А еще был целый конвейер из рожениц, которые на сохранении ожидали планового кесарева. Провожать женщину на кесарево психологически сложная задача, а так как в роддом никого из родных не пускали, именно соседки по палате и были теми, кто утешал, уговаривал не бояться, собраться и не волноваться. Соседки помогали собрать вещи, разобрать постель, сдать белье, перенести сумки в новую палату после того как роженицу уже переведут из реанимации. Когда приходили за роженицей, чтобы проводить на операцию, начиналась паника, как бы спокойно не держалась до этого будущая мамочка, кто-то бросался всех обнимать, кто-то возвращался проверить все ли собрано в сумки и приходилось терпеливо выслушивать все страхи и помогать успокаиваться. Как правило, медицинский персонал стоял и всем своим видом демонстрировал свое раздражение, что приходится ждать из-за «всяких глупостей». Проводы на кесарево занимали весь день и мы все за каждую роженицу и ее малыша очень переживали и держали кулачки.

Я уже начала думать, что и мне придется идти в родовую из отделения патологии, но наблюдающий меня врач решила, что опасность для ребенка миновала и меня можно отпустить домой до родов. Я не хотела домой, но обрадовалась возможности привести себя в порядок и принять душ в нормальных условиях. Дома я снова привыкала к тому, что я не такая невестка, о которой мечтала эта семья, привыкала чувствовать себя ничтожеством.

Я бралась за любое дело лишь бы отвлечься и быть занятой и в тот день, когда начались роды мне нужно было приготовить праздничный ужин и испечь торт к приходу гостей. Я весь день провела на кухне на ногах, живот и спину тянуло еще к 11 утра, но я думала, что от усталости и жара от духовки. К четырем вечера я закончила дела на кухне и решила немного отдохнуть в своей комнате, как только я легла на кровать то поняла, что боль не отпускает, а наоборот усиливается, схватки удлинялись, но интервал между ними был еще большой. Я позвонила врачу и она посоветовала приехать в роддом, тем более была ее смена и спокойнее было побыть под ее наблюдением. Я проверила сумку для роддома, переоделась, позвонила мужу, но он не ответил на звонок, что было более нормальным для него, нежели то, когда он трубку брал, по телефону он говорил только когда надо было ему и практически всегда игнорировал входящие звонки из дома, будучи на работе.

Тут ко мне пришла свекровь с недовольством, что пора доставать праздничную скатерть и сервиз и накрывать на стол в гостиной, ведь гости скоро уже придут. Я ей сказала, что у меня схватки и врач посоветовала приехать в роддом, а муж трубку не берет, наверное, придется вызвать такси. Она ответила, раз я так спокойно стою и говорю с ней, значит схватки ложные и мне стоит попробовать отвлечь себя, а не убегать из дома, когда мы гостей ждем. Она заставила меня поверить в это и я пошла сервировать стол. Мне было больно, но терпимо и я терпела, примерно через час у меня началось кровотечение и я просто взяла сумку, оделась и вызвала такси. Пока я ждала такси подъехал мой муж, пришлось отменять такси, объяснять, что я делаю одна с сумкой на улице и он сам меня повез в роддом. Домашние вообще решили, что я устала и ушла отдыхать к себе в комнату, и, когда муж вернулся домой, сказали ему, что я сплю и пожаловались, что я бросила гостей. Когда он мне весело об этом рассказывал по телефону, я думала, какое же это безразличие.

Меня довольно быстро оформили и проводили в предродовое отделение, пришла врач, с которой я договаривалась о сопровождении родов, повесила датчик для съема ктг и ушла, обещав, вернутся примерно через час. Пока я лежала с датчиком ко мне подошла медсестра и поставила капельницу. Схватки были редкими и не сильно болезненными и я спокойно лежала, ожидая возвращения врача. В предродовой палате одновременно могли находится четыре роженицы, я поступила третьей, а через минут двадцать привели четвертую роженицу и тут начался настоящий кошмар. Вновь прибывшая роженица вела себя очень странно, орала в голос, отказывалась ложиться, вырывала капельницу из вены, пыталась порвать ночную рубашку, которую ей выдали при поступлении в роддом. Сначала мы думали у нее временное помешательство из-за испытываемой боли при схватках и пытались ее как то успокоить, потом поняли, что она просто психически нездорова. Наши попытки успокоить роженицу, привели к тому, что ее внимание и агрессия переключились на нас, она опрокинула таз с рвотной массой на голову женщине с первой койки, пыталась вырвать трубки из капельницы женщины на второй койке, когда очередь дошла до меня она схватила свою подушку и попыталась ею меня задушить, к этому моменту прибежали врачи и силой оттащили ее от меня, привязали ее ремнями к ее койке и посадили медсестру индивидуально контролировать ее самочувствие и поведение. Она вырывалась и истошно орала, сыпля во всех нас оскорбления и угрозы, мы от страха на время даже забыли, что сами рожаем.

