– Тут прекрасно, – искренне восхищаюсь и широко улыбаюсь, впрочем, не забывая, кто передо мной. Не хотелось бы в глазах Поклонского выглядеть восторженной дурочкой. – Спасибо вам за этот праздник, у вас прекрасный вкус.

– Думаете, мой вкус имеет к выбору места хоть какое-то отношение? Уверены, что не секретари занимались организацией? – он будто бы провоцирует меня, выводя на тонкий лёд, но я не собираюсь краснеть и смущаться.

– Я немного в курсе, что без вашего одобрения в холдинге муха не проскочит. Потому да, я уверена, что этот ресторан выбрали не без вашего участия.

Свет отражается в его глазах, делая их ярче, живее. Во взгляде появляется какая-то новая эмоция, делающая Поклонского почти беззащитным. Что это? Но Дмитрий Николаевич так быстро берёт себя в руки, снова надевая на лицо маску безразличия, что не удивлюсь, если мне показалось.

– Вы правы, Варвара, я действительно всё контролирую. Но не потому, что тиран и деспот, а потому что соблюдаю одно железное правило: если хочешь сделать что-то хорошо…

– …сделай это сам, – заканчиваем стройным дуэтом, и Поклонский усмехается, кивая. – Отличная поговорка, мне нравится.

– Мне тоже… нравится, – и почему в его словах мне чудится двойной смысл? – А ещё мне в радость устраивать подобные мероприятия для своих сотрудников и их семей.

Он произносит это без тени иронии или бахвальства. Словно действительно рад, когда вокруг много счастливых и довольных людей, купается в этом. Только почему-то на этом празднике жизни сам он выглядит одиноким. И, кстати, к слову о семьях. Почему он без супруги? Вон, все кто мог, с парами пришли, а этот… женатый ведь, все об этом знают.

Хотя какая мне разница? Без жены и ладно. Может, она не любит шумные вечеринки или заболела.

Поклонский слегка ослабляет узел галстука, и я замечаю, как на шее бьётся жилка. Он нервничает? Его что-то беспокоит? Странный мужчина и разговор этот странный. Поклонскому что-то от меня нужно или во мне взбунтовала паранойя? И где Лёня так долго ходит?

Ещё несколько минут беседуем о ничего не значащих мелочах. Я смеюсь какой-то шутке, брошенной легко и непринуждённо, а сама никак не могу найти предлог смотать удочки и вернуться за столик. А может быть, мне тоже одиноко на этом торжестве? Не знаю.

Наверное, я чем-то выдаю эти мысли, потому что Поклонский вдруг предлагает:

– Варвара, не желаете сбежать от этих скучных людей? Здесь, при ресторане, чудесный зимний сад. Вам понравится, уверен.

От неожиданности вопроса и абсурдности предложения давлюсь шампанским. Кашляю в ладонь, радуюсь этой передышке. Он в своём уме? Какие прогулки по зимним садам наедине?

Да-да, помню, о чём любит повторять Лёня: Поклонскому не отказывают. Ни в чём и никогда. Вот только дело в том, что мне Дмитрий Николаевич не начальник, денег мне не платит. Понять не могу, для чего мне нужно угождать его прихотям. Цирк какой-то.

Отдышавшись, спрашиваю:

– Почему именно со мной?

– Возможно потому, что вы здесь одна из немногих, кто не воспримет это приглашение как инструкцию к действию и не попытается накинуть мне на шею хомут. Или вы мне просто понравились. Очень. Кто знает?

В своих словах он убийственно серьёзен, а на губах ни тени улыбки.

– Странно слышать о наброшенных хомутах от женатого человека, – взбалтываю остатки шампанского на дне бокала, наблюдая за улетающими пузырьками.

– Печать в паспорте ещё никого не останавливала, – он позволяет себе улыбнуться, но как-то устало, что ли. – Ни от чего и никогда.

Я ставлю полупустой бокал на поднос пробегающего мимо официанта, Поклонский повторяет за мной, жестом отсылая услужливого вышколенного парня, а тот торопится скрыться в толпе. Энергетика Дмитрия Николаевича давит, вытесняет, сравнимая по тяжести с огромным валуном. И повезло же именно мне, что он решил подойти. Просто радость какая-то.

Так, надо заканчивать это представление, пока всё не зашло слишком далеко.

