Видимо мне нужен был пинок, сильный, чтобы я поняла, что пора действовать. Таким пинком стал для меня ларингит. Заболел ребенок тяжело, хрипел, задыхался, по скорой приехали в больницу, продержали нас день, сняли ларингокруп и отправили домой так как была ветрянка в больнице. Дальше лечились дома, уколы антибиотиков, ингаляции с пульмикортом и сироп от кашля эреспал. Именно эреспал вызвал у ребенка отвращение и рвоту, но сказали давать обязательно и я старательно смешивала с водой, по ложечке давала ребенку сироп. И тут его заклинило, он просто отказался пить и есть, вообще, шел день, второй, третий, у меня паника, родственники снова говорят все хорошо, это он из-за тебя так, боится, что подсунешь снова сироп, сейчас забудет и снова начнет пить и есть. Но это уже была не шутка, ребенок не может без еды и воды и тут меня ошпарило, я схватила ребенка на руки и пешком дошла с ним до поликлиники: идти минут сорок, ходит транспорт, можно и такси вызвать, но я даже не подумала об этом тогда, просто шла. Пришла без бахил, без денег, подошла к кабинету педиатра, очередь большая, мы двенадцатые, ждать часа два, а я понимаю, что не могу уже ждать, мне страшно и меня колотит как-будто у меня температура высокая. Тут одна женщина в очереди начала ругаться, что если кто пойдет без очереди, то она к заведующей обратиться и я поняла надо мне идти к заведующей. Я ее быстро нашла и огромная ей благодарность, она приняла сразу, ни одного упрека, посадила в своем кабинете, все расспросила, посмотрела на меня глазами такими грустными, что мне стало еще страшнее. Потом она встала и начала снимать халат и спокойно сказала, пойдем я вас домой провожу и всем объясню, что происходит с ребенком.
Вернулась домой на такси с заведующей педиатрическим отделением, меня она отправила с ребенком в комнату, а отца ребенка и его родителей повела на кухню, что она им тогда сказала я не знаю, но с тех пор они ни разу меня не называли истеричкой или психопаткой. В доме повисло нечто неуловимо страшное, как будто то чего все боялись произошло и все были в шоке, тишина душила, обычно ведущие многочасовые рассуждения родители отца ребенка молча с пустыми глазами смотрели на меня, смотрели как я даю из шприца ребенку глюкозу и воду, как жду пока проглотит, как я звоню в психоневрологический диспансер узнать расписание детского психиатра. Навсегда запомнила я слова работника регистратуры – "вы что с ума сошли, ребенок не ест и не пьет, а вы спрашиваете как записаться на прием, приезжайте немедленно, вас примут".
Это был переломный момент в судьбе моей и моего ребенка, начались будни сражений за его здоровье. Первый шаг – вывести из состояния, когда он боится есть и пить, мы, уже с отцом ребенка, отправились в психоневрологический диспансер на прием детского психиатра. Врач долго спрашивала нас что и когда началось меняться в поведении ребенка, чем лечили и т д и т п. Потом спросила: "У вас деньги есть? Если есть езжайте срочно в Москву, там есть детская психиатрическая больница, в ней работает известный профессор, он поможет, но прием дорогой". Она дала нам его фамилию и адрес на листочке, мой брат смог уговорить профессора принять нас на следующий день, даже не знаю сколько денег он заплатил тогда, что тот согласился, потом я узнала, что запись к нему на пол года расписана.
В ночь мы выехали на машине в Москву, в восемь утра были на месте, прием был в девять и это был долгий час, мы молчали, боялись правды, это страшно узнать, что твой ребенок неизлечимо болен. Персонал больницы был невероятно вежлив, видимо они прекрасно понимали какие больные являются их пациентами и уже заранее внутри нас жалели и относились максимально корректно. Наконец приехал врач, его внешний вид нас немного озадачил – высокий, худощавый пожилой мужчина с белой аккуратно постриженной бородкой, на нем строгий серый костюм тройка, длинное кожаное пальто, шляпа, зонт-трость. Выглядел он скорее как артист театра и кино, а не как профессор. В кабинете у него тоже все напоминало больше уютную библиотеку, а не кабинет врача – шкафы, заполненные книгами, стол из красного дерева, накрытый зеленым бархатом, ночник на столе, два больших кожаных дивана, поставленных напротив друг друга, мягкий ковер.