Я родила раньше, чем психически нездоровая женщина, и только на следующий день мне рассказали, что сразу после родов, воспользовавшись тем, что врачи отвлеклись на ребенка, выпрыгнула в окно со второго этажа больницы и сбежала прямо в больничной одежде босиком, при том, что на улице была зима и довольно крепкий мороз. Судьба той женщины и ее новорожденного малыша так и осталась для всех неизвестной.

Мой первенец, мой чудесный мальчик родился весом 3620гр и ростом 56 см, с 8 баллами по Апгар. Сейчас его в семье ласково называем чуднуёдик, это он сам придумал, когда его спросили кто он. Мы были сначала обескуражены до слез, когда он так себя охарактеризовал, у него аутизм и он это понимает. Ему десять лет и он действительно понимает, что не такой как все. Первые полтора года жизни он был обычным смышленым малышом, улыбался, обнимался, смотрел в глаза, говорил слова и словосочетания и ел абсолютно все блюда по возрасту.

Первые признаки стали проявляться после полутора лет, сначала я стала замечать стереотипность игры (машинки в ряд, монотонное повторяющееся переставление предметов), прогулки стали превращаться в "день сурка", путь был один и тот же – выйти из подъезда, посидеть на качелях (именно посидеть), пройти под аркой дома, перейти дорогу и по земляной тропинке (не важно какая погода, грязь, лужа, лед) пройти до магазина, купить пластилин и так же вернуться домой. Если я отказывалась покупать пластилин, идти по грязи, меняла маршрут, тут же была животная дикая истерика, с падением на землю, крушением витрин в магазине, избиением меня первым что под руку попадется. Я сначала думала капризы, пыталась бороться, перечитала кучу материала по воспитанию детей, но становилось хуже. Продавцы в магазине через месяц начали меня откровенно жалеть, через два месяца хозяин магазина выделил 30 упаковок пластилина бесплатно для моего ребенка и велел выдавать нам по одной ежедневно. После я возвращала пластилин обратно и он шел по кругу и так пол года. В магазине ребенка прозвали маленький скульптор. Но проблема была в том, что он не лепил, просто покупали и приносили домой складывать, перед сном он их пересчитывал, должно было быть тридцать, если больше, то он выкидывал лишнее в мусорное ведро.

Это уже стало казаться мне аксиомой, странной, болезненной, необъяснимой. На все мои переживания родственники мужа в один голос говорили, что я мнительная, и что у ребенка просто тяга к порядку, распорядку и коллекционированию, и что мне стоит поддерживать его, а не нагнетать обстановку. Меня винили в том, что я своими попытками воспитывать, наношу психологическую травму своему ребенку. И это работало целых два года, я слушала родственников, вникала в их слова, искала истину в них, мне так хотелось верить, что мой ребенок нормальный, что я искренне верила во весь бред, что мне тогда внушали. Я упустила драгоценное время, я совершила непоправимую ошибку, я не помогла ребенку вовремя, его болезнь усугублялась с каждым днем.

В один год и восемь месяцев ребенок тяжело перенес прививку от кори и это как будто подтолкнуло его болезнь к росту с геометрической прогрессией. К двум годам пропала речь, пропал визуальный контакт (ребенок отказывался смотреть в глаза), пропал указательный жест (он в принципе больше ничего не просил), появился рвотный рефлекс на некоторые блюда и продукты. Рацион менялся постепенно, сначало он ел только рис и котлеты из свинины месяц каждый день, потом суп с фрикадельками также месяц, затем гречка и котлеты из курятины три месяца, хлеб и милки вей две недели, он никогда не возвращался к продуктам, что ел раньше, он как будто наедался им на жизнь вперед и отказывался насовсем, если попытаться его покормить уговорами, то его вырывало. Это была боль невыносимая для меня как мамы, я видела глазами что происходит, уже головой поняла, что это ненормально, но сердце рвалось на части. Время от времени у меня случались выплески эмоций, когда я негодовала и задавала вопросы всем, разве это нормально в поведении и развитии ребенка, может стоит проконсультироваться с врачом. Как говорила родня отца ребенка у меня была очередная истерика и врачу показать и лечить надо меня, а не ребенка. Меня стыдили, что я такая плохая мать, не люблю своего ребенка, говорю гадости про него и моя истерика затихала.