Что за странный способ, но не было других слов чтобы описать это.
Я не был гребаным поэтом, но, черт возьми, у Валери был способ заставить меня хотеть описать ее как стихотворение. Она молчала, но глаза ее были громкими. Она говорила своим прикосновением, а взглядом рассказывала безумную историю запретной страсти. Она была молчаливой, живой, дышащей поэзией.
Мои руки сжались от этой мысли. Что она со мной делает?
Я лизал и поедал ее киску лишь раз, и вот я здесь, сам как киска.
Я чуть не рассмеялся над этим. Я, Виктор Иваншов...киска? Мне нужно было, чтобы кто-то ударил меня.
Пока она ела, я играл с ее светлыми волосами, чувствуя шелковистые пряди между пальцами и желая запомнить ее запах.
- Ты хорошо спала прошлой ночью? - спросил я, ухмыляясь этим словам.
Тебе снился... я... мы...как мой язык ласкает твою киску?
У нее перехватило дыхание, и я понял, о чем она думает. Бинго, детка.
Если бы она только знала...что ее прекрасный, грязный сон был реальностью.
Но так для нее будет безопаснее, если она не будет знать.
Когда ее дыхание сбилось и она густо покраснела, я произнес свое маленькое признание. - Я плохо спал. Я был довольно...расстроен.
Валери склонила голову набок, не понимая моих слов. Мне нравилась искорка смущения в ее глазах. Поэтому я оставил всё, вместо того чтобы вдаваться в подробности.
Она не должна была знать о моей маленькой болезненной дилемме прошлой ночью, той, что у меня между ног.
В конце концов я отпустил ее волосы. Мне показалось, что я оторвался от тепла и облился холодной водой.
Но пора было уходить. Время для кое чего другого, вместо того, чтобы позволять моей одержимости этой молчаливой мышкой овладевать моей жизнью, днем и ночью.
Мне нужно было на чем-то сосредоточиться. Валентин Солоник. И все же я был здесь, болтал с его женой и крал прикосновения.
Встав, я повернулся к ней. Я должен был уйти, должен шагать прочь, но я обнаружил, что стою перед ней, мои ноги не работали.
Валери уставилась на меня, ее карие глаза были круглыми и потерянными.
Моя рука полезла в карман, и я вытащил что-то маленькое.
Разжав кулак, я показал ей маленькую бело-оранжевую фигурку оригами.
Ее глаза расширились, а затем она удивленно посмотрела на меня. - Возьми его. Он твой, - сказал я.
Я не дал ей возможности подумать. Вместо этого я взял ее сжатый кулак в другую руку и заставил разжать пальцы, прежде чем вложить оригами ей в ладонь.
Её рот открылся, как будто она хотела заговорить, но звука не было, слов не было. Молчаливый, прекрасный лебедь.
Валери схватила бумагу и ручку и быстро что-то записала для меня.
- Ты сделал это? Для меня?
Я кивнул. - Да. Я сделал это. Для тебя.
Потому что я не могу перестать думать о тебе, прошептал я про себя.
Прошлой ночью, покинув ее спальню, оставив ее спать, я лег в свою постель, но сон был так далеко. Это была...тяжелая ночь. Очень тяжелая.
Я пытался позаботиться об этом, но даже это не помогло. Невозможно было забыть ее вкус, ее запах, ее движения.
Так что в конце концов я потратил часть своего времени на то, чтобы приготовить что-нибудь для милой Валери.
Что-то небольшое, что напоминало мне о ней.
- Что это?
Я прочитал слова, а затем посмотрел на оригами в ее руке. - Это лебедь.
Бумажный лебедь. Он был крошечным, но невероятно красивым ...
Как она ...
Как Валери.
- Это напоминает мне о тебе. Элегантная и милая. Красивая. Изящная. Невысказанная поэзия, - признался я вслух.
Валери смотрела, как шевелятся мои губы, и ловила каждое слово. Ореховые глаза смягчились, и она моргнула, возможно, скрывая слезы. Я видел, как остекленели ее глаза.
Блядь.
Тяжелая тяжесть легла на мои легкие, и я сжал руки в кулаки.
- А лебеди исполняют мечты?
Я не сводил с нее глаз. Ее молчаливые слова были стрелой в моем сердце, и она ранила меня, рана была такой глубокой, что я не был уверен, что она заживет.
- Может быть, - хрипло прошептал я.
