Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но знание итальянского языка, хотя и скромное, пригодилось Николаю не только как руководителю раздела переводов и зарубежной литературы в журнале «Современник»!

В 1860–1861 гг. тяжело больной Николай Александрович Добролюбов смог познакомиться со страной, язык и культура которой так давно привлекали его внимание. Он едет за границу на лечение… В последний год своей жизни Добролюбов побывал не только во Франции, Германии и других странах, но и в Италии, где он нашел любовь и обрел надежду на личное счастье.

Добролюбов пробыл в Италии с декабря 1860 г. по июль 1861-го. В отличие от хорошо изученных добролюбовских мест Нижнего Новгорода и Петербурга, «Добролюбовские места в Италии» – это предмет отдельного музейного и историко-литературного исследования. Это те места, где жил наш герой в последний год своей жизни, где он нашел любовь и счастье: Флоренция, Рим, Милан, Неаполь, Мессина…

Добролюбов часто менял места жительства, переезжал из города в город, и установление точных дат затруднительно. Он жил это время в Генуе (начало декабря), Ницце (в первой половине января 1861 г.[1]), Флоренции (январь и начало февраля), Венеции (середина февраля), Милане (вторая половина февраля), Турине (начало марта), Риме (до середины марта), на Сицилии с конца марта до середины июня[2]: в Неаполе, Палермо, Мессине. Италия вдохновила Добролюбова как на цикл сатирических свободолюбивых стихотворений «Неаполитанские стихотворения», которые он публиковал в сатирическом приложении к журналу «Современник» – «Свисток», так и на целую серию политических статей на злободневные темы итальянской действительности.

Даже в лирических стихотворениях Добролюбова, написанных в Италии, проявляется его симпатия к повстанцам:

Полные радужных снов,
Шли мы по улицам Рима,
Реки восторженных слов
Так и лились несдержимо.

В них то прямо, то завуалировано вырисовывается образ Джузеппе Гарибальди, героя Италии, и связанные с ним эпизоды…

Мы далеко. Неаполь целый
Слился в неясные черты.
Один Сент-Эльмо[3] опустелый
Нас провожает с высоты.

Сант-Эльмо – тюрьма, где содержались те, кого потом выпустил на свободу Гарибальди. В минуту созерцания этого, казалось бы, лирического итальянского пейзажа Николай Александрович думал и о своих свободолюбивых друзьях, заключенных в российские тюрьмы, об одном из лучших – своем друге, русском писателе, поэте Михаиле Михайлове.

Во время пребывания в Италии Добролюбов встретился с молодой итальянкой Ильдегондой Фиокки – дочерью жителя Мессины. «Ездил я недавно в Помпею и влюбился там… в одну мессинскую барышню, которая теперь во Флоренции, а недели через две вернется в Мессину… но я – признаться вам – струсил и даже в Мессине, вероятно, не буду отыскивать помпейскую незнакомку, хотя отец ее и дал мне свой адрес и очень радушно приглашал к себе» (из письма 1861 г., Неаполь). Можно предположить, что именно «мессинской барышне» посвящено одно из добролюбовских стихотворений того периода, поскольку обстоятельства знакомства Добролюбова с И. Фиокки были, с одной стороны, случайны, а с другой стороны – романтичны:

Увидал я ее на гуляньи
И, обычную робость забыв,
Подошел, стал просить о свиданьи,
Был настойчив, любезен и жив.

Девушка ответила взаимностью, письмом от 22 мая 1861 г. Наш герой сделал ей предложение руки и сердца, которое вначале будто бы было принято. Этот короткий роман ярко характеризуют письма Добролюбова и воспоминания его современников. В письме 1861 г. из Неаполя Николай Александрович пишет Н.Г. Чернышевскому: «Если бы я в самом деле женился за границей, то как вы думаете: смог ли бы я устроиться с семьею сколько-нибудь толково?».

