Литмир - Электронная Библиотека

На следующую ночь, кстати, огневой налет был предпринят уже непосредственно по штабу II-го Армейского корпуса в Демянске. Полтора десятка тяжелых снарядов с дьявольской точностью угодили и в само здание, где располагался штаб, разнеся его вдребезги, и перепахали ближайшие окрестности.

А дальше начался террор. Тяжелыми снарядами большевики не разбрасывались, но каждый подвергшийся обстрелу объект был для немецкой группировки действительно ценен. Добивало немцев то, что последний снаряд в серии неизменно был агитационным. Он лопался в воздухе над покрытыми воронками руинами уничтоженного объекта и разбрасывал сотни тонких листков, содержащих вместо обычных для большевистского агитпропа призывов к пролетарской солидарности и сознательности только одну фразу, отпечатанную жирным готическим шрифтом: «Ihr werdet alle sterben!» – «Вы все умрете!»

Отчаянная попытка отбить Любницу силами моторизованной дивизии СС, предпринятая в период с одиннадцатого по тринадцатое февраля, не привела ни к чему, кроме катастрофических потерь. Бесплодные атаки голодных солдат на заранее подготовленные рубежи, в тридцатиградусный мороз, без поддержки артиллерии и авиации были просто самоубийственны.

Несколько случайно уцелевших к началу февраля «троек» и бронетранспортеров сразу же подбили русские орудия ПТО, и дальнейшие попытки наступательных действий вдоль дороги Демянск – Любница велись уже в пешем строю. Исступленные истерические атаки прекратились только после того, как командир дивизии «Мертвая голова», обергруппенфюрер СС Теодор Эйхе, знаменитый своей службой в Дахау, получил тяжелое ранение при артиллерийском обстреле штаба дивизии и выбыл из строя. К тому моменту оставшихся в строю эсэсовцев едва ли хватило на полнокровный батальон, и командованию окруженного корпуса пришлось срочно стягивать на том направлении все свои резервы и укреплять оборону. В сложившейся обстановке удар большевиков от Любницы на Демянск становился почти неизбежным.

Два дня немецкое командование лихорадочно перегруппировывало свои силы, стягивая с селу Лужино собранную с миру по нитке кампфгруппу. Но русские молчали, ограничиваясь плотными, но эпизодическими артиллерийскими налетами по отдельным скоплениям немецких войск. Никто не знал, сколько они успели перебросить туда пехоты, сколько танков, сколько артиллерии. В ОКХ эту операцию советских войск посчитали широкомасштабным блефом, призванным отвлечь внимание от центрального направления. И даже когда в ночь на шестнадцатое февраля началась операция «Центавр», никто из хваленых немецких генералов так и не сумел понять ни ее истинного смысла, ни цели.

Чуть в стороне от поселка Лычково, превращенного немцами в опорный пункт, в воздухе, едва слышно жужжа, кружился покрытый черной краской беспилотник. В семи километрах от этого места у поселка Липняги на опушке леса под раскинутой маскировочной сетью притаились два заляпанных известкой в целях маскировки грузовика-кунга. Дирижировал там всем хозяйством капитан Лютый Петр Андреевич, командир взвода артиллерийской разведки сводного артдивизиона Отдельной тяжелой механизированной бригады особого назначения. И контрбатарейная борьба с использованием станции «Зоопарк» – это он, и раздолбанные вдрызг немецкие аэродромы и штабы – тоже он.

Но то была лишь увертюра, главная симфония еще не прозвучала. В эту ночь капитану Лютому предстояло «дирижировать» настоящим «симфоническим оркестром» в составе приданного 1-й Ударной армии сводного арткорпуса РВГК, имеющего на вооружении сто сорок четыре 203-мм гаубицы Б-4, сто сорок четыре 152-мм гаубицы-пушки МЛ-20. Четыре 180-мм железнодорожных артиллерийских транспортера, имеющих дальнобойность до сорока пяти километров, находились в резерве и были готовы вступить в дело после отдельной команды.

