Литмир - Электронная Библиотека

Вадим Устинов

Черный Принц

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

© Устинов В. Г., 2019

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2019

* * *
Черный Принц - i_001.jpg
Черный Принц - i_002.jpg

Предисловие

Принц, которого никогда не называли Черным

Мода на ниспровержение устоявшихся представлений об исторических событиях и персонах родилась не в наше время. Безусловно, порой свежий взгляд полезен: новые источники и новые знания способны помочь историку подобраться к истине ближе, чем это удавалось его предшественникам.

Однако помимо исследований, цель которых заключается в восстановлении опороченной репутации того или иного исторического персонажа, нередко предпринимаются и прямо противоположные попытки. Одним из тех, кому «повезло» стать объектом посмертных нападок, оказался знаменитый английский воин и полководец Эдуард Вудстокский, принц Уэльский и Аквитанский, больше известный по прозвищу Черный Принц.

Современники в основном говорили о нем как о талантливом полководце, блистательном образце рыцарственности, знатном лорде, весьма сведущем в охоте и «куртуазной любви», увлекавшемся пирами и турнирами. Другими словами, он представлял собой идеальный тип рыцаря и полностью соответствовал канонам, насаждавшимся в позднем средневековье определенного рода литературой, ярким примером которой является роман «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь»[1]. Герольд на службе сэра Джона Чандоса, верного сподвижника и близкого друга принца, описывал характер Эдуарда Вудстокского с очевидным пиететом:

Сей принц, рассказа моего герой,
Пленен с рожденья мыслью был одной:
Отвагу, верность, храбрость он считал
За истинно бесценный капитал.
И столь была в нем доблесть высока
И сила благородства велика,
Что, раз наметив в жизни верный путь,
Уже не помышлял с него свернуть —
Путь честности и правды торжество.
Воспитывали с детства так его[2][3].

Историки в большинстве своем придерживаются традиционной трактовки характера Эдуарда Вудстокского до сих пор. Но представители высших классов британского общества в середине XIX века решили, что уровень достигнутой ими цивилизованности дает им моральное право осуждать любые проявления средневекового варварства. Они были достаточно образованны, чтобы ознакомиться с документальной базой, и у них начали вызывать сомнения хвалебные оды, которые пелись принцу современными ему хронистами.

Ревизионистам Эдуард Вудстокский представлялся алчным, бессердечным, высокомерным аристократом, бездарным администратором и неумелым политиком. Помимо этих общих упреков ему предъявлялось обвинение в крайней жестокости при осаде в 1370 году города Лимож, который был взят штурмом и разграблен, а 3000 жителей якобы безжалостно умерщвлены. В наставлении, произнесенном в июне 1852 года, каноник Кентерберийского собора Артур Пенрин Стэнли не только заявил о бессердечии Эдуарда Вудстокского, но и заподозрил его в сословном чванстве:

«Черный Принц, как и те, кто брал с него пример, проявлял рыцарственность, любезность и щедрость только к равным или к своим прямым вассалам, и не задумывался о том, как в принципе следует обращаться с представителями бедных, средних классов и с простолюдинами. Его мог тронуть вид захваченного в плен короля или храбрость трех французских джентльменов, но уши его не слышали, а глаза не видели плача и стонов отцов, матерей и детей из беднейших горожан, которые не были связаны с ним законами чести и рыцарства»[4].

Инициативу священника подхватила Луиза Крейтон – автор исторических и философских книг, известный лидер британских суфражисток, активно боровшаяся за права женщин. В своей биографии Черного Принца она по сути лишь повторила главные тезисы из наставления Стэнли – правда, уже от себя снабдив их снисходительной ссылкой на средневековые нравы:

«Разграбление Лиможа демонстрирует нам темную сторону рыцарства. Мы не должны слишком уж винить за это Черного Принца. Принося в жертву своей мести невинных жителей целого города, он лишь действовал в духе того века, в котором он жил. Взгляды, в духе которых он воспитывался, не учили его уважать человеческую жизнь как таковую. Достойные жалости страдания женщин и детей не вызывали у него таких же сильных эмоций, как отважное поведение латников в бою. Именно в этом и состояла суть рыцарства, все привлекательные стороны которого не могут заставить нас простить ему пренебрежение человеческими страданиями. Несомненно, это ужасное разграбление – позорное пятно на репутации Черного Принца; но вряд ли стоило надеяться на то, что он мог подняться над своим веком»[5].

