Американо-канадец оказался обаятельным, улыбчивым дядькой лет сорока пяти со шкиперской бородкой, одетым в щегольской клубный пиджак и чистые, аккуратные классические «ливайсы». Ну те самые – с пуговицами для пристегивания подтяжек.
– Добрый день! Очень рад личному знакомству. Я – Эл Джейк Ронсон, корреспондент «Чикаго геральд». Позвольте выразить вам благодарность за то, что вы согласились встретиться со мной!
– М-м-м… Ну, меня вы, естественно, знаете – Роман Марков, писатель, – осторожно отозвался я. Нет, поймите меня правильно – мужик был очень обаятельный и харизматичный, но-о-о… именно это и настораживало. Какого хрена ему от меня надо? Тем более что, как я сумел разузнать, «Чикаго геральд» не имела своего репортерского бюро в Москве, поскольку была почти исключительно «внутренней» газетой. Нет, парочку-тройку представительств за рубежом она имела – в Лондоне, Франкфурте-на-Майне и вроде как в Париже. Поскольку ее аудитории новости из-за пределов США были интересны очень ограниченно. Из финансовых центров Европы и столицы моды – да, но и только. А на весь остальной мир читателям «Чикаго геральд» было совершенно плевать. Их и дома неплохо кормили… Какого хрена корреспондента подобного издания занесло в Москву – мне было совершенно непонятно. И, каюсь, именно это недоумение послужило одним из основных поводов для того, чтобы я согласился встретиться с этим самым мистером Ронсоном…
Интервью прошло… странно. Нет, мужик вел себя просто великолепно – улыбался, шутил, даже рассказал пару анекдотов. Один русский, а другой австралийский. Про новозеландцев. Новозеландцы в Австралии такие же типичные герои анекдотов, как чукчи в России и поляки в Америке… И никаких бегающих глазок, скользких улыбочек и всего такого прочего. Прям душка! Но ощущение от встречи было очень неоднозначным. Чего ж он так пытается меня обаять-то?
Впрочем, одним интервью дело не закончилось. После его формального окончания журналист нагло напросился «на чай». Впрочем, «нагло» – это мой личный вывод, сделанный, опять же, на основании опыта моей очень долгой жизни. Я ж только внешне выглядел молодым человеком творческой профессии двадцати восьми лет от роду, склонным к эмоциональным поступкам и только что столкнувшимся с жесткими последствиями своих спонтанных действий. Но я-то был тем, кем был – старым пердуном, прожившим довольно бурную жизнь и дожившим ажно до восьмидесяти девяти лет, сознание которого перенеслось обратно в его же четырехлетнюю тушку, после чего я по новой прожил уже двадцать четыре года. То есть сейчас мне было… восемьдесят девять плюс двадцать четыре – сто тринадцать лет. Нехилый жизненный опыт, не так ли? Причем весь этот опыт был «упакован» во вполне себе молодые мозги без каких бы то ни было признаков склероза и сенильной, то бишь старческой, деменции! Так что то, что я считал «наглым», для самого Ронсона могло выглядеть вполне привычной и десятки раз осуществленной манипуляцией… Подтверждением этому могло послужить то, что даже Аленка, обычно инстинктивно настороженно относившаяся к любым новым людям в нашем окружении и всегда, со времен еще прошлой жизни, поучавшая меня поменьше открываться, не видеть в каждом новом знакомом потенциального друга и не болтать лишнего, не раскрывать душу почти незнакомым людям, и то слегка поплыла и польщенно разулыбалась. Ну, когда журналист восторженно похвалил ее фирменную «шарлотку» и сделал пару комплиментов по поводу детей. Они с нами за столом не сидели, но когда мы с корреспондентом покинули кабинет – выскочили из своих комнат, заинтересованно блестя глазками… После чего он вновь вернулся ко мне.
– Знаете, Роман, – задумчиво произнес он, несколько картинно поигрывая чашкой с остатками чая, – вы очень интересный человек. Нет, понятно, что человек с подобной биографией не может быть неинтересным, но, признаюсь честно, из двух с половиной сотен интервью, которые я взял за двадцать пять лет своей репортерской деятельности, настолько интересных, как наше с вами, у меня было дай бог полтора десятка. Можете мне поверить – вы поразительно обаятельны!
Я тут же напрягся. К чему эти комплименты? Обычно, когда незнакомого (ну ладно – малознакомого) человека начинают подобным образом заваливать комплиментами, это означает, что его точно собираются как-то развести. Нет, будь я тем, кем кажусь, избранная мистером Ронсоном тактика сработала бы со стопроцентной эффективностью. Но я-то был другим.
– Спасибо, – отозвался я, добавив, впрочем, в голос нотки самодовольства. Попробую продемонстрировать ожидаемые реакции. Ой, чую, основной целью этого визита было отнюдь не интервью, а то, что будет озвучено именно сейчас. Типа походя. Между делом…
– Кстати, мне тут пришла в голову интересная мысль! – Мистер Ронсон оживился и упер в меня доброжелательный взгляд: – Как вам идея ненадолго уехать из России?
