Как бы сильно не был измотан мышонок, ему всё не давал покоя один сон. Раз за разом, он мелькал у него перед глазами. Поначалу сновидения были наполнены лишь счастьем и весельем. В нем он видел себя, мчавшегося со всех ног по полю, сплошь усеянному цветущими одуванчиками. А впереди, там, где заходило солнце, к нему навстречу бежала девочка. Её лица мальчик не видел, а сама она находилась в тени. Тем не менее, он сердцем чувствовал, кем являлась эта мышка…

Но с каждым повтором сна, менялось всё в округе. Внезапно поле покрылось сухой выжженной на солнце травой. Затем набежали свинцовые тучи. Но Марк старался не придавать этому значения. Ведь к нему по-прежнему неслась с распростертыми руками светло-русая мышка.

Как бы сильно он не желал поскорее её достичь, обнять, прижать к сердцу и сказать то, на что не решался с тех самых пор, как она появилась в приюте, ему это не удавалось.

И вот, наконец, после долгих томительных ожиданий, показавшихся мышонку вечностью, он добежал до девочки. Тяжело дыша, как после хорошей пробежки, Марк замер на месте.

Остановилась и девочка.

Паренек по-прежнему не видел её лица, но всем сердцем чувствовал, что вот он – момент истины настал. Мальчик открыл рот, готовясь вымолвить слово, но мышка вдруг подняла ладошку и тихо прошептала:

- Беги!

- А?! – не расслышал Марк.

После, поддавшись на шаг вперед, он замер в ужасе. Перед ним предстала вся исхудавшая, чумазая, совершенно ему незнакомая девочка. В её глазах, цвета зелени, он прочитал столько боли и отчаяния, что паренек на миг опешил.

А когда вновь хотел открыть рот, та повторила уже громче и отчетливее:

- Беги!

В этот самый момент сон оборвался. Марк оказался разбужен душераздирающими воплями где-то совсем рядом.

Вскочив с места, как ошпаренный, мышонок кинулся к двери и сквозь щелочку стал свидетелем, как под дикий крик кого-то из воспитанников, из дому к углу здания двое неизвестных швырнули на землю старика Воспитателя. Марк с замиранием сердца и расширенными от страха глазами, уставился на тот единственный клочок ужасной картины, что разыгрывалась в деревне.

- Кто вы?! Отпустите детей, прошу! Мы не богатая деревня, у нас нечем поживиться, - прохрипел Икиш, поднимаясь на ноги.

- Напротив - у вас есть то, зачем мы пришли, - прозвучал в ночи сухой грубый голос, от которого у мышонка сердце в пятки ушло, и он весь обратился вслух.

- Прошу, они всего лишь дети! От них вам мало проку, - вскочил старик и хотел кинуться туда, где загремели цепями, выводимые из здания дети, под тихий плач и стоны.

- Лютя, - прохрипел мальчик и стал силиться выбить дверь ударами плеча, но металлический засов был прочен как никогда.

- Лучше скажи… - подошел к старику чуть ближе обладатель грубого баса, до слуха которого долетели глухие удары. - Здесь все?! – прислушался он.

Приметив высокую здоровую фигуру в черном плаще, стоявшую к нему спиной, мышонок замер на месте.

- Да, но… - осекся на полуслове Икиш и невольно бросил быстрый взгляд в сторону сокрытого ночной мглой входа в подвал, куда был посажен непослушный воспитанник.

- Ну и хорошо! – перебил его здоровяк.

Не успел Воспитатель договорить, как тот, подскочив к нему, вонзил в грудь свой меч по самую рукоять.

- Не-е-е-е-т! - воскликнул от невыносимой боли, ужаса и страха Марк, и был бы точно услышан, но его крик утонул в десятке подобных ему, принадлежавших воспитанникам приюта, на глазах которых всё и произошло.

- Уводите их! Остальных убить! Деревню сжечь дотла! Не оставлять следов! – вынул свой меч из тела Воспитателя убийца.

Утерев кровь с лезвия об его плечо, он не замедлил отшвырнуть от себя старика. В этот самый момент темноту ночи осветили не один десяток факелов, что полетели в разные стороны. Падая на крышу домов, влетая в окна, они тут же вспыхивали ярким пламенем, разрастающемся с каждой песчинкой.

Одно из подобных зарев, пожирающих доселе непроглядную тьму, осветило лицо того, кто раздавал приказы своим подручным, стоя к ним спиной. Тогда-то Марк и увидел личину этого убийцы.

На его морде, на левой стороне, зияет жуткий шрам от глаза до горла, прикрытый металлической маской с прорезями для глаза. Она была до такой степени отполирована, что на миг, отразив зарево огня, ослепило мышонка и он глухо зашипел.

Этот невольный шорох привлек внимание убийцы. Выхватив факел у мимо пробегающего подручного, он медленно направился на звук.

Марк почувствовал, что с каждым его тяжелым размеренным шагом, сердце сжимается до размера горошины. Не найдя ничего лучше, как укрыться возле стеночки противоположной стороны от двери, мышонок замер. Свет факела становился всё ближе и ярче. И вот уже начал проникать сюда, в подвал, сквозь щелочки двери.

Совершенно не дыша, устремив свои глазки к входу в его «убежище», прижимая кулачки к сердцу, мальчик замер, понимая, что пропал.

Убийца уже достиг деревянной двери на земле, и даже стал тянуться к засову, как вдруг к нему подбежал один из его помощников.

- Всё готово, можем уходить, - прозвучал окрик того, кто был облачен в черную мантию, скрывающую обратившегося с головы до пят.

Причем его голос был слегка приглушен и, казалось, доносился издалека.

- Отлично, уходим, - прогремел их командир.

Желая развеять остатки сомнений, он швырнул факел в дверь, которая медленно, но, верно, стала загораться.

За считанную минуту подвал наполнился едким дымом. Не успел Марк вздохнуть свободнее, что остался незамеченным, как новая смертельная опасность окружила и принялась душить его.

Тяжело кашляя, мальчик кинулся к двери и стал с неистовой силой колотить в неё ногами, так как она вся была охвачена пламенем и не позволяла приблизиться к ней близко. Забыв про то, что был бос, почти не видя и не слыша ничего вокруг себя, он раз за разом пинал и лягал её, но та не поддавалась.

Удар за ударом бедняга разбивал себе ступни в кровь, опалял их и лишь чудом не сломал ни единого пальца. Страх и ужас, охватившие всё его нутро, заглушили остальные чувства. Он более не ведал боли и старался не придавать виду, что с потолка начал осыпаться горящий пепел, обжигая ему лицо и уши.

В голове вертелась только одна мыль – спастись любой ценой, и времени на это у него почти не оставалось.

Но с болью он еще мог совладать, но удушье лишало его рассудка.

Мальчик начинал слабеть на глазах.

После очередного удара ногой, чуть не стоившего пары пальцев, он безнадежно рухнул на колени. Тяжело кашляя, мышонок сгорбился от боли, что резко вернулась, принося с собой всю реальность безвыходного положения.

Дрожа всем телом, не чувствуя под собой земли, он начал клониться на бок. На доли песчинки его разум отключился. Перед глазами вдруг предстала Лютя, как и прежде, встречая мальчика на всё том же поле одуванчиков. Протягивая ему руку, мышка тихо улыбнулась и молвила:

- Борись!

Эти слова прозвучали так реально и осязаемо, что эхом отозвались в ушах. Не позволив себе окончательно упасть, Марк встал на четвереньки, и глухо зарычав:

- Лю-тя-я-я! – с криком бросился головой на дверь.

На мгновение огонь поглотил его - обыкновенного мышонка, дабы затем исторгнуть из своих смертельных языков, того, кто смог не сдаться, даже когда всё казалось обреченным.