В средневековье гибель сотен мирных жителей во время штурма города не считалась чем-то из ряда вон выходящим, однако хладнокровное убийство 3000 горожан и тогда расценивалось как поступок возмутительный и позорный. К примеру, репутация Ричарда I Львиное Сердце была порядком подпорчена его решением казнить такое же количество пленных сарацинов в 1191 году после взятия Акры во время Третьего крестового похода. Благодаря доброхотам-энтузиастам разорение Лиможа оказалось черным пятном в биографии Эдуарда Вудстокского – правда, чуть ли не единственным. Именно поэтому для нас так важна эта, казалось бы, малозначительная осада, и мы в нашей книге уделим ей достаточно много внимания.

Естественно, источники XIV века немногочисленны и ненадежны. Весьма часто они сознательно вводили читателя в заблуждение, искажали факты в угоду взглядам авторов или интересам их знатных покровителей. Не стоит забывать, что Англия и Франция находились тогда в напряженном противостоянии, в которое было втянуто большинство стран Европы – это еще больше усиливало политизированность большинства сочинений. Но хотя хронисты и поэты порой преувеличивали достоинства своих кумиров, отметать без разбору их свидетельства было бы неправильно – все-таки они являлись очевидцами тех давних событий.

Подобно своему отцу королю Эдуарду III, принц сознательно стремился вести себя как герой рыцарского романа. Артуровские идеалы настолько пришлись к английскому двору, что неминуемо должны были найти свое реальное воплощение. Это случилось, когда король создал некое подобие Круглого Стола, чуть позже трансформировавшееся в знаменитый орден Подвязки.

Принц на самом деле обладал множеством несомненных достоинств. От отца он унаследовал мощное телосложение и с успехом участвовал в турнирах. Будучи совсем юным, он мечом заработал себе репутацию храбреца – и это в век, когда доблестных рыцарей в любой стране было хоть отбавляй, а подвиги на поле боя считались делом совершенно обыденным. Кто, как не Эдуард Вудстокский, командовал английским авангардом в одной из самых известных битв европейского средневековья – в 1346 году при Креси? Кто, как не он, уже во главе армии, разгромил во втором знаменитом сражении – при Пуатье в 1356 году – многократно превосходящие по численности войска противника и захватил в плен самого короля Франции?

Кто женился по любви в возрасте 31 года, с легкостью поломав хитроумные династические брачные схемы? Это был уникальный для того времени поступок, куда более смелый, чем пресловутое отречение короля Эдуарда VIII, который якобы предпочел трону семейное счастье. Кто держал в Аквитании блестящий двор, вызывавший зависть всей Европы? Кто настолько успешно управлял своими имениями, что умудрялся покрывать за счет доходов с них большую часть тех колоссальных военных расходов, которые возлагались королем на его плечи? Снова тот самый Эдуард Вудстокский, которому пытаются отказать даже в минимальных способностях администратора.

вернуться

1

Английский рыцарский роман конца XIV века, одно из самых известных произведений так называемого Артуровского цикла, посвященного деяниям рыцарей легендарного короля Артура. (прим. редакции)

вернуться

2

Le Prince Noir. Poème du Heraut d’Armes Chandos. / Éd. par Francisque-Michel. London&Paris, 1883. P. 5.

вернуться

3

Все поэмы, хроники и документы даны в переводе автора. (прим. редакции)

вернуться

4

History Memorials of Canterbury by Arthur Penrhyn Stanley. L., 1911. P. 154.

вернуться

5

Creighton L. Life of Edward the Black Prince. L., 1877. P. 185.

1
{"b":"776200","o":1}