Я едва не поперхнулся. Дело в том, что такой вариант рассматривался. Только чуть попозже. Когда все подутихнет… Потому что, даже если наше издательство разгромят, сажать меня вроде как не за что. Ну, по справедливости если. Хотя… где справедливость и где наши «демократы»? Нет, и при коммунистах с этим дело было не очень, а все наши самые видные «демократы» выходцы как раз оттуда – если не сами из членов ЦК, то отцы-дедушки из таковых. Ну, либо как минимум из обласканной советской властью «красной профессуры»… Но того, что началось, когда к власти пришли «радетели за народ», даже наших дедов с их «революционной целесообразностью», пожалуй, в оторопь ввело бы! Так что, как гласила русская народная пословица – ни от сумы, ни от тюрьмы зарекаться не следовало. Хотя я надеялся, что до этого не дойдет – бизнес разгромят, публикации перекроют, но сажать не будут. Незачем ко мне еще больше внимания привлекать. Это не на них, а против них сработает. Особенно сейчас, пока они все стараются делать хотя бы внешне «демократично». Это после расстрела Белого дома танками ни нашим «демократам», ни их кураторам из-за океана уже стесняться будет нечего, а пока…
– М-м-м… да мы вроде как и так собираемся, – осторожно ответил я.
– Вот как? – удивился мистер Ронсон. – И от какого университета вам поступило предложение?
– В смысле? Какое предложение? – недоуменно переспросил я. Американо-канадец в ответ уставился на меня не менее озадаченно. Но спустя несколько мгновений в его глазах мелькнуло понимание, и он облегченно рассмеялся:
– А-а-а… так вы говорите об обычной туристической поездке? Ха-ха-ха-ха… нет, когда я говорил об отъезде, я имел в виду нечто совершенно другое. – Мистер Ронсон с доверительным видом наклонился ко мне: – Как вы смотрите на то, чтобы поработать в США?
– Я?
– Ну да! – Он обезоруживающе улыбнулся: – Дело в том, что у меня есть друзья в Монтане. И предметом их большой заботы является Колледж Западной Монтаны. Весьма уважаемое заведение, расположенное в очень тихом и уютном городке Диллон. Так вот – один из них не так давно жаловался мне на то, что никак не может найти преподавателя на курс русской филологии, который они собираются открывать с начала будущего учебного года. Ваша страна сейчас очень популярна в Соединенных Штатах, знаете ли… мода на «что-то русское» захватила многие университеты. Так что и попечительскому совету колледжа пришлось озаботиться тем, чтобы не отстать от современных тенденций. – Тут мистер Ронсон весело рассмеялся, причем так заразительно, что мы тоже разулыбались. Несмотря на все ошеломление подобной новостью.
– Эм-м… – несколько недоуменно начал я, когда все отсмеялись, – это хорошо, рад за попечительский совет, но какое это имеет отношение ко мне…
– Ну вы же писатель! – как само собой разумеющееся, заявил репортер. – Кому еще преподавать филологию, как не человеку, так глубоко погруженному в русский язык, как вы?
– Ну, я бы с этим утверждением поспорил.
– К тому же вы – довольно известная личность с богатой биографией и, кстати, не так давно отметившаяся весьма неординарным поступком. Уверяю вас, если я позвоню друзьями и предложу вашу кандидатуру – они ухватятся за нее обеими руками. Заполучить в преподаватели фигуру, подобную вам, – отличный способ, кроме всего прочего, получить громкий PR и заставить вспомнить о существовании колледжа даже федеральную прессу. Чего попечительскому совету и руководству колледжа не удавалось добиться уже более десяти лет, – и Ронсон снова заразительно рассмеялся. Мне же было не до смеха. Черт, черт, черт! Подобное предложение – это прямо «мене, текел, фарес». То есть «измерено, взвешено, оценено»… То есть кто-то, вряд ли ЦРУ или Госдеп, скорее некий Think Tank из числа тех, что обеспечивают «осваивание» ресурсов распавшегося СССР в интересах неких частных корпораций, его финансирующих, обратил на меня внимание и, проведя анализ, оценил меня чуть иначе, чем упомянутые госструктуры. После чего было решено вывести меня из будущих раскладов путем удаления из, так сказать, «точки кристаллизации». То есть из Москвы. Ну и из России в целом… Хорошо это или плохо? В общем – однозначно плохо. Я привлек внимание, попал в расчеты и учеты людей, занимающихся политикой, то есть стал некой фигурой на доске, за которой кто-то будет присматривать. Очень плохо… Но и в чем-то хорошо! Потому что я пока, скорее всего, не в государственных учетах, а в таких… частных. Для Америки это характерно. Это у нас все «агенты» непременно под КГБ и ГРУ. То есть под некими государственными структурами с соответствующими ресурсами. А в Америке с этим дела обстоят по-другому. У них таких структур, «играющих» на политическом поле по всему миру, намного больше. Но зато и ресурсы у них поменьше. То есть в целом больше, конечно, но поскольку они, так сказать, «размазаны» по гораздо большему числу «контрагентов», каждой такой структуре достается меньше… Вернее, большинству таких структур. Но та, с которой сотрудничает вот этот конкретный репортер (если он вообще в первую очередь репортер), скорее всего, из достаточно мелких. Судя по предложению… Не Гарвард же предложил и не Стэнфорд с Массачусетсом, а какой-то левый колледж в одном из самых бедных штатов США… А с другой стороны, пропасть на некоторое время из фокуса зрения очень сердитых на меня местных либералов и властных структур – вполне выход. Ну, если парень сможет обеспечить обещанное. Так-то мой заграничный паспорт сейчас по-любому в «стоп-листе». Именно поэтому мы пока еще лишь «собирались» съездить во Францию, а не уже паковали чемоданы…
