Тем временем военно-морской флот Германии продолжал сеять разрушения у восточных берегов Британии, сбрасывая магнитные мины с аэропланов. Эти мины топили торговые суда без разбора. Среди пяти судов, затонувших 19 ноября, было два английских, французский, шведский и итальянский корабли. 20 ноября минный тральщик «Мастиф» сам взорвался на магнитной мине во время ее установки. 22 ноября фортуна улыбнулась Британии: магнитная мина, брошенная с воздуха, упала в прибрежной полосе близ Шоберинесс и нетронутой увязла в иле. Когда следующей ночью ее достали и разобрали, секрет ее был раскрыт. 23 ноября адмиралтейство начало поиски противоядия.

Гитлер ничего не знал о том, что британцы заполучили магнитную мину. В тот же день, 23 ноября, он говорил генералам о грядущем нападении на Бельгию, Голландию и Францию. В Британию, однако, вторгаться не следовало, так как ее «можно будет поставить на колени при помощи подводных лодок и мин».

Гитлер уверенно заявлял о том, что победа на западе неминуема, если незамедлительно воспользоваться выпавшим шансом. «Впервые в истории мы должны сражаться только на одном фронте. Второй в настоящее время свободен. Но никто не может сказать насколько». Его жизнь, продолжал Гитлер, не имела значения: «Я привел немецкий народ к великим достижениям, пусть даже сейчас мы и стали объектом ненависти в мире». Он решил прожить свою жизнь так, чтобы, если ему придется погибнуть, он мог сделать это «без стыда». «В этой борьбе я буду стоять или упаду, – добавил он. – Я не переживу поражения моего народа».

Это были суровые слова. «Фюрер говорил очень прямо, – записал Роммель на следующий день. – Но кажется, это и необходимо, ибо чем больше я говорю с товарищами, тем меньше я нахожу в их сердцах убежденность в том, что они делают».

На море уверенность Гитлера внешне соответствовала действительности. 24 ноября, на следующий день после его речи перед генералами, немецкий линейный крейсер «Шарнхорст» после четырнадцатиминутной бомбардировки потопил британский вспомогательный крейсер «Равалпинди». В целом утонули 270 британских офицеров и матросов, выжили только тридцать восемь, двадцать семь из которых подобрали немцы.

28 ноября в ответ на минирование британских прибрежных вод правительство Великобритании начало морскую блокаду всего немецкого экспорта в Северном море. На следующий день Гитлер издал новую военную директиву № 9, которая начиналась словами: «В нашей борьбе против западных держав Англия показала себя вдохновителем неприятельского боевого духа и ведущей враждебной державой. Поражение Англии имеет первостепенное значение для окончательной победы». «Самое эффективное» средство достижения такого поражения состояло в том, чтобы «парализовать английскую экономику в ее наиболее значимых пунктах». Когда вермахт разгромит англо-французские армии и будет «удерживать сектор побережья» напротив Англии, основной задачей германских флота и ВВС станет «перенос войны» на английскую промышленность. Это предполагалось сделать путем морской блокады, минирования морей и воздушных бомбардировок индустриальных центров и портов.

Минирование у британских берегов и так производилось в значительных масштабах. Теперь увеличилось число разведывательных полетов германских самолетов над Британией. В Лондоне военный кабинет спросил главное ведомство, ответственное за установление намерений Германии, – Объединенный разведывательный комитет, – что означает вся эта деятельность. 30 ноября комитет ответил, что о ее целях можно лишь догадываться.

Утром 30 ноября 1939 г. Красная армия начала массивное наступление на советско-финской границе. Тем, кто воевал в Западной Европе уже почти три месяца, было очевидно, что Финляндия скоро сдастся: 26 советских дивизий общей численностью 465 000 человек двинулись против девяти финских общей численностью 130 000 человек. Одновременно тысяча советских самолетов вступила в бой против 150 устаревших финских. Советское верховное командование было настолько уверено в скорой победе, что значительная часть советских солдат, несмотря на явное начало зимы, была одета в летнюю униформу.

