Лавросий Каландадзе
Николоз Бараташвили
Очерк
Как это ни печально, путь признания и поэтической славы Николоза Бараташвили прошел через три могилы. Трижды подвергался погребению прах поэта. Он умер двадцати восьми лет от роду, в 1845 году, вдали от родных и от отчизны (в Гандже, нынешнем Кировабаде) и почти в полном одиночестве. Чужая земля приняла его прах впервые. Пророческими оказались строки из его стихотворения "Мерани".
Пусть не усну я в земле отчизны среди старинных могильных плит,
Пусть дорогая мои останки слезой печальной не окропит.
Тогда еще родной народ не знал своего великого поэта. Он умер, так и не увидев напечатанной ни одной строки своих стихов. Их знали в рукописях только близкие друзья и родственники. Первый сборник стихов поэта вышел через несколько десятков лет после его смерти. Вспыхнул свет большой поэзии. И через сорок восемь лет после смерти поэта, в 1893 году, народ смог перенести его прах в Тбилиси и предать земле в Дидубийском пантеоне деятелей грузинской культуры.
Такой "беспристрастный" наблюдатель, каким был начальник Тифлисского жандармского управления, доносил 7 марта 1894 года департаменту полиции: "Грузины снова подняли забытый вопрос о перенесении из Ганджи в Тифлис праха умершего в начале века поэта Бараташвили. С особой целью вырыли они из земли какие-то кости и под видом праха национального поэта перенесли их в Тифлис, где его встречала многотысячная толпа. Прах с большими почестями предали земле.
Гроб переходил из рук в руки, люди почти всех сословий оспаривали его друг у друга, и даже женщины старались как-нибудь принять участие в несении гроба, хотя бы несколько шагов. Матери приводили своих детей, ставили их на колени перед гробом и воздавали праху почести, как святыне".
Прошло еще 45 лет, я уже новая, советская Грузия в 1938 году перенесла прах поэта из Дидубийского пантеона в Мтацминдский, где обретают вечный покой самые достойные представители национальной культуры. И Николоз Бараташвили по справедливости занял среди них одно из первых мест.
Николоз Бараташвили принадлежит к числу тех, в творчестве которых интенсивно аккумулируется духовная жизнь целого народа. Историческая судьба родины поэта - судьба Грузии - отразилась не только в его творчестве, но в некотором смысле и в его личной судьбе.
Николоз Бараташвили родился в 1817 году в Тбилиси, в семье родовитого грузинского князя. По материнской линии он был потомком прославленного Картли-Кахетинского царя Ираклия Второго. Известный грузинский поэт Григол Орбелиани, исполнявший одно время даже обязанности наместника российского императора в Закавказье, доводился ему дядей. Гимназическим же учителем, подлинным духовным наставником Бараташвили был выдающийся представитель тогдашней прогрессивно-демократической мысли, автор одного из первых учебников логики на русском языке - Соломон Додашвили. Словом, личность поэта формировалась в кругу образованных для своего времени людей. Им не были чужды идеи французских просветителей и русских декабристов. В их духовном укладе своеобразно сплетались мечты о независимости Грузии, желание свыкнуться с российским управлением, большая печаль об утере национальной независимости, воспоминания о былом величии и предчувствие грядущего потрясения основ крепостничества. Такое умонастроение было и у юного Николоза Бараташвили. Это был период в жизни поэта, когда, по его же словам, "ясное, бежало время среди сверстников и друзей", и внутренний голос призывал его к высокой миссии служения родине. Впоследствии об этом зове души он писал дяде - Григолу Орбелиани: "Внутренний голос зовет меня к лучшему уделу, сердце говорит мне: ты не рожден для нынешнего. Не спи! Я не сплю. Но мне нужен кто-нибудь, кто бы вывел меня из тесных стремнин на простор. О, как свободно вздохнул бы я тогда". Но вокруг не оказалось никого, кто бы протянул поэту руку. Высшие круги общества были отравлены ядом индивидуализма и равнодушия, даже поэт столь обостренных чувств, как Григол Орбелиани, не смог во всей глубине понять наделенного высоким поэтическим даром племянника. Жизнь Н. Бараташвили сложилась не так, как думалось и хотелось ему. Ни одному из его юношеских мечтаний не дано было осуществиться. В отроческие годы перелом ног оборвал его мечту о военной службе. Не удалось поехать и в Россию поступить в университет - семья, впавшая от разгульной жизни и болезней отца в долги, не только не могла поддержать юношу, но и сама требовала от него помощи и заботы. И он был вынужден служить чиновником в "Экспедиции суда и расправы", несмотря на то, что, как он сам признавался, хорошо знал: "Круг чиновников невыгоден для образования нравственности".
И в любви, очевидно, не миновало поэта коварство мира; в душе любимой тщеславии, желание подняться на верхнюю ступень социальной иерархии пересилило непосредственное и чистое чувство, и горечь сознания этого послужила еще одной причиной разочарования в жизни.
Какое крушение надежд должен был испытать юный поэт, чтобы написать родственнице и другу своему Маико Орбелиани: "Жизнь осточертела мне от столь тягостного одиночества. Представь себе, Маико, горечь положения человека, у которого есть и отец, и мать, и сестра, много родственников, и все же он чуждается всех и сир в этом полном и огромном мире. Те, кто казались мне носителями высоких чувств, - бессердечны; чьи души казались мне возвышенными - бездушны; кто казался осененным свыше талантом - не обладает даже рассудком; слезы, казавшиеся слезами сострадания, выражением прекрасной души, - поток лицемерия, капли страшного яда! Где приютить одинокую душу, куда приклонить голову?"
Это одиночество поэта - непримиримость высокого разума, глубоко чувствующего сердца и чистой совести с коварством и превратностями мира. Поэт часто жаловался на равнодушие, царящее вокруг, на распад духовных связей между людьми.
В воспоминаниях близких и знакомых поэт предстает перед нами человеком активной натуры, острого и трезвого ума, веселого нрава, добрым и отзывчивым... И этот полный жизни, совсем молодой человек угас, едва достигнув зрелости своего большого таланта.