Ночью прошел дождь, и летнее хмурое утро нехотя заглядывало в окно к дежурному следователю Сергею Васильевичу Бизюкову. Дежурство подходило к концу, и Серега, забросив ноги на казенный истрепанный стол, скатывал руками крепкие, маленькие газетные шарики и, прицеливаясь, метал их в человечка на схеме эвакуации, висевшей на противоположной стене. «Если попаду в него десять раз подряд, бывшая сама сегодня позвонит. Черт, до чего же не хочется возвращаться в пустую квартиру».

Предательски зазвонил телефон, изгадив до конца настроение.

– Да. Дежурный Бизюков слушает.

– Серега, на выход! У нас два трупа возле аэродрома.

– У вас?

– И у тебя тоже! Машина сейчас подойдет. Медик уже выехал.

– Начинайте без меня, я тут кое-какие дела доделываю.

Шарик пролетел мимо. Серега сплюнул, ведь почти получилось!

– Какие, блин, дела! Не доспал что ли!

Серега кинул трубку, зло поглядел на недопитый чай, истерзанную газету и походкой идущего на эшафот двинулся к двери, разминая затекшие ноги. Не могли их чуть позже замочить?

В глазах рябило от мокрой зелени: блестела листва на высоких тополях, трава, чавкающая под ногами, даже дом неподалеку мерцал советской зеленой краской через легкую утреннюю дымку. Серега неприязненно взглянул на трупы, замершие в нелепых неестественных позах: на животе, лицом в траву, ноги-руки скрючены. В этот раз картина усугублялась тем, что жертвами оказались крепкие здоровые парни лет под тридцать.

– О, какие люди! Никак сам Сергей Васильевич пожаловал. А то в прошлый раз стажера вместо себя прислали. Сегодня некого было? – трепался медэксперт, одновременно осматривая убиенных.

– Не гуньди, Тарасюк. Чего скажешь по жмурