Живешь себе спокойно и – Бац! Нате вам бабушку!

– Понимаешь, Зайчик! Она не совсем бабушка! – пропыхтела мама из глубин шкафа. Шкаф у нас хороший: вся мама входит.

– В смысле?

– Ну, в том смысле, что она неродная. То есть родная, конечно, но двоюродная.

– А откуда она взялась?

– Кто?

– Бабушка твоя!

– Она не моя! – фыркнула мама.

Час от часу не легче! Я уперла руки в бока и сощурилась. Мама всегда так делает, когда хочет вывести меня на чистую воду. Не знаю, чистая вода или не очень, но выглядит она в этот момент серьезно. Итак. Приступим к допросу.

– Зачем мне ехать к какой-то чужой бабушке?

Мама быстренько запихнула в огромную сумку- чемодан еще одну мою футболку. Красную с надписью «любимая дочка». Терпеть ее не могу. Футболку, конечно же.

– Зайчик! Это не моя бабушка, а твоя. Агриппина Микулишна двоюродная бабушка твоего папы. Значит для тебя она троюродная бабушка.

Мама в глаза не смотрит, выглядит виноватой, значит что-то тут не так. Ого, тяжелая артиллерия пошла: в сумку полетели фиолетовые джинсы. Это уже не шутки. Я подошла к дивану и села. Нога за ногу, взгляд максимально серьезный.

– Рассказывай!

– Зайчик!

– Никаких «зайчиков». Мне уже почти одиннадцать, мам! Давай, выкладывай все на чистоту.

Мама вздохнула. Метнулась к шкафу. Ого! Теплая пижама в собачку!

– Понимаешь, Зайчик! Меня позвали на работу! – с поникшей головой сказала мама и добавила трагическим шепотом. – На раскопки!

– Только не говори, что эту бабушку на раскопках откопали. – хмыкнула я.

Мама с готовностью хихикнула и присела рядышком, сложив руки с пижамой на коленях, как послушная девочка.

– Олька, ты у меня такая серьезная! Большая…

Ну, вот опять. Главное, чтобы не плакала. А то, как вспомнит мои малышковые годы – плачет.

– Я, я хочу на эти раскопки, Оль. Ты же знаешь, что я мечтаю вернуться в Институт археологии. Помнишь, я тебе рассказывала про него. Мы там с папой познакомились. – мама грустно вздохнула.

Еще одна тема для слез – папа. Я его, папу, почти не помню. Только большие ноги в кроссовках и смех. А мама помнит, и любит плакать на эту тему.

– Олька, ты же знаешь, как для меня это важно! Материала наберу себе на диссертацию. Условия там полевые: палатка, костер и туалет в лесу. Тебе нельзя – комары загрызут. Да и скучно будет. А с бабушкой веселее…

Как знать, как знать! Бабушки они разные бывают.

Вот знает мама на что давить. Я эти черепки, кусочки и восторженные охи-ахи терпеть не могу. И комаров! Комаров я боюсь! Они кровь пьют, летают и звенят. Брр!

– Ага, ты на свои распрекрасные раскопки, а меня к какой-то юродной бабке! Да еще на три месяца.

– Агриппина Микулишна не какая-то, а очень приятная. Живет она в деревне. Там воздух, речка! Будет где бегать и купаться! А я рядом буду работать. Каждые выходные приезжать. Честно-честно!

Мама у меня с логикой не дружит. Значит там, на раскопках комары, а в деревне у речки их нет. Делаю строгие глаза.

– Олька! Перестань!

– Может, к бабе Наташе, а?

К бабе Наташе я не очень люблю. Скучно у нее, зато с телефоном никто не гоняет…

– Не получится. Она в санаторий уезжает. Здоровье поправлять и отдыхать.

Мне стало грустно. Разве можно с детьми так? С родными! Понимаю, если бы она меня из детдома забрала, или на улице нашла. Так нет! Я настоящий, родной ребенок! Я насупилась, а у мамы задрожали губы, и задергался нос. Ну, вот! Сейчас будет плакать!

– Олю-ю-сь!

Я молчу.

– Олька-а-а!

Все равно молчу. И тут… мама всхлипнула и опять села ко мне на диван. Обняла и стала дуть в макушку. Запрещенный прием, между прочим.

– Прошу тебя! Доченька! Такой шанс. Ты сама знаешь, сколько я его ждала.

