Храм святого Трифона

1493 год. В Сокольниках раннее майское утро. Просыпаясь, природа старалась разогнать над болотистыми берегами озёр, висевшие огромными клоками туманы. Они, цепляясь за развесистые ивы, травы и камыши, сопротивлялись в надежде понежиться на дремавших болотах. Но вот проснулось лёгкое дуновение ветра, и туманное царство лениво стало расчищаться, а вскоре вообще растворилось в лучах восходящего солнца.

А на холме, вглядываясь в болотистые берега озёр, стояли конные охотники – московские бояре, во главе которых красовался на вороном коне великий князь Иван III Васильевич. Среди бояр выделялся своей богатой одеждой глава сокольничий охоты боярин Иван Патрикеев.

– Слава Богу, туманы сходят,– поглядев на великого князя, воскликнул Патрикеев. – Государь, охоту можно начинать?

– Готовь соколов и правь охоту, – ответил Иван Василевич и, нахмурившись, добавил, – только смотри, не спугни птицу на озёрах.

– Как можно, государь? – ответил испуганно Патрикеев и, махнув рукой, тихо приказал сокольникам: – Поднимай птицу с болот, живо!

И сокольники поскакали в объезд озёр, стараясь не растревожить дремавших там птиц.

Великий князь, поглаживая своего коня, нетерпеливо всматривался в рассеивающийся туман и думал: «Когда же поднимут птицу с болот? Ждать нет мочи!»

А в его голову лезли разные мысли: «Мои бояре своевольничают, и особенно Патрикеев. Ишь, как разоделся и сбруя на коне серебряная, вся каменьями сияет! Слыхал, что он за моей спиной «шашни» водит с иноземцами, можа заговор вьёт литовский прихвостень?»

И он, с недоверием посмотрев на Патрикеева, продолжал рассуждать: «Тяжело мне править на Руси, вокруг ссоры. Ведь после смерти моего сына Ивана Молодого возникло противостояние бояр, поддерживающих наследников, кто за внука Дмитрия, а кто и за сына моего Василия от второй жены Софьи. Князья Патрикеевы, Семён Ряполовский, и ещё дьяк Фёдор Курицын горой стоят за внука Дмитрия, хотя более достоин – Василий. Бояре клевещут друг на друга, и разобраться мне в этом труднее трудного».

Тем временем Патрикеев, чувствуя досаду великого князя, с дрожью в сердце соображал: «Видимо доложили о моих переговорах с литовцами, и не избежать мне опалы. Слишком переменчив наш Иван Васильевич, и рубит с плеча, не подумавши. Будь, что будет, а можа и обойдётся».

И увидев, наконец, над болотистыми берегами озёра поднимающуюся стаю птиц, он крикнул своему сокольничему:

– Подай мне великокняжеского сокола!

Когда птицу посадили на перчатку Патрикеева, тот спросил Ивана Васильевича:

– Государь, позволь пустить твоего любимца-сокола!

– Поспешай боярин, уж сокольники подняли птиц с болот, – быстро ответил великий князь. – Вона, какая стая летит к нам! Смотри боярин не промахнись!

– Будь уверен, государь, твой сокол не подведёт!

Патрикеев снял колпачок с головы сокола, отвязал шнурок с лапы птицы и вытянул руку. Сокол широко расправил крылья и, услышав протяжный свист Патрикеева, стремительно сорвался с руки, навстречу летящей стае птиц.

– Пошёл, родимый! Пошёл! – дружно кричали бояре, а вместе с ними свистел и улюлюкал Иван Васильевич. И вся эта разноцветная конная толпа бояр спустилась с холма, и помчались по лугу, на скаку любуясь соколиной охотой.