Улыбаюсь как можно приветливее. Мне бы не хотелось никого обижать, но гулять мне тоже не хочется. Так что…

– Прошу меня извинить, Дмитрий Николаевич, но я что-то утомилась. А ещё у меня аллергия на пыльцу, потому зимний сад – развлечение не для меня. Думаю, в этом зале достаточно тех, кто будет счастлив познакомиться с диковинными растениями в вашей компании.

– Кто я такой, чтобы спорить с аллергией? – по лёгкой улыбке на губах ясно, что он видит меня насквозь.

Но сдаваться Поклонский не намерен. Слегка склонив набок голову, всё так же едва заметно улыбаясь, он протягивает руку, приглашая за собой. Именно в этот момент музыка играет медленнее, мелодия из ритмичной превращается в плавную и тягучую, а свет будто бы меркнет.

– Надеюсь, против танцев вы ничего не имеете? Если уж прогулки в оранжерее вам не по вкусу.

На круглой площадке уже кружатся пары, кто-то случайно толкает меня в спину и я, пошатнувшись, лечу вперёд – прямо в объятия Поклонского.

– Ой, Дмитрий Николаевич, простите, – лепечет испуганная девчонка, и её круглое веснушчатое лицо покрывается густым румянцем.

Вообще-то она меня чуть не пришибла, но даже не смотрит в мою сторону, только на Поклонского огромными испуганными глазами таращится. Неужели боится, что Поклонский расстреляет её на месте без суда и следствия?

– Я вовсе не сержусь, – говорю, пытаясь выпутаться из железной хватки Поклонского. – Да пустите же, – добавляю шёпотом.

– Только если подарите мне танец. Всего один. На танцы у вас нет аллергии?

– Ох, ваша взяла, – закатываю глаза, и Дмитрий тут же размыкает объятия, позволяя мне восстановить равновесие.

Неуклюжую девчонку сдуло ветром, и я рада, что сейчас у нас на одного свидетеля меньше.

Протягиваю руку, наши пальцы переплетаются. Поклонский мягко ведёт за собой, и через несколько мгновений и три сердечных удара широкая ладонь накрывает мою талию. Между нами пионерская дистанция – никаких глупостей или поводов для сплетен, но мне почему-то становится дико жарко.

– Расслабьтесь, я не кусаю красивых женщин. Во всяком случае, не при всех и не на первом свидании, – просит шелестящим шёпотом.

– А так сразу и не скажешь, что вы юморист, – качаю головой, а Поклонский тихо смеётся.

Выдохнув, позволяю ему вести в танце, отдаюсь моменту.

– Вы боитесь меня? – спрашивает, согревая щёку дыханием. – Зря.

Его голос шуршит над ухом, словно галька по пляжу перекатывается.

– А должна?

– Скажем так: меня не удивляет чужой страх. Я привык к нему, как к удобному костюму. Но ваш страх мне не хочется чувствовать.

– Почему?

– Он невкусный.

И снова эта сокрушительная серьёзность, от которой мурашки по коже. Только блеск в глазах выдаёт живые эмоции, бурлящие внутри, надёжно скрытые от посторонних.

– Наверное, чтобы построить такого уровня бизнес пришлось не одну голову откусить?

– Не только голову и не только откусить. Есть много затейливых способов избавления от конкурентов, – усмехается и вдруг наклоняет меня, внезапный и стремительный. Я едва не взвизгиваю, зависая в воздухе, и только рука Дмитрия не даёт мне упасть. Губу закусываю, а Поклонский, кажется, упивается произведённым эффектом.

Кружит меня, не сокращая дистанцию, держится на вежливом расстоянии, но прикосновения его прохладных ладоней даже сквозь ткань платья до неприличия интимны. За четыре с половиной года я не позволила ни одному мужчине, кроме Леонида, дотронуться до себя, но тут же просто танец, а всё равно неловко. Будто изменяю Лёне на глазах его сотрудников. С его же начальником!

Музыка стихает, голоса становятся громче, а я медленно моргаю, возвращаюсь в реальность. Поклонский улыбается, в глазах восхищение, от которого чувствую себя самой красивой во всём мире. Красивой и… желанной. Господи, надо бежать!

– Спасибо, – Дмитрий Николаевич целует мою руку, задерживаясь губами на коже чуть дольше, чем следует. Поднимает взгляд, а тёмные глаза кажутся почти чёрными. В них ирония и ничем не прикрытый мужской интерес. Когда готова вырвать руку, Поклонский сам отстраняется, отступая на шаг. – Приятного вечера.