Не могу маме отказывать. Вот не могу и все! Веревки она с меня вьет. Где-то я слышала, а может, приснилось, что все наоборот должно быть. Дети вот таким самым образом манипулируют родителями.

– Хорошо! Только уговор!

Мама кивает и смотрит на меня ожидающе. А глаза у нее горят от восторга. Не иначе уже черепушки метелкой обмахивает, или описывает какой-нибудь доисторический осколок. Эх, мама!

– Первое! Ты будешь приезжать каждые выходные! Второе… чемодан я соберу сама! И еще… поможешь мне детективов на телефон закачать.

Вот так я, городская девочка Ольга Витальевна Орешникова, десяти лет от роду, отправилась в деревню Лихово.

За окнами мелькал лес. Много-много деревьев – целое море. И оно все тянется и тянется и тянется. Конца края нет.

Я смотрела на мелькающие деревья и думала. Про себя, про маму, про новоявленную бабушку и всякую такую ерунду. Про себя больше, если честно. Я же самый обыкновенный ребенок. Учусь нормально. Всего две тройки за год, и то пустяшные. Подумаешь, музыка и рисование. Я ни того, ни другого не умею. Мама говорит, что в младенчестве мне на оба уха наступило по стаду слонов, а напоследок и по рукам прошлись. Я ей верю.

Сама я невысокая, волосы светлые, глаза голубые, характер нордический. Больше всего на свете люблю детективы. Нет, не так. Единственное, что я люблю (кроме мамы) – это детективы. Особенно уважаю Мисс Марпл и Шерлока Холмса. Настоящие гении! Все время их окружают загадки и необъяснимые события. Вот мне бы так. Со мной ничего особого интересного не происходит. Так, скучные пустяки. Вечно на меня что-то сыпется и падает. Мама называет меня «ходячим бедствием». Обидно, между прочим. Я даже приглашала (мысленно, конечно) Мисс Марпл разгадать эти сыпуче-падучие загадки. Но она, сославшись на занятость в огороде, назвала все это «досадными случайностями», а я с ней согласилась. Что может быть скучнее падающих камней, сломанных веток и неожиданно глубоких луж. Эх! Надеюсь, в этой деревне со мной ничего не случится!

Я в деревню, кстати, первый раз еду, да еще и на поезде. Раньше все как-то на самолетах. Но, оказалось, что до бабушки Гриппы (жутко звучит, да?) на самолете не долетишь. На поезде тоже не особо удобно, но можно. Если потом, после поезда, пересесть на ковер-самолет. Шучу! На автобус.

– Проводница сказала, что мы подъезжаем. До станции осталось пять минут. Бери свой рюкзак и за мной. – скомандовала мама, чуть виднеющаяся из под огромной сумки-чемодана.

Странное дело, я всегда думала, что станции должны быть в городе, а тут городом и не пахнет. Деревья и трава по пояс.

Мама с трудом тащила сумку на колесиках. Она у меня хрупкая. Некоторые комары больше будут. Эх, зря я ее одну на раскопки отпускаю! Как она там без меня справится? Мы прошли мимо купе проводницы и втиснулись в тамбур.

Поезд стал замедляться.

– Сумка у вас какая огромная. – сказала проводница, отодвигая меня и маму вглубь тамбура. – Стоянка поезда две минуты. Там платформа неудобная – прыгать надо.

Мама что-то возмущенно пискнула и поезд остановился.

Я сразу поняла, почему платформа не удобная – ее просто нет. Рельсы, трава и все.

Мы с сумкой и мамой выгрузились кое-как и стали искать автобус. А вокруг травы и деревьев – море. А запахов… Я даже чихнула пару раз. Удивительно все тут!

Оказалось, что автобус прятался с другой стороны железной дороги. Мы с трудом доволокли сумку и вползли в этот музейный экспонат. Я таких не видела. Желтый, бампер с ржавчиной. Фары грустные. Сели на узкое сидение и поехали. Кроме нас еще пару человек сидит, с сумками. Вижу, мама у меня волнуется.

– Мама, успокойся, Ок?!

Она мне кивнула. Губу закусила и вперед смотрит, а я в окно. А там лес, лес и опять лес. Тут вижу – плакат висит на дереве: медведь с поднятой лапой. Под плакатом подпись: «Не сори, а то съедят. Топтыгин Михайло Потапыч»

– Мам, ты видела?

– Что, Зайчик?

– Плакат с медведем!