Сокол легко взвился ввысь. Птицы, увидев хищника, в ужасе стали разлетаться во все стороны, а сокол взмыл ещё выше и камнем упал на самого крупного гуся. И только перья полетели в разные стороны, а обе птицы сцепились и, кружа, стали падать на луг. Сокол придавил гуся к земле и, вцепившись в него клювом, не отпускал свою добычу. А по лугу к сцепившимся птицам неслись охотники. Первый к месту побоища прискакал Патрикеев. Он соскочил с коня и подсунул соколу перчатку с кусочком мяса, забыв привязать лапу птицы. Сокол отпустил свою добычу и, проглотив лакомство, вдруг, взмыл ввысь. Патрикеев, вытянув руку, стал призывно свистеть, но где там, сокол не вернулся. В этот момент, вдруг, над ним на вороном коне возник государь и, усмехнувшись в бороду, сказал с упрёком:

– Упустил моего любимца-сокола, приспешник литовский! Взять его под стражу!

Патрикеев встал на колени и стал умолять великого князя:

– Не губи меня, государь! – запричитал Патрикеев. – Дозволь искупить свою вину.

– Тогда сыщи сокола, не то лишишься своей головы! – усмехнулся Иван Васильевич.

Патрикеев вскочил на коня и, махнув рукой сокольникам, помчался с ними вслед улетевшему соколу.

Великий князь, увидев, что со стороны болот опять полетели стаи птиц, велел готовить соколов к охоте.

– Кажись, утки летят, государь! – крикнул кто-то из бояр.

– Живей, живей! – торопил он сокольников и, не выдержав, закричал. – Подайте мне кречета. Сам пущу птицу на уток!

Поиски великокняжеского сокола не увенчались успехом и Патрикеев, выбившись из сил, прилёг у дерева, и с молитвой обратился к святому мученику Трифону, покровителю сокольников и града Москвы. Ведь он знал легенду о Трифоне, уроженце Фригии из Малой Азии, который изгнал беса из императорской дочери, помогал людям и просил их веровать в Иисуса Христа. Когда же на престол сел жестокий император Декий, гонитель христиан, то Трифон был схвачен и казнён. Перед казней Трифон обратился к Господу, и попросил у него особую благодать – кто будет призывать его имя на помощь, тому помогать. А утром боярин Иван Патрикеев, проснувшись, закричал во весь голос:

– Мне во сне было явлено Чудо – сам святой Трифон в виде всадника с соколом в руках указал мне место улетевшей птицы. Вона на дереве! А я даю обет выстроить храм во имя мученика Трифона на месте обретения великокняжеского сокола.

Сокольники сняли великокняжескую птицу с дерева, а митрополит Симон, услышав крики боярина Патрикеева, благословил его на это святое дело –возведение храма. И в тот же день Патрикеев, выполняя обет, велел заложить фундаменты под строительство будущей церкви святого Трифона, а первый камень закладки храма освятил митрополит Симон.

Великий князь Иван Васильевич осерчал, когда узнал о новом самовольстве Патрикеева, который посмел строить храм в великокняжеском селе Напрудном. И только своими мольбами митрополит уговорил государя, чтобы разрешил Патрикееву за свои деньги строить храм божий. Он напутствовал великого князя:

– Ведь в великокняжеском селе Напрудном святой Трифон нашёл твоего сокола, так порадей во имя Господа.

– Уговорил, – хмуро ответил великий князь, и велел боярам направить в село Напрудное зодчего Фиораванти на постройку храма Святого Трифона и прибавил, – да чтоб храм был не хуже московских.

А ещё великий князь, нахмурившись, повелел:

– С великокняжеского герба снять всадника с соколом в руке, и заменить его на двуглавого орла.

Вскоре в селе Напрудном появился чудесный белый храм, выложенный из каменных блоков. Круглый барабан храма и сложный карниз зодчие выложили из мелкоштучного кирпича. Великолепные фасады с килевидными завершениями, пересеченные дивными лопатками, придавали храму необыкновенную стройность, вызывая восторги у государя и бояр, которые были традиционны для Москвы того времени.

– Хороша храмина, – радовался Патрикеев, в который раз обходя храм с боярами, – и государь меня простил. Надолго ли?

Несколько лет спустя, в 1496 году, Патрикеев со своим семейством всё-таки попал в опалу, и вновь митрополит Симон заступился за него. Великий князь, вспомнив святого Трифона, заменил смертную казнь боярину Патрикеева на монашеский постриг. Так в последний раз святой мученик Трифон спас жизнь Ивану Юрьевичу Патрикееву.