– Это понятно, но ты так и не объяснил, откуда взялись руны, – сказала Мисато.

– Руны появились из-за попытки упростить магические методики, – ответил Кенши. – Ты на своем опыте знаешь, насколько трудоемко выстраивать в голове точный мыслеобраз для направления потенциала. Маги решили выделить стандартные приемы в виде символов и уже из них складывать магическую последовательность. Поначалу ничего не получалось. Маги долго ломали голову над решением проблемы, пока внезапно не заметили, что некоторые символы внезапно стали работать. Капитул подробно изучил феномен и пришел к выводу, что в своем стремлении стандартизировать магию, колдуны непроизвольно соединили псионическую активность своих душ и прописали в ткани мироздания новые правила. Таким образом удалось привязать набор манипуляций с потенциалом к материальному символу. Капитул продолжил эксперименты, и через некоторое время появился рунический алфавит. А вот затем в среде магов произошел раскол. Я уже как-то рассказывал тебе вкратце об этом.

– Да, после раскола наш клан изгнали из Империи.

– Все так, Мисато, – вздохнул Кенши. – Капитул вошел в состав новообразованной Империи, и поначалу ничего не предвещало беды. Но уже вскоре Император всерьез заинтересовался магией и решил сделать ее повсеместной. Вот только мы были к этому еще не готовы. Нам едва удалось прочно вплести рунический алфавит в структуру реальности, а от нас уже требовали привнести магию в каждый дом. Капитул не смог предоставить Императору такого ответа, который бы его удовлетворил, и тот решил проблему по-своему. В Империи уже набирала популярность Церковь Единения. Изначально ее создали для укрепления вертикали власти и объединения людей под имперскими идеалами. Но нашлось еще одно применение для этой организации. Ты уже догадалась, какое именно?

– Думаю, да, – кивнула Мисато.

– Знаю, ты у меня умная, – похвалил ее Арамаки. – Церковь Единения аккумулировала вокруг себя просто невероятное количество потенциала. Представь себе миллионы верующих, считающих Церковь чем-то очень важным. Они неосознанно вплели ее в ткань реальности, создав что-то вроде огромного псионического вихря. Теперь за Церковью тянулся широкий след из потоков потенциала, энергию которых можно было направлять в своих целях. Вот только была одна проблема: церковники и серого понятия не имели о принципах взаимодействия с потенциалом. У них был только наш рунический алфавит и огромное количество энергии. Что произошло дальше нетрудно представить. Церковь освоила сотворение заклинаний, но каждого мага бросало в дрожь, когда он видел, как церковники обращаются с рунами. Если маги, узнав о потенциале, сперва создали своеобразную псионическую дверь, а потом изготовили для нее набор ключей, то церковники просто брали нашу дверь и выбивали ее вместе с петлями! Они понятия не имели, какие знания стоят за рунами. Для них это были просто закорючки. Церковники подавали на руны потенциал, и так создавали чары. Глупцам было невдомек, что это работает лишь благодаря сотням ученых магов, ежедневно пытавшихся структурировать потенциал, тем самым прописывая руны все глубже в ткани реальности. Если бы колдуны внезапно исчезли, то руны быстро превратились бы в бесполезные наборы линий. Ведь церковники не привносили в них ничего, кроме невежества и фанатичной веры. Некоторые кланы магов не могли терпеть подобное и потребовали запретить Церкви Единения пользоваться рунами. Но было уже поздно. Император оказался в восторге от деятельности церковников и поставил перед Капитулом условие: либо он окажет полную поддержку Церкви, либо будет распущен и реорганизован. Большинством голосов внутреннего круга Капитула было решено согласиться на условие Императора. Но двенадцать кланов отказались предавать магию, за что и были изгнаны. Арамаки – один из этих кланов. Нам пришлось сбежать в Диктат и затаиться здесь. Мы создали общество «Парагон», чтобы вместе продолжить дело, начатое еще в Империи. Но с тех пор прошло очень много лет. Многие кланы успели позабыть о своей истинной цели, но только не Арамаки. Мы по-прежнему защищаем интересы магии и будет заниматься этим впредь. Испытание парагона проводится как раз для того, чтобы кланы подтвердили свою решимость.

