Соня бросила на него порицающий взгляд.

– Это некультурно. Пропустишь, когда к тебе обратятся.

Марк пожал плечами.

– Хочешь?

Соня колебалась несколько секунд. Воровато оглядев зал, взяла наушник.

– «Сектор Газа»?

– Не только, но и он там есть.

– Как можно слушать эту вульгарщину?

– Ушами, Соня, – Марк чуть придвинулся ближе, чтобы провода хватало на них двоих, и нажал кнопку, – сейчас будет моя любимая песня.

Соня вставила наушник, прикрыла волосами и с деловитой сосредоточенностью устремила взгляд на сцену. Начало песни показалось медленным и заунывным, но с припева мелодия зазвучала по-другому – с надрывом и басами. Слова показались ей знакомыми. В Анапе бывший одноклассник пел «Твой звонок» под гитару, тогда она впервые захотела освоить этот инструмент. С тех пор прошло три года, а гитара так и осталась задвинутой в подсознание мечтой.

Неподвижно, словно затаившись, они просидели три композиции, оба смотрели на сцену и словно не замечали, что соприкасаются плечами и коленями. Отодвинуться не пытались. Соне даже показалось, что Марк намеренно прижался к ней плотнее и склонил голову. Она делала вид, что ничего не происходит, старалась дышать ровно и неглубоко.

От Марка снова пахло сигаретами, хотя курящим его никто ни разу не видел. Он же спортсмен, да ещё и перспективный. Как-то не к лицу ему эта вредная привычка. Соня с некоторой досадой заметила, что Марк всегда ухоженный, опрятный, ни перхоти на плечах форменного пиджака, ни пятен на брюках, ни налета на зубах. А еще у Сони был персональный бзик: она всегда рассматривала уши. Лопоухость не попадала в разряд недостатков, а вот грязные уши были приговором даже для самого красивого парня. Из-за сережки эта часть тела Марка притягивала внимание. Тут тоже все было в порядке: никаких залежей серы и лоснящихся полос грязи за ушами.

Он даже обувь всегда протирал и не считал это позерством. Никаких особенных деталей, говорящих о его благосостоянии, Соня не обнаружила, он носил только часы, на вид довольно старые, скорее всего, доставшиеся от кого-то в наследство. Точно не богач, но и не бедняк. Вещи добротные, но не ультра-новые, плеер тоже довольно старый, в прочем, как и музыка в нем.

Наконец, завуч выдохся. Увидев устремленный в их сторону взгляд, Соня торопливо и пристыженно вынула наушник. Случайно потянула за шнур слишком сильно и зацепила им за колечко на ухе Марка. Он скривился, но промолчал, убрал плеер в карман рюкзака, а потом неожиданно улыбнулся.

Соня растерялась, обычно он смотрел на нее свысока и с пренебрежением.

Учеников вызвали на сцену. Оказалось, правильно подняться по ступенькам и верно встать – это целое искусство, и им, бездарям косолапым, оно неподвластно.

Нудная и абсолютно бесполезная репетиция длилась уже час. В животе урчало от голода, Марк поглядывал на часы и нервничал. Десятый раз они выходили на сцену, выслушивали речь завуча, имитировали получение грамот и красивой дрессированной шеренгой покидали сцену.

Перед последним таким выходом в зал заглянул Сергей. Увидев Соню, улыбнулся ей и подмигнул, Марка намеренно проигнорировал. Последний выход прогнали уже с ведущим. Сергей шутил, будто перед ним был полный зал, а не горстка замученных отличников, решивших больше никогда не выделяться из серой массы. Он вовремя разрядил атмосферу и спас завуча от голодных и уставших активистов школы. Заключительный выход получился безупречным, ученики простояли с улыбками и даже правильно взяли невидимые грамоты, а потом так же грациозно спустились. Зал покидали неорганизованной торопливой толпой.

Соню задержал Сергей. Коснувшись её предплечья, заставил остановиться. Марк прошел мимо, едва не зацепив их. В этот раз Сергей его не проигнорировал, посмотрел вслед с нескрываемой злостью, явно не забыл, по чьей вине занял второе место в кроссе и не попал в число награждаемых. Отличником он не был, а потешить самолюбие и постоять рядом с лучшими из лучших ему очень хотелось.

Марк глянул на их руки, брезгливо скривился и вышел в коридор.