О том, что он оказался перед жесткой дилеммой – остаться в Италии или вернуться в Россию (сначала предполагалось – с молодой женой-итальянкой) свидетельствует и другое его письмо Чернышевскому из Неаполя в июне 1861 г.: «Я решался в то время отказаться от будущих великих подвигов на поприще российской словесности и ограничиться, пока не выучусь другому ремеслу, несколькими статьями в год и скромною жизнью в семейном уединении в одном из уголков Италии». К сожалению, старший друг и соратник Николая Добролюбова допустил промедление в ответе на эти роковые для судьбы своего товарища вопросы, что породило реплику молодого публициста: «Ваше упорство не отвечать мне на мои вопросы отняло у меня возможность действовать решительно, и предположения мои расстроились и, может быть, навсегда».

Роман закончился горько для обеих сторон, едва начавшись. Приведем отрывок из воспоминаний современника Добролюбова Д.П. Сильчевского: «Из рассказов покойной А.Я. Панаевой-Головачевой оказывается, что Добролюбов, находясь в Италии, едва не женился на одной молодой итальянке, жившей со своими родителями в Мессине. Она приняла его предложение, когда он находился в Мессине (в половине июня 1861 г.). Родители молодой девушки были тоже согласны, но они потребовали, чтобы он подвергся медицинскому осмотру со стороны одного известного местного врача, пользовавшегося репутацией знаменитого диагноста, так как состояние здоровья Добролюбова казалось родителям сомнительным. Осмотрев Добролюбова, врач категорически объявил родителям молодой итальянки, что Добролюбову осталось прожить только несколько месяцев. Родители красавицы итальянки передали Добролюбову слова врача и этим мотивировали свой решительный отказ в руке дочери. (Надо еще добавить, что в случае если бы здоровье Добролюбова оказалось даже вполне удовлетворительным, то тогда Добролюбов, женясь, должен был бы, по требованию родителей и их дочери, навсегда остаться в Италии и уже не возвращаться в Россию, на что он соглашался, продолжая свою литературную деятельность.) Добролюбов после этой неудачи, услышав, так сказать, свой смертный приговор, поспешил вернуться на родину и повидаться перед смертью с любимыми им сестрами (в Нижнем) и друзьями. Вернулся он в Россию морем, но уже в Одессе (13-го июля) у него хлынула горлом кровь. Заехав к сестрам в Нижний, Добролюбов вернулся в Петербург уже совсем больным и не мог более оправиться. Притом же он знал, что дни его сочтены: диагнозу мессинского доктора он поверил, хотя рассказал об этом одной Панаевой…».

Иное объяснение того, почему предполагавшаяся женитьба расстроилась, дает в своих воспоминаниях А.П. Пятковский: «… родители ее спросили жениха: намерен ли он остаться в Италии или отправиться опять в свои родные снега? Добролюбов ответил, что он не может покинуть родину, которой должен посвятить все свои силы; родители же сказали, что им страшно отпустить свою дочь в такую даль… Подумав немного, Добролюбов согласился с ними, но, как честный человек, он не пожелал изменить своему призванию».

А сам Добролюбов выразил свои чувства так в одном из стихотворений итальянского периода:

Зачем меня отвергла ты,
Одна, с кем мог быть я счастливым, —
Одна, чьи милые черты
Ношу я в сердце горделивом?
А впрочем, может, – как решить? —
За то лишь суетной душою
И не могу тебя забыть,
Что был отвергнут я тобою?

Он пытался забыться, уйти от тягостных мыслей в воображаемые романы с другими девушками:

Не обманут я страстной мечтой,
Мы не любим, конечно, друг друга.
Но недаром мы дышим с тобой
Раздражающим воздухом юга.
Но недаром над нами волкан,
Перед взорами синее море
И в уме память древних римлян,
Наслаждавшихся здесь на просторе.
В тщетных поисках чистой любви
Столько лет погубивши уныло,
Я доволен теперь, что в крови
Ощутил хоть животную силу.
Для кого мне ее сберегать?
Всю растрачу с тобой, моя Нина,
Без надежды, чтоб стала терзать
За погибшие силы кручина.
вернуться

1

Несколькими месяцами ранее Ницца отошла к Франции, но по духу еще оставалась итальянской.

вернуться

2

Все даты даны по старому стилю.

вернуться

3

Здесь и в некоторых других местах Добролюбов пишет название неаполитанской крепости Сант-Эльмо на французский лад.

2
{"b":"776227","o":1}