А Николь внимательно следила за спокойным выражением лица своей красивой госпожи и видела, как улучшается ее расположение духа.

«Какая же я глупая! – думала она. – Из-за этого мерзавца чуть не поссорилась с госпожой, которая берет меня с собой в Париж, а в Париже почти всем удается устроить свою судьбу».

Было очевидно, что при таком взаимном расположении они должны вот-вот заговорить.

Андре начала первой.

– Уложите кружева в коробку, – сказала она.

– В какую коробку, госпожа? – спросила горничная.

– Вам лучше знать! Разве у нас нет коробок?

– Конечно, есть. Я только сейчас вспомнила о коробке, которую мне дала госпожа. Она у меня в комнате.

И Николь так стремительно бросилась за коробкой, что Андре все ей простила.

– Да это же твоя коробка, – сказала она Николь, когда та вернулась, – она может тебе понадобиться, дитя мое.

– Но, госпожа, она вам больше нужна, пусть она будет ваша.

– Когда собираются обзавестись хозяйством, всегда чего-нибудь не хватает. И сейчас как раз тот момент, когда она больше нужна тебе.

Николь покраснела.

– Тебе нужны коробки, – продолжала Андре, – чтобы складывать приданое.

– Госпожа, – возразила Николь, кокетливо покачивая головой, – мое приданое нетрудно будет уложить, оно займет немного места.

– Почему ты так думаешь? Если ты выйдешь замуж, Николь, я хочу, чтобы ты была не только счастлива, но и богата.

– Богата?

– Да, богата, соответственно твоему положению, конечно.

– А что, госпожа нашла мне в мужья откупщика?

– Нет, но я приготовила для тебя приданое.

– Госпожа не шутит?

– Ты же знаешь, что у меня в кошельке?

– Да, госпожа, двадцать пять настоящих луидоров.

– Ну так вот, Николь, они твои.

– Двадцать пять луидоров! Но это же целое состояние! – вскрикнула Николь, приходя в восторг.

– Тем приятнее для меня, если ты говоришь это серьезно, бедняжка.

– И госпожа дарит мне эти двадцать пять луидоров?

– Да, я тебе их дарю.

Сначала Николь была удивлена, затем ее охватило волнение, потом на глаза навернулись слезы, – она бросилась к Андре и поцеловала ей руку.

– Как ты думаешь, твой муж будет доволен? – спросила госпожа де Таверне.

– Еще бы ему не быть довольным! – ответила Николь. – Я в этом не сомневаюсь.

Она подумала, что Жильбер не хотел на ней жениться, так как боялся нищеты, а теперь, когда она стала богатой, она, возможно, покажется этому честолюбцу более привлекательной. Она тут же дала себе слово, что разделит с ним небольшое приданое, полученное от Андре. Николь хотела, чтобы он был обязан ей, таким образом она могла бы привязать его к себе и спасти от гибели Планы Николь были поистине великодушны. Недоброжелательный наблюдатель заметит, конечно, в ее щедрости намек на гордость, а вместе с тем и потребность унизить того, кто уже заставил ее однажды испытать унижение.

Отвечая этому пессимисту, мы утверждаем, что в тот момент ее любовь брала верх над расчетливостью.

Андре наблюдала за Николь.

– Бедное дитя, – со вздохом прошептала она. – Если бы не ее заботы, она могла бы быть счастлива.

Услышав эти слова, Николь вздрогнула. Пред взором легкомысленной девушки предстал Эльдорадо, где она видела себя разодетой в шелка и кружева, увешанной брильянтами и окруженной мужчинами.

Андре, напротив, никогда не думала об этом, она видела счастье в спокойной жизни.

Но Николь отвела взгляд от этого пурпурно-золотистого видения, которое, как мираж, стояло у нее перед глазами.

Она устояла перед соблазном.

– Я и здесь могу найти свое счастье, госпожа, – сказала она.

– Подумай хорошенько, дитя мое.

– Хорошо, госпожа, я подумаю.

– Будь благоразумной, устраивай свое счастье по-своему, но не делай глупостей.

– Да, госпожа. А теперь наступило время, когда я могу признать, что я вела себя глупо и чувствую себя виноватой, но речь идет о любви, поэтому я прошу госпожу простить меня.