– И я не подведу клан, – пообещала Мисато.

– Не подведешь, если научишься контролировать потенциал. Например, возьмем те же свечи. Ты не можешь зажечь их ровно по одной причине: мыслеобраз в твоем сознании неверный. Ты должна вплоть до мельчайших деталей смоделировать в голове движение потоков потенциала. Тогда, пропустив через контур псионический импульс, ты сможешь создать множество маленьких искорок и зажжешь свечи. Для этой задачи не нужно много энергии, но нужна предельная концентрация и планирование. Именно этими качествами должен обладать любой уважающий себя маг. У тебя есть целых двенадцать дней, чтобы развить их.

– У меня получиться, – вновь кивнула Мисато.

– Знаю, ведь я буду помогать тебе.

Кенши сел рядом с Мисато и начал тренироваться вместе с ней. Время ускользало от него, однако он надеялся, что успеет передать дочери достаточно знаний. Мисато непременно будет биться с честью и не запятнает имя Арамаки. За это она отдаст даже свою жизнь, поэтому Кенши сделает все, чтобы ей не пришлось идти на крайние меры.

Уильям нетерпеливо поглядывал на часы, ожидая приезда Альберта Фольштейна. Тот уже давно должен был вернуться. Но, как подозревал Уильям, Фольштейн, наверняка, завел разговор с его отцом насчет будущих планов. Наконец, в окне показалась машина, остановившаяся перед самым крыльцом. Альберт с довольным видом покинул транспорт и направился ко входу в поместье. Уже вскоре он добрался до своего кабинета, по дороге тепло поприветствовав Уильяма:

– Здравствуй, Уилли! Как там мой внук? Надеюсь, с ним все хорошо?

– Все замечательно, господин Фольштейн. Он сейчас вместе с Николь, и у них есть все необходимое, – слегка поклонился Уильям.

– Это замечательно, – ответил Альберт. – Вот только перестань уже звать меня господином Фольштейном. Ты для меня все равно что сын. А среди родственников не приняты официальные обращения.

– Хорошо… отец, – после небольшой паузы ответил Уильям.

– Прекрасно, просто прекрасно, – широко улыбнулся Фольштейн. – Я буквально только что разговаривал с Оскаром. Спешу сообщить тебе приятные вести: союз между Фольштейнами и Ламперужами успешно заключен, так что ты и твой брат Рой будете вместе сражаться на испытании. Титул парагона достанется тебе, что гарантирует нашему союзу долгое и светлое будущее. Ну и, разумеется, мой внук останется в доме Фольштейнов. Вы с Николь сможете дать ему имя, и будете вместе жить счастливой семьей. Если честно, я даже вам немного завидую, – с чувством вздохнул Альберт.

– Пока еще рано праздновать, – осторожно заметил Уильям. – Для начала нужно победить в испытании.

– Не переживай! – замахал руками Фольштейн. – Против вас будет девчонка с мечом из дома Арамаки. Она, конечно, опасна, но не чета тебе. От Бергманов выступит банкир. Даже не буду это комментировать. У Малкова так вообще кандидата нет. Вы с Роем справитесь в два счета.

– Я недавно общался с отцом, – покачал головой Уильям. – Он иначе описывал моих противников.

– Я понимаю беспокойство Оскара, – сказал Альберт. – Наши противники попытаются во что бы то ни стало одолеть нас. Возможно, я слишком расслабился, но у меня так давно не было поводов для хорошего настроения. Как подумаю, что на испытание пришлось бы отправить Николь, так внутри все сжимается.

– С ней ничего не случится, – заверил Уильям. – Ведь я пообещал сделать вашу дочь счастливой.

– Ах да, Ламперужи всегда держат слово, – подхватил Альберт. – Приятно, что ты до сих пор верен принципам. Я буду только «за», если эти слова станут девизом и дома Фольштейн.

– Но я беспокоюсь за Роя, – внезапно сказал Уильям. – Брат постоянно встревает в неприятности. Возможно, он даже не знает о начале испытания. Я должен найти его.