Верховный главнокомандующий Сталин Иосиф Виссарионович;
И.О. Начальника Генштаба Василевский Александр Михайлович;
Генерал-майор Бережной Вячеслав Николаевич.
– Итак, товарищи, – сказал вождь, – судя по донесению товарища Горбатова, операция «Центавр» завершилась успешно. Настолько успешно, что Лев Захарович Мехлис рвется на Северо-Западный фронт, выявлять приписки и карать обманщиков. Что вы на это скажете, товарищ Бережной?
– Пусть едет, товарищ Сталин, – пожал плечами командир отдельной тяжелой мехбригады ОСНАЗ, – ничего такого, что могло бы подтвердить его подозрения, он не увидит.
– Хорошо, – кивнул Сталин, – мы вас поняли, и верим вам. Мы попросим товарища Мехлиса, чтобы он пока никуда не ездил, чтоб не трепать напрасно нервы товарищу Горбатову. А что нам скажет товарищ Василевский?
– Наши железнодорожные части уже приступили к ремонту полотна и станционного хозяйства, поврежденного немцами, – ответил тот. – Саперы в двухдневный срок должны завершить ремонт железнодорожного моста через реку Полометь. Считаю, что нам удастся выдержать график подготовки и провести «Молнию» раньше, чем немецкое командование сумеет адекватно отреагировать на случившееся. Кроме того, операции «Гобой» и «Игла», запланированные на двадцать третье февраля, с учетом даты их проведения*, отвлекут внимание противника от Псковского направления.
Примечание авторов: * 23 февраля – день Рабоче-Крестьянской Красной Армии и Военно-морского флота. «Праздничные» наступления имели репутацию политически акцентированных, а следовательно, обозначали направление главного удара.
– Вы уверены, что немцы не перебросят под Ленинград силы из-под Смоленска? – спросил Сталин, медленно прохаживаясь по кабинету. – Может, лучше сперва ударить на Псков, а уже потом проводить операции местного значения, добивая противника?
– Никак нет, товарищ Сталин, – покачал головой Василевский, – у немцев, а точнее, лично у Гитлера, просто навязчивая идея насчет нашего наступления на Смоленск. В конце концов, именно здесь мы украли у него Гейдриха и фон Клюге, и именно сюда он стягивает остатки своих резервов. Нашей разведке удалось узнать, что новым командующим группы армий «Центр» назначен рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, которого Гитлер считает самым надежным своим соратником. В ответ на протесты Кюхлера о начавшемся нашем наступлении на Ленинград Гиммлер и Гитлер просто заставят его замолчать, предложив обойтись собственными ресурсами. А поскольку усилить 18-ю армию можно только за счет 16-й…
– Я вас понял, товарищ Василевский, – кивнул Сталин. – Конечно, после того, как Калигула назначил своего коня сенатором, мир уже ничем нельзя удивить. Но, товарищ Бережной, как вы думаете, значит ли это назначение Гиммлера, что Гитлер сейчас в таком же отчаянии, в каком был в вашей истории летом 1944 года? Ведь фронт все еще под Москвой, а не под Варшавой…
Генерал-майор Бережной пожал плечами и сказал:
– Я, товарищ Сталин, плохо разбираюсь в психологии Гитлера и подобных ему непризнанных «гениальных» художников, и могу сказать лишь одно. Все происходит слишком быстро, и поражения врага следуют одно за другим. Гитлер вообще неуравновешенный тип, в свое время травленный газами и дважды контуженный. Ситуация, при которой он станет совсем неадекватным, вполне возможна, и мы в любой момент должны быть к этому готовы.
– Что вы имеете в виду? – заинтересовался Сталин.
– Сумасшедший Гитлер считая, что высшее командование Вермахта готово ему изменить, вполне может инициировать в Германии новую ночь длинных ножей, – ответил Бережной, – Это может сильно помочь нам на завершающем этапе войны. Но, спятив окончательно, Гитлер может развернуть на наших оккупированных территориях самый настоящий геноцид. Вот это крайне скверно. И назначение Гиммлера командующим Группой армий «Центр» – сигнал о том, что такое развитие событий вполне возможно.
– Товарищ Сталин, – голос Бережного дрогнул, – в случае такого развития событий я предлагаю нанести по фашистской Германии удар возмездия имеющимися в нашем распоряжении спецбоеприпасами. Уверен, что товарищ Ларионов в этом меня поддержит.