Он нас принял без халата за своим столом, подробно расспросил нас о состоянии ребенка, много вопросов задал о нашей семье и родственниках. Примерно через час беседы он попросил оставить его наедине с ребенком и проводил нас в коридор. Потом начался настоящий кошмар, он посадил ребенка спиной к себе на колени и крепко обнял его сзади (так называемое холтер удерживание) и начал требовать от ребенка произнести одну фразу "на поле бабочки порхали". До сих пор не понимаю почему эта фраза, почему на поле… Сначала он просил спокойно, вежливо, говорил, пожалуйста, и добавлял, что если он скажет, то он его отпустит к родителям. Но результата не было, ребенок молчал. Потом он начал просить его громко, потом просто орал на него так громко, что я села в коридоре на корточки и обхватила голову руками, слезы лились градом, ребенок тоже начал кричать, вырываться и плакать, я хотела войти, чтобы помочь, но врач грубо обругал меня и прогнал, сказав, что я мешаю терапии. Так шли минуты, ребенок обессилел, перестал вырываться, кричать и плакать, даже уснул на коленях у врача на время, но тот его тормошил и повторял свои требования как заведенный, как робот, через час и двенадцать минут мы сами не поверили своим ушам, когда вслед за требованием врача услышали громко и четко голос ребенка, который практический крикнул – " на поле бабочки порхали". И это при условии, что речь у ребенка отсутствовала уже несколько месяцев. Врач его отпустил, но он идти уже не мог от нервного истощения, он его принес и отдал мне в руки, ребенок был мокрый весь до нижнего белья, и врач был насквозь мокрый, как будто только что его окатили из ведра с ног до головы. Как только я обняла ребенка он уснул и проспал так всю дорогу до дома, я его переодевала, переносила из машины на руках, он так и не проснулся и только дома он попил воды и снова уснул до утра.
Врач отправил отца ребенка поставить печать на рецептах препаратов, которые он назначил, и когда тот ушел, посадил меня со спящим ребенком на диван и сказал: "У вашего мужа вялотекущая шизофрения, ребенок унаследовал проблемы с психикой от него, вероятно это наследственная проблема в их семье, скорее всего по мужской линии. Если хочешь вылечить ребенка, разводись и живи отдельно, создай ребенку иную, здоровую атмосферу, с этим человеком это невозможно. Если решишься, то у твоего ребенка будет шанс на выздоровление, а так это бесполезная трата времени, нет лекарства от этой болезни, нужна длительная реабилитация в правильных условиях."
Я была настолько поражена, что даже не ответила врачу, в голове как будто что-то щелкнуло, включилось, и пазл сложился, врач прав, отец ребенка странный – крайне раздражительный, агрессивный, с бесконечными перепадами настроения: то орет, оскорбляет и обзывает самыми ужасными словами, то ползает на коленях и просит прощения, говорит что любит и жить без тебя не может; дикими вкусовыми пристрастиями: мог выбросить только что приготовленный салат на пол со словами меня тошнит от вида нарезанных и смешанных продуктов; ел все отдельное, мог съесть в огромных количествах жареную картошку и помидоры, но ни за что не соглашался просто попробовать пиццу, орал, что его тошнит и сейчас вырвет, постоянно путал названия населенных пунктов, задавал одни и те же вопросы по кругу и удивлялся, когда ему говорили, что только что ответили на этот же вопрос, это только самые яркие пункты из целого списка его странностей. Раньше я думала, что просто у моего мужа очень сложный характер и нужно проявлять терпение, теперь поняла, он болен, так же как и его отец, который также имел свой список странностей, заложницей которых стала его жена.
Итак, я поняла, что есть болезнь, но что же мне делать дальше. Страшно… я зарабатываю двадцать тысяч рублей в месяц, этого не хватит, чтобы снимать квартиру, кушать, одеваться, а главное лечить ребенка. Да как мне его оставлять, чтобы работать, сейчас с ним сидит бабушка, а если я уйду, она откажется помогать, они все сделают вид, что я и мой ребенок умерли и не станут помогать ни физически, ни финансово. Отец ребенка всегда работал неофициально, сам на себя, значит алиментов мне не стоит ждать, да и живя в этой семье семь лет я не раз видела, как они поступают с ушедшими от мужчин из их рода женщин, они их обливают грязью, дружно ненавидят, и даже не здороваются при встрече, не говоря уж о какой либо помощи.
