В деревне Комарики стоит восьмой по улице Майской дом. В конце XX столетия, в середине июля, в этом доме праздновали свадьбу. Женился старший сын Василия Петровича Прутикова – Николай.

Во главе длинного стола, нервно улыбаясь, сидели молодожены. Хриплый низкий бас произносил тост – говорила тетя Марина.

– Когда ваша мать померла, люди решили, что дети пропали. Но отец ваш, – тетя слезно всхлипнула, глотнула водки и перекрестилась. – Отец был вам и за мамку, и за папку. Не пошел искать другую бабу, а сам пахал, сажал и вот вам, пожалуйста, вырастил. Какого молодца! Машенька, – обратилась она к невесте, та с готовностью подалась вперед, – береги нашего Николая. Выпьем за здоровье молодых.

Гости выпили, посматривая на молчаливо сидевшего в углу стола Василия Петровича. Ожидали, когда отец жениха начнет разговор о доме. Тетя Марина, выпив во время своего тоста пятую стопку водки и закусывая шестую, решила поторопить события.

– Вася, – обратилась она к Василию Петровичу, – я знаю, что ты волнуешься. Ваш отец волнуется, – повторила она для молодожен тоном снисходительного упрека. – Дети уже взрослые.

Намек был тонок так, что даже вовсе не имел никакого нужного содержания. На лицах некоторых гостей, любопытство которых возлагало на тетю Марину некоторые надежды, появилось разочарование, однако Василий Петрович понял, к чему его подводили. Он встал и подошел к столу.

– Мы с братом твоим, Николай, посоветовались и решили. Встань, Федя – Василий Петрович показал жестом своему младшему сыну встать. Из-за стола поднялся высокий парень, рыжеволосый и кучерявый, с редкими веснушками на лице. Это был младший брат Николая – Федя. Он кивнул, как бы подтверждая слова отца. – Дом наш большой, – продолжал Василий Петрович, – просторный, добротный. Много лет мы занимались благоустройством двора, сада, огорода, конюшни. Здесь есть все, чтобы жить и жить хорошо. Было принято решение: левую часть дома отдать молодоженам. Мы же с Федей расположимся в правой половине, и как бог даст.

– Вот это полетело! – закричал дядя Володя-машинист, его сильный голос был более всего пригоден для того, чтобы пробивать гудки тепловозов и оглашать восторг коллектива.

– И еще, – вновь взял слово Василий Петрович, когда гости успели еще раз выпить и уткнулись в свои тарелки. Он волновался так сильно, что местами начинал задыхаться, тогда он останавливался, вытирал со лба капли пота и продолжал. – Николай, помни, что садовая беседка, которая теперь будет принадлежать вам с Машей, была построена по просьбе твоей покойной матери – жены моей Натальи – и для меня, надеюсь, для всех нас, это место – символ вечной любви, бессмертного воспоминания о ней. Я отдаю тебе, Коля, наш с матерью твоей дом, нашу землю, лишь с тем условием, чтобы ты хранил эту землю, дом, но, особенно, беседку. Она – наше тебе наследие, пусть стоит многие лета, не меняя своего места и вида. Потому пишу в этом документе, – Василий Петрович поднял стопку печатных бумаг, – что беседку возможно переменить только по желанию коня нашего – Борьки.

Последовал громкий смех гостей. Василий Петрович был доволен своей речью. Молодожены, получив дарственную, из скромности старались скрыть свое счастье.

Дом Прутиковых и сегодня знаменит в Комариках своими размером и благоустройством. Николаю и Маше достались восемь просторных комнат, большие садовый, огородный участки и небольшая, на совесть сделанная, постройка, которую Василий Петрович, любя, называл конюшней, хотя в ней жил всего только один конь – Борька.

Со дня свадьбы Николая и Маши прошло некоторое время. Молодые Прутиковы освоились в подаренной ими половине дома и жили без нужды. Особенно обустроилась Маша. Только ей все казалось, что Николай совсем не старается, чтобы хоть как-то улучшить положение дел в их семье. Время шло, а на работе он по-прежнему занимал должность мастера по производству за зарплату чуть выше средней по городу. К тому же, у Маши были подозрения в том, что Николай изменял ей с дамой из заводской бухгалтерии, которую он дважды подвозил с работы до дома. Вместо того, чтобы поскорее увидеть Машу, он тратил время на коллегу женского пола, оправдываясь после тем, что у той были тяжелые сумки со сгущенкой, снятой в тот день с производственной партии. Был жуткий скандал.

Николай тоже переменился. Он стал меньше задумываться о вещах посторонних, стал раздражительнее и чаще желал уединения, покоя, ему перестали сниться сны. С утра до вечера он находился на заводе, вечер посвящал ремонту, работе в саду, помощи жене по дому, ночей он не помнил. В выходные дни Маша ехала в город. Он «вывозил» ее, ожидая в магазинах и порой вместе с ней отправляясь в кино на фильм, который обыкновенно ему не нравился. Вся жизнь Николая была посвящена призрачной семейной цели, которую он никак не мог достичь. Чем больше он угождал Маше, тем глубже становилось ее недовольство, и Николай постоянно решал задачи, задаваемые ему женой.

Василий Петрович не вмешивался в семейные дела сына. Он считал это дело молодым и, что со временем все должно было само уладиться с опытом. Однако, Николай, притихший и угрюмый, тревожил отца. Несколько раз они беседовали на эту тему.

– Бать, я устал, – отвечал Николай. – Да и года идут. Сам понимаешь.

Василий Петрович понимал и не соглашался.

С отцом жил Федор. Он, как и Николай, с утра до вечера проводил время на заводе и находил свои занятия успешными, даже полезными для общества. Польза, по мнению Федора, заключалась в изучении им производства, в сахаре, который получался в результате, в книгах, которые помогали ему узнавать новое, чтобы завтра улучшить результат. Заочно он учился в университете, даже писал научные статьи, анализируя экологическую сторону производственного дела. Федору шел двадцать четвертый год (разница с братом составляла три с половиной года). Василий Петрович мечтал женить младшего сына.

– Женился бы, Федька. Вон сколько на тебя заглядывается.

– Пап, зачем мне жена? У меня есть Борька.

– Так Борька – конь, а не девка.

– Девок мне и без жены хватает, – отвечал Федька и смеялся.

Такого рода заключения сына Петр Иванович не одобрял и возлагал перевоспитание на силы и чары девичьих прелестей. Федор был не прочь поддаваться чарам, но колдовство красавиц разбивалось о крест заводских дел. Справедливо сказать, что в любви Федор не был ходоком, и даже боялся женского чувства, как предмета до крайности непостоянного. Он знал, что Борька будет ждать его вечером в конюшне, что работа на заводе, которой он посвятил весь свой день, завтра появится вновь. Он твердо был уверен в том, что с ним – с Федькой – жизни коня Борьки и сахарного завода становятся лучше. Частичка счастья производящих и покупающих сахар людей и целое борькино счастье зависят ни от федькиной наружности, ни от красноречивости его слов и количество денег в кармане, а лишь от того только, придет Федька этим утром или нет. Не встретилась ему на свете женщина, с которой он мог быть убежден в том же самом.

Три года назад, ранней осенью, Федор и Борька отправились к местной плотине. Тогда и сейчас там стоял и стоит каменный мост, а под ним сооружен водопад, над которым, упираясь в поверхность моста, есть укромное местечко, походящее на коморку. Ради этого местечка приходил сюда Федор, потому как оттуда ему открывался удивительный вид на реку.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.