– Так ты в самом деле любишь Жильбера?

– Да, госпожа. Я., я любила его, – ответила Николь.

– Невероятно! Что тебя в нем привлекало? Как только мне доведется его увидеть, нужно будет, получше рассмотреть этого сердцееда.

Николь посмотрела на Андре с сомнением. Что скрывалось за словами Андре: тонкое лицемерие или простая наивность?

«Андре, может быть, в самом деле ни разу не взглянула на Жильбера, – думала Николь, – но уж Жильбер-то наверняка обратил на Андре внимание».

Прежде чем изложить свою просьбу, она хотела разузнать все подробности.

– Жильбер не едет с нами в Париж, госпожа?

– А зачем? – возразила Андре.

– Но…

– Жильбер не слуга, он не может быть управляющим в Париже. Николь, дорогая моя! Бездельники в Таверне подобны птицам, которые порхают с ветки на ветку в саду или сидят на изгородях вдоль дороги. Как бы ни была скудна земля, она их прокормит. Но бездельник в Париже обходится слишком дорого, и там мы не сможем допустить, чтобы он ничего не делал.

– А если я все-таки выйду за него замуж… – прошептала Николь.

– Ну что ж, Николь, если ты выйдешь за него замуж, ты останешься с ним в Таверне, – решительно сказала Андре, – и вы будете охранять дом, который так любила моя мать.

Этот ответ ошеломил Николь. Андре говорила правду. Она отрекалась от Жильбера без малейшего сожаления и отдавала другой того, кто нравился ей накануне. Это было необъяснимо.

«Вероятно, девушки из высшего общества так уж устроены, – подумала Николь, – вот почему в монастыре ордена Аннонсиад я не раз наблюдала, как легко они влюблялись, но были не способны на сильное чувство».

Андре, вероятно, заметила, что Николь обуревали сомнения; ей нужно было сделать выбор между удовольствиями, которые ожидали ее в Париже, и однообразием тихой и спокойной жизни в Таверне. Поэтому она обратилась к Николь мягко, но в то же время решительно:

– Николь! От твоего решения будет зависеть вся твоя жизнь; подумай как следует, дитя мое, в твоем распоряжении только час. Час – это немного, но я знаю, что ты умеешь принимать решения очень быстро: итак, ты остаешься у меня на службе или выходишь замуж, выбирай – я или Жильбер. Я не хочу, чтобы моя служанка была замужней женщиной, я терпеть не могу семейных интриг.

– Всего-навсего час, госпожа! – повторила Николь.

– Да, только час.

– Ну что ж! Госпожа права, мне хватит и часа.

– Тогда уложи мои платья и платья моей матери, к которым я отношусь, как к реликвиям, а потом сообщишь мне о своем решении. Каким бы оно ни было, вот тебе двадцать пять луидоров. Если ты выйдешь замуж, это твое приданое; если последуешь за мной, это твое жалованье за два года вперед.

Девушка не хотела терять ни минуты отпущенного ей времени; она выбежала из комнаты, быстро спустилась по лестнице, перебежала двор и исчезла в аллее парка.

Глядя на убегавшую девушку, Андре прошептала:

«Безумная! Неужели она так счастлива? Неужели любовь так соблазнительна?»

Несколько минут спустя, не теряя ни секунды драгоценного времени, Николь стучала в окно первого этажа, где жил Жильбер, которого Андре так метко назвала бездельником, а барон – тунеядцем.

Жильбер что-то делал в глубине своей комнаты, повернувшись спиной к окну, которое выходило на аллею.

Услышав стук в окно, он тут же оставил свое занятие, Как воришка, застигнутый врасплох, и обернулся так поспешно, будто его подбросило.

– А, это вы, Николь? – сказал он.

– Да, это опять я, – ответила с решительной улыбкой девушка, заглядывая в окно.

– Милости просим, Николь! – приветствовал ее Жильбер, открывая окно.

Николь была рада, что ее так любезно встречают; она протянула Жильберу руку – Жильбер пожал ее.

«Вот все и устроилось! – подумала Николь. – Прощай, Париж!»

Здесь мы должны отдать должное Николь, которая при этой мысли лишь глубоко вздохнула.

– Вы знаете, что господа уезжают из Таверне? – спросила девушка, облокотившись на подоконник.