Сталин, помрачнев, покачал головой, а потом сказал:
– Мы обдумаем ваше предложение, товарищ Бережной. Но в первую очередь мы должны думать не о возмездии, а о том, как быстрее освободить наш народ и нашу землю от фашистского рабства. Мы очень рассчитываем на вашу помощь и поддержку в этом деле. Ведь вы и ваши товарищи всего за какие-то сорок дней сумели внести в дело нашей Победы неоценимый вклад… Итак, товарищи… – Сталин подошел к столу, и что-то записал в блокноте, – план операции «Молния» должен быть выполнен в те же сроки и в том же объеме, как и намечалось ранее. На сегодня все. Вы свободны, товарищи.
19 февраля 1942 года, 00–35. Марманск, аэродром Ваенга, 2-й гвардейский (72-й) смешанный авиационный полк Северного Флота.
Днем восемнадцатого февраля на аэродроме Ваенга, приземлились два прибывших из Архангельска транспортника ТБ-3, из которых под наблюдением контролем сотрудников НКВД были выгружены полтора десятка больших деревянных ящиков. Через час после прилета «туберкулезов» на том же аэродроме приземлился пассажирский ПС-84 с двумя десятками секретных специалистов на борту. Всех их немедленно поселили в отдельный барак, возле которого опять же стояли бойцы НКВД. Еще сутками ранее на аэродром Ваенга из мурманского порта привезли столитровые железные бочки с нанесенными краскопультом под трафарет большими белыми буквами: «ТС-1. Яд – не пить» и черепом с костями для вящей доходчивости. Правильно, не надо никому знать, особенно в кишащем англичанами и американцами Мурманске, что ужасно секретные буквы «ТС-1» обозначают самый обыкновенный керосин, только тщательно очищенный. Почему бы слегка не потроллить коллег из «союзных разведок» – пусть попытаются выяснить состав этой «ужасной дряни».
А специально выделенные товарищи, откомандированные во вновь сформированный «СМЕРШ» из ведомства Лаврентия Павловича, посмотрят, кто, кому и какие вопросы будет задавать в связи со всем происходящем. И в самом деле, товарищи Сталин и Берия весьма интересуются, есть ли в доме «кроты», и где именно они водятся…
И вот уже неделю аэродромная команда выравнивала и трамбовала взлетно-посадочную полосу, доводя ее длину до двух тысяч метров. Смысл этих действий был изначально малопонятен. Ходили слухи, что СССР закупил в Америке тяжелые стратегические бомбардировщики Б-17, и аэродром готовят для приема именно этих самолетов. Но действительность была фантастичнее любых, даже самых невероятных, слухов.
Дело в том, что все эти события были лишь прелюдией перед осуществлением основной части операции под кодовым наименованием «Мгла» (решение о ее проведении Сталин принял девятью днями ранее). Выходящие на новый уровень советско-американские отношения требовали бесперебойного функционирования трассы арктических конвоев. Именно этой цели и служила переброска на Север Эскадры Особого Назначения. Немцы в Норвегии должны быть тише воды, ниже травы. И для этого у Северного флота теперь были все возможности.
Но чтобы снять все опасения американских партнеров о безопасности грузов, нужно было выбить из рук Гитлера еще один козырь. И этим козырем был притаившийся где-то в норвежских шхерах линкор «Тирпиц». Собственно, особого стратегического значения он уже не имел. Стоит ему лишь высунуть нос из Тромсе, где он сейчас отстаивался, и находящаяся поблизости «Москва» успокоит его двумя-тремя своими «Вулканами». Судьба двух итальянских линкоров, сгинувших в Черном море, еще у многих на слуху. И пусть немцы строят свои корабли куда более качественно, чем итальянцы, но подрыв проникающей боеголовки в погребах успокоит даже такого монстра, как «Тирпиц».
Но все это теория, а для гарантии безопасности конвоев «Тирпица» надо прихлопнуть уже сейчас. Другие крупные немецкие корабли, которые Гитлер приказал направить на север, пока находятся в длительном ремонте после полученных повреждений, и будут отсутствовать на Арктическом ТВД от двух до четырех месяцев. А потом – милости просим, господа, приходите на наше Баренцево море по одному и с вещами. Но «Тирпица» при всем при том надо выводить из игры, не дожидаясь, пока в Арктике развернутся основные события. Пусть в Берлине побесятся, а в Лондоне и в Вашингтоне задумаются.
