========== О том, как однажды мир обрел краски ==========
Вы хоть раз задавались вопросом: «откуда наша жизнь берёт свои краски?». Почему небо голубое, а не какое-нибудь фиолетовое или вовсе жёлтое? Почему облака белые, а не зелёные? Почему розы на грядках красные и розовые, а не грязно-болотного или серобурмалинового цвета?
Наша жизнь напоминает огромную палитру различных красок, начиная с водянистых акварельных и заканчивая перманентными масляными, которые одним мазком кисти по холсту способны оставить нестираемый отпечаток.
Также и с людьми. Но здесь стоит учесть один маленький нюанс — даже простой прохожий, являющийся блеклой акварелью, может стать графитовым карандашом, а затем и вовсе масляной краской, навсегда отпечатавшей очертание случайно махнувшей кисти, лишь слегка обмакнутой в пигменте.
Так произошло и со мной.
«Это была моя первая самостоятельная поездка к бабушке. Тогда мне было порядка двенадцати. Представляете, насколько самостоятельным ребёнком меня считали, что я сам отправился в гости в Тэджон, учитывая то, что по общему километражу расстояние было больше ста пятидесяти километров в одну сторону!
Путешествие на скоростном поезде всегда имело свою индивидуальную, хотя я бы сказал, скорее даже уникальную атмосферу, и именно поэтому каждая поездка представлялась маленькому мне каким-то величайшим праздником.
В то время мобильная сеть ещё не была настолько развита, а про сотовые телефоны (а уж тем более смартфоны зарубежных производителей из серии Apple) и речи не шло вовсе! Samsung тогда только вышел в мировые продажи и набивал себе цену, из-за чего их техника стоила баснословных денег. Простой люд пользовался старенькими кнопочными Sony и Panasonic, а поколение в возрасте, выросшее на классических произведениях и играх в монетку, развлекалось, как и раньше, что не под стать нынешней молодёжи.
Я очень любил эту дружескую и непринужденную атмосферу: часто в вагоне звучала инструментальная музыка, потому что попутчиком, сидящим где-то напротив, был какой-нибудь неизвестный никому музыкант, виртуозно играющий на шести-, а иногда и семиструнной гитаре. Не редкостью в пассажирском вагоне была игра на баяне или аккордеоне — пожилые женщины очень любили петь под эти инструменты песни из своей далёкой молодости, где-то в глубине души воображая себя в разноцветных праздничных ханбоках с атласными идеально выглаженными юбками, радостно танцующих на городской площади.
Большую редкость для меня представляли флейта, гобой и скрипка. Любой струнный и духовой инструмент, естественно, кроме гитары, для Кореи на то время был редкостью. Страна только начала восстанавливаться после национального разделения, а новый политический режим, введённый совсем недавно, сделал своё — всё было в диковинку.
С некой гордостью вытащив свой новенький Nokia 3310, (в народе его называли по-простому: «кирпичик»), я решительно направился к свободному сидению почти в начале вагона. Вальяжно развалившись и поставив рядом с собой небольшой портфельчик, я, не задумываясь, устремил всё своё детское внимание на маленький зелёный экран, где уже давно в режиме ожидания стояла всеми излюбленная и в то же время ненавистная змейка. Даже после пары остановок я бы так и гонял в эту увлекательную игру, бесконечно следя и тыкая на кнопки, чтобы виртуальное пресмыкающиеся не врезалось в ограждение, но звонкий детский голосок, ни с того ни с сего возникший где-то перед носом, помешал моей ачивке.
— Дяденька, а можно тебя нарисовать? — сказал голосок. Подняв свой по-детски угрюмый взгляд на маленькую невежу и увидев перед собой девочку примерно лет пяти, я сразу изменился: уголки губ моментально поползли кверху, прямо на щёки, следствием чего на лице появилась какая-то совершенно глупая и нелепая улыбка. Девчушка была такая радостная — маленькие глазки переливались на солнце ярким янтарем, тёмно-русые косички были завязаны милыми розовыми резинками с объёмными бантиками, а глянцевая упаковка новых цветных карандашей у неё в руках так и отдавала только недавно ушедшим детством.