Беспилотник закончил работу, отлетел чуть в сторону, чтобы не попасть под мчащиеся к цели снаряды. Положен последний мазок на картину маслом – и схема вражеских укреплений и артиллерийских позиций, выявленная с помощью инфракрасной камеры, стала известна советскому командованию. Теперь должны были заговорить пушки и гаубицы.

Первый стокилограммовый 203-мм осколочно-фугасный снаряд, сердито что-то пробормотав в воздухе, воткнулся в землю с небольшим недолетом до намеченного в качестве первой цели дерево-земляного укрепления у моста через реку Полометь. Огромный столб мерзлой земли поднялся в небо, возвестив о начале операции «Центавр».

Небольшая поправка – и следующий снаряд черед две минуты вместе с мерзлой землей швырнул в небо обломки бревен и куски человеческих тел. А дальше заработали все три полка артиллерии особой мощности. От восьми дюймов не защищали перекрытия в три, шесть и даже в девять накатов. Толстые бревна ломались как спички, промерзшая земля покрывалась огромными воронками.

Что им дерево и земля – на Карельском перешейке такие гаубицы крушили финские доты, превращая их в переплетенные стальной арматурой куски гранита и бетона. Недаром финны называли эти орудия «Сталинскими кувалдами».

Пушки-гаубицы МЛ-20 тем временем прошлись огненной метлой по линии окопов и поставили огневой заслон на дороге, ведущей к Лычково из Ямниц. Там отмечались какие-то нездоровые шевеления немецкой пехоты. Через полчаса артиллерийская стрельба стихла, и из советских окопов беззвучно поднялись цепи 87-го полка 26-й стрелковой дивизии. В атаку шли молча. По ним никто не стрелял: некогда мощные укрепления, отбившие не один яростный штурм, превратились в подобие лунного пейзажа. По немецким укреплениям прицельно, с корректировкой, было выпущено более двух тысяч восьмидюймовых и около десяти тысяч шестидюймовых снарядов. Красноармейцам нужно было лишь смотреть, куда ступить, стараясь в полном мраке не навернуться в воронку и не переломать ноги.

Пауза в четверть часа, была необходима для того, чтобы пехота заняла обработанный «богом войны» кусок вражеских укреплений, в небе над целью сменили друг друга на вахте два беспилотника, а на артиллерийских позициях расчеты пробанили и охладили стволы орудий.

А потом началась вторая артподготовка (на этот раз по шверпункту Лычково), чуть более длинная, минут на сорок – сорок пять. Опять огонь велся «по-зрячему», с корректировкой, и до полного прекращения шевелений с немецкой стороны. Занимали руины шверпункта уже части 202-стрелковой дивизии из состава Первой ударной армии. Последней, третьей частью этой ночной симфонии был разгром и захват несколько меньшего по размеру шверпункта Кневицы, после чего 202-я дивизия продвинулась еще на семь-десять километров к югу от линии железной дороги, и стала занимать оборону по удобным естественным рубежам.

Собственно, все это была уже чистая забава, поскольку к часу ночи 87-й стрелковый полк у деревни Белый Бор перерезал и оседлал единственную дорогу, по которой в район шверпунктов Лычково – Кневицы противнику могла поступить помощь. Приданные полку саперы сразу принялись взрывать в мерзлой земле толовые шашки, намечая изломанную линию траншей. В воздухе замелькали лопаты и киркомотыги. К рассвету очнувшихся немцев тут встретит подготовленная и усиливающаяся с каждым часом линия обороны. Любая попытка немецкого командования наличными силами и в разумные сроки снова заблокировать железную дорогу Валдай – Старая Русса непременно нарвется на соответствующий отпор.

Операция «Центавр» прошла успешно, РККА получила прямой транспортный коридор к Старой Руссе и возможность быстро нарастить свою группировку южнее озера Ильмень, при том, что германские войска продолжали удерживать пусть и важный, но все же второстепенный узел шоссейных дорог, для которых у Красной армии имелись пути-дублеры. Это был первый гвоздь в крышку гроба группы армий «Север». Но на тот момент эту истину никто, кроме разработчиков операции «Молния» и товарища Сталина, не понимал.

16 февраля 1942 года, 17–35. Москва, Кремль кабинет Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина.

Присутствуют:

3
{"b":"776277","o":1}