В первый день войны в результате советского налета в столице погиб 61 финн. Больницы оказались переполнены ранеными. «Одну умирающую женщину, – вспоминал позднее журналист Джеффри Кокс, уроженец Новой Зеландии, – принесли сжимавшей в руках мертвого ребенка. У девочки двенадцати лет Долорес Зундберг обе ноги превратились в неровные обрубки, и она умерла на операционном столе».

Этот налет и фотографии, которые тиражировались по всей Финляндии на протяжении многих следующих недель, убедили финнов в необходимости сопротивляться. «На всех фронтах, которые я посетил в дальнейшем, – вспоминал Джеффри Кокс, – каждый с гневом говорил о том вечере 30 ноября. Я видел газеты и фотографии горящих улиц Хельсинки в крестьянских домах и квартирах рабочих по всей стране. Стальной боевой дух финнов в этой войне в немалой степени обусловлен налетом на Хельсинки».

2 декабря советский ТАСС объявил о создании Народного правительства Финляндии, но на границах сопротивление финнов было внушительным. Небольшие соединения финских солдат быстро передвигались на велосипедах и лыжах по узким лесным тропам. Обороняющиеся финны бросали в башни советских танков бутылки с бензином, в горлышко которых были воткнуты горящие тряпки: этот простой, но эффективный зажигательный снаряд вскоре получил название «коктейля Молотова».

Нападение СССР на Финляндию моментально попало в передовицы мировой прессы. В Великобритании, Франции и Соединенных Штатах, даже в Германии на маленькую страну, пытавшуюся дать отпор такой массивной атаке, взирали с восторгом. Хотя новая война и отвлекла внимание, не ослабевали зверства, начавшиеся в войне старой, равно как и хватка нацистов. К первой неделе декабря всех польских пациентов Штральзундской психиатрической лечебницы забрали в лагерь Штуттгоф близ Данцига и застрелили. Затем их трупы закопали польские заключенные; их тоже расстреляли, когда они выполнили свою страшную задачу. На новой советско-германской границе, в Хелме на территории генерал-губернаторства, эсэсовцы выстроили и расстреляли пациентов местной психиатрической больницы; тех, кому удалось бежать, преследовали, поймали и убили.

Этими убийствами руководили не военные, а доктора. 2 декабря, после жалобы Министерству юстиции рейха на двух медиков СС, докторов Карла Генцкена и Эдвина Юнга, которые провели в Заксенхаузене успешные эксперименты по стерилизации профессиональных преступников, глава системы концлагерей Рихард Глюкс в письме начальнику личного штаба Гиммлера генералу СС Вольфу подчеркнул, во-первых, что медицинские эксперименты оправданы опасной природой подвергнутых им преступников, а во-вторых – что ни один из докторов не может быть допрошен Министерством юстиции, потому что оба были переведены в отряды «Мертвая голова» и в настоящий момент служили «на фронте». Конечно, речь шла о фронте, на котором бои закончились более чем за два месяца до этого. Вскоре доктор Генцкен покинул Польшу, чтобы занять пост в медико-санитарной службе войск СС, начальником которой он стал позднее.

5 декабря Гитлер и Геббельс, только что вернувшийся из Польши, обсудили в Берлине работу СС в Польше. На этой встрече присутствовал Ганс Франк, который приехал в Берлин с Геббельсом. Через два дня Гитлер издал новый декрет, который назывался «Ночь и туман» и позволял арестовывать «лиц, угрожающих безопасности Германии». Задержанные должны были не погибать немедленно, а «исчезать без следа в ночи и тумане». В списках узников немецких концлагерей буквы NN – Nacht und Nebel – напротив имени заключенного означали казнь.

Советско-финская война, 30 ноября 1939 – март 1940 г.