— Извините, пожалуйста, этот ребёнок слишком общительный. Ханыль, дочка, чего ты к людям пристаёшь? Давай доедем до дома, и там ты порисуешь своими новыми карандашами, хорошо? — спустя пару минут около девочки появилась её мама и, вежливо извинившись, попыталась утянуть дочку за собой вглубь вагона, но малышка, прилагая все свои детские усилия, оставалась на месте, бесцеремонно продолжая пялиться в мои глаза.
— Тебя зовут Ханыль, верно? — сказал я и снова натянул на лицо дурацкую улыбку.
— Да, дядя, а ещё мне целых пять лет! — воскликнула девчушка, радостно показывая свою маленькую ручку с пятью пальчиками. — А как твоё имя?
— Я пока для тебя не дядя, Ханыль. Меня зовут Минки, — смущённую улыбка не собиралась покидать моё лицо и в этот раз. — Мне всего двенадцать! Я буду рад, если ты меня нарисуешь!
— Минки… это как Пинки из мультика про мышек! Минки-Пинки!{?}[«Пинки и Брейн» — американский мультсериал Стивена Спилберга о лабораторных мышах, одна из которых стала умной до гениальности, а другая глупой до смеха.] — Ханыль восторженно захлопала в свои маленькие ладошки, в которых еле помещались недавно купленные карандаши.
Как мне показалось, не прошло и пары секунд, как малышка выхватила у своей мамы такой же новый альбом, уселась напротив и, задумчиво ворочая языком во рту, начала творить, как можно аккуратнее выводя неровные линии левой рукой.
— Я взяла салатовый карандаш! Надеюсь, тебе понравится! — протараторила девчушка, вырисовывая что-то похожее на нос.
Мне нужно было выйти на следующей остановке. Решив не беспокоить увлечённо рисующую мой портрет маленькую девочку, я с внутренним сожалением и нежеланием уходить слился с общим потоком выходящих пассажиров и уже через пару минут оказался на перроне.
Не знаю, успела ли она дорисовать меня в тот день, но я уже тогда с точной уверенностью в словах мог заверить, что её имя засядет в моей голове на долгие годы.
***
Казалось бы, жизнь шла своим чередом: жаркое лето сменяла золотая осень с проливными дождями, затем наступала прохладная, а иногда даже холодная зима, принося с собой целые охапки снега и оставляя весне многочисленные тающие сугробы на улицах и во дворах, а весна, в свою очередь, была рада стараться, по-хозяйски превращая ледяные глыбы в распускающиеся цветы сакуры.
С каждым прошедшим годом моя жизнь приобретала новые краски, которые разделялись на множественные оттенки, а оттенки — на бесчисленные полутона. Да, всё прямо как в тех новеньких карандашах: я взрослел, постепенно превращая свой детский, нежный, еле заметный салатовый оттенок в контрастный зелёный цвет.
После окончания средней, я вместе со своими друзьями перевёлся в последнее звено — старшую школу. Там-то и начались проблемы.
Сложная программа обучения не давала вздохнуть полной грудью из-за огромного объёма материала, чрезмерной нагрузки и невероятно большого количества тестирований, диктантов, сочинений и экзаменов. Также я попал в сборную команду по баскетболу (хотя бы здесь мне пригодился мой высокий рост), что как раз-таки в дальнейшем и помешало мне хорошо учиться.
Если не брать в расчёт сто-балльную шкалу оценивания и расценить мою успеваемость по традиционной пяти-бальной системе: я был уверенным троечником. Да, тем самым, который, по мнению большинства, в дальнейшей жизни должен многого добиться, но, увы, этим людям давно пора снять розовые очки, перестать смотреть через призму и хоть на минуту погрузиться в суровые жизненные реалии.
Честно говоря, я был тем ещё неудачником. Нет, меня не гнобили одноклассники, я не подвергался буллингу со стороны школьных задир и никогда не был козлом всеобщего отпущения. У меня было что-то помасштабнее, скажем, проблемы слегка побольше. Вместе с игрой в баскетбол пришли частые прогулы важных предметов, за чем последовали провальные тестирования и пробные переводные экзамены. Начались проблемы с учителями. Однажды за плохую успеваемость меня даже чуть не выгнали из школы. Помню, в тот день мне так сильно накостыляла мама, что пострадал не только я, но и пара деревянных вешалок, которые сразу же после ссоры были вынуждены отправиться прямиком в мусорное ведро.
