отношение к евреям. «Еврейско-капиталистический мир, – заявил он 30 декабря в новогоднем послании немецкому народу, – не переживет XX в.». Для евреев в оккупированной Германией Польше это было не пустое пророчество. В первую неделю января 1940 г. в одной только Варшаве от голода каждый день умирало семьдесят евреев. 2 января, пытаясь скрыть размах смертей, генерал-губернаторство запретило публикацию некрологов.
По всему генерал-губернаторству был установлен строгий комендантский час. В Варшаве евреи должны были быть дома к восьми часам вечера. Те, кто пренебрегал этим приказом, даже если у них был специальный пропуск, могли быть расстреляны. Начало января принесло полякам еще одну трагедию масштаба ваверских расстрелов середины декабря. На одну из варшавских станций прибыли запечатанные вагоны для перевозки скота. За 13 дней до этого в них поместили 2000 польских военнопленных, высланных из Восточной Пруссии. Когда вагоны вскрыли, обнаружилось, что 211 солдат замерзли насмерть. Выжившие были изнурены; еще несколько человек умерло через несколько часов после прибытия. Другие из-за тринадцатидневной пытки сошли с ума. На той же неделе, 7 января 1940 г., на станции Плашов неподалеку от Кракова в вагоне, везшем поляков, изгнанных из присоединенной к Германии провинции Вартеланд, были обнаружены 28 трупов. На станции Дебица, в 120 километрах к востоку, в одном только скотовозе нашли 30 замерзших насмерть детей.
Война Гитлера должна была распространиться с востока на запад и включала планы вторжения в Британию. Для начала операции «Гельб» ждали только явного периода хорошей погоды. Приготовления к разгрому Британии осуществлялись безостановочно. 3 января 1940 г. немецкая морская разведка получила сообщение от одного из своих агентов в США. Мария Кёдель сигнализировала об американских военных поставках в Британию и передала названия и время отплытия кораблей, которые загружались в бруклинском доке Гамильтон. Марии Кёдель даже удалось склонить к сотрудничеству британского моряка, который дезертировал с корабля, Дункана Скотт-Форда; позднее его раскрыли, поймали, вернули в Британию, допросили и повесили. Информация, которую он выдал, как и данные Марии Кёдель, увеличила осведомленность немцев относительно британских торговых операций. В значительной мере информацию немцы получали даже не от шпионов, а из внимательного чтения обычной американской прессы.
Вдоль норвежского побережья немецкие торговые суда пренебрегали нейтралитетом Норвегии и перевозили шведскую железную руду из конечного пункта железной дороги в Нарвике в порты Германии на Северном море. 6 января 1940 г. британский военный министр лорд Галифакс предупредил норвежское правительство о намерении Соединенного Королевства разместить в водах Норвегии мины, чтобы вынудить немецкие корабли выходить в открытое море, где их можно будет атаковать. Предупреждение сделали, но мины так и не заложили, и немецкие корабли с рудой продолжали двигаться без помех. Через два дня британское правительство, не знающее, сколь долго еще будет действовать его «линия жизни» через Атлантику, расширило карточную систему, до той поры включавшую только потребление мяса, масла и сахара. Однако Британию пронизывало чувство уверенности или, по крайней мере, безопасности. 8 января 1940 г. в свои дома в Лондоне вернулись 316 192 ребенка – почти половина эвакуированных в сельскую местность в начале войны.
Одним из тех, кто действительно боялся нападения Германии на Великобританию, был итальянский диктатор Бенито Муссолини. 8 января итальянский посол в Берлине передал Гитлеру письмо Муссолини, в котором дуче спрашивал, действительно ли стоило «рисковать всем, включая режим, и жертвовать цветом поколений немцев, чтобы ускорить падение плода, который и так с неизбежностью упадет и будет подобран нами, представителями новых сил Европы». «Крупные демократии, – добавлял Муссолини, – несут внутри самих себя семена своего упадка».
Гитлер не ответил. Муссолини больше не протестовал. Через два дня, во второй половине дня 10 января 1940 г., на встрече с генералитетом Гитлер назначил на 17 января начало атаки на Западе. Ковровая бомбардировка французских аэродромов должна была начаться 14 января. Два миллиона немецких солдат заняли позиции вдоль границ Нидерландов, Бельгии, Люксембурга и Франции. Обещали от двух до десяти дней ясной погоды. Можно было проводить операцию «Гельб», но на следующий день Гитлеру доложили о возможной задержке: легкий самолет люфтваффе пересек бельгийскую границу и разбился при посадке у бельгийского города Мехелен-на-Мёзе. В портфеле у одного из его пассажиров, майора Гельмута Рейнбергера, лежал оперативный план воздушного нападения на Бельгию. Бельгийские солдаты схватили его, когда он сжигал планы. «Из-за таких вещей можно проиграть войну!» – в сердцах вскричал Гитлер, узнав о крушении самолета. Однако тем же вечером он подтвердил, что вторжение на Западе должно было начаться, как планировалось, 17 января.
Непосредственным результатом падения самолета майора Рейнбергера стал приказ, изданный Гитлером 11 января 1940 г., который гласил, что «никому – ни ведомству, ни офицеру – не разрешается знать о секретных вопросах больше, чем совершенно необходимо для служебных целей». Не прокол службы безопасности, а вероятность тумана заставила 13 января Гитлера отложить наступление на три дня, назначив его на 20 января. Тем же вечером в Берлине стало очевидно, что армии Нидерландов и Бельгии начали мобилизацию войск на границах. Тем же вечером 13 января полковник Ганс Остер, заместитель главы немецкой службы разведки, рассказал детали неизбежного нападения заместителю военного атташе Нидерландов в Берлине майору Сасу, который, в свою очередь, передал их своему бельгийскому коллеге полковнику Гётальсу; тот отправил их закодированным сообщением в Брюссель. Так как немецкая разведка знала бельгийский код, утром 14 января об этом сообщении должны были узнать в Берлине. И все же, по-видимому, скорее ухудшение погоды, нежели страх встретить сопротивление подготовленного противника вынудил Гитлера вновь отложить наступление днем 16 января, прямо перед началом запланированных бомбардировок. «Если мы не сможем рассчитывать по крайней мере на восемь дней хорошей и ясной погоды, – информировал Гитлер свой штаб, – то отложим его до весны».
Война на Западе вновь была отсрочена; в Финляндии советские стратеги, надеясь начать эффективный военный удар позднее в тот же месяц, применили новый метод – тяжелые бомбардировки дорожных и железнодорожных узлов, армейских складов и доков. Только 14 января бомбардировке подверглись 35 различных городов и деревень. Теперь до финнов стала в значительных количествах доходить помощь Запада, обещанная в первых числах декабря. Начали прибывать и добровольцы. Несмотря на энергичный протест СССР, 13 января шведское правительство согласилось по запросу Великобритании предоставить волонтерам проход через Швецию, если они будут передвигаться без оружия, униформы и не будут состоять на действительной службе в армиях союзников.