Соня успела перехватить этот взгляд и нахмурилась. Сергей не заметил, он вообще редко замечал обстановку, если начинал охоту. Правда, он не подозревал, что сам идет в силки, расставленные Соней.

– Я видел в программе твой номер.

– Да, я буду танцевать.

– А почему фонограмму не отдала ди-джею?

Соня замялась.

– Когда последний день?

Сергей упёрся рукой в стену на уровне ее лица, чуть склонился.

– Вчера. Но для тебя я сделаю исключение.

Она чуть отстранилась, такая близость нервировала.

– Послезавтра принесу.

– В четверг генеральная репетиция, должна быть фонограмма и ты вместе с танцем.

– Будет. Но танец покажу только в пятницу, на самом выступлении.

Сергей нахмурился.

– Так не положено.

– Еще не готов костюм, не могу танцевать в школьной форме.

– Кайла, – его интонации стали вкрадчивыми, – ты требуешь к себе особенного отношения?

– Конечно, требую.

Сергей загадочно улыбнулся и снова приблизился почти вплотную.

– Ну, смотри, должна будешь.

Соня выскользнула из почти объятий, поправила воротник блузки и отработанной походкой пошла по коридору, представляя, как Сергей провожает её восхищенным взглядом. Главное, не споткнуться, дойти до поворота королевским шагом. Она не ошиблась, Сергей смотрел завороженно, еще и присвистнул ей вслед. Наконец-то состоялась их первая беседа. Соня осталась довольна. Всё прошло как нельзя лучше, осталось закрепить эффект танцем.

Сигнальным огнем, затмевающим остальные мысли, горела проблема костюма. Он существовал, манил, дразнил и лишал сна, в первую очередь, потому что ей не принадлежал. Просить деньги у мамы было заведомо провальной идеей. Вера Андреевна даже на репетитора по химии согласилась скрепя сердце, а на костюм точно не даст ни рубля. Из Анапы переехало три концертных наряда, каждый был сшит на заказ и обошелся в кругленькую сумму. Мама вполне обоснованно могла заявить, что у дочери и так есть в чем танцевать.

Соня тоже так думала, пока Эльвира Даниловна не показала ей тот самый костюм. За него Соня готова была продать душу дьяволу, взять пожизненный кредит и получить двойку в четверти. Костюм состоял их двух элементов: юбки и топа. Только это и объединяло его с классическим нарядом восточной танцовщицы. Таких костюмов Соня раньше не видела и не щупала. Топ представлял собой переливающийся лоскут скользкой ткани, больше похожей на жидкий металл. Держался он за счёт нитки мелких стеклянных бусин, охватывающей шею и спину. От затылка веером расходилось пять таких нитей, они ниспадали и крепились к поясу юбки на уровне поясницы. Создавалось впечатление, что топ вообще не закреплен, держится на груди каким-то чудом, а бусины стекают по спине, словно сверкающие капли воды. Юбка состояла из двух лоскутов такой же переливающейся ткани, прикреплённых к широкому поясу. Провокационные глубокие разрезы открывали взгляду ноги до самых бедер и распахивались на каждом шагу. Ткань юбки так же была расшита стеклянными бусинами.

Когда Соня впервые надела этот костюм, Эльвира Даниловна восхищенно ахнула.

– Переливчато-хрустальный хамелеон. Словно для тебя шили. А ну изобрази восьмерку.

Соня послушно выполнила элемент, но им не ограничилась, развернулась спиной и прошлась, покачивая бедрами. Бусины, повторили её движения чуть с задержкой, украсили мелодичным перезвоном. Ткань обтекала бедра и ноги, колыхалась маревом, словно нечто живое, и меняла цвет от золотого до серебристого с оттенками лазури и изумруда.

– Белилиссимо-перфекто! Волосы нужно собрать в плотный пучок, можно на лоб обруч. Спину и руки открыть полностью. Только браслеты на запястья и щиколотки, они идут с этой неземной красотой в комплекте. Спина и плечи будут говорить за тебя, плавиться и соблазнять.

Соня выполнила связку и замерла.

– Он, наверное, очень дорого стоит?

– Очень, – согласилась Эльвира Даниловна, – неприлично дорого, из-за цены не хотела тебе его предлагать, но, когда увидела, просто влюбилась в ткань и вертикальные нити бус. Ты погляди, тут же кристаллы! О, мое бедное сердце, я хочу его себе. Где мои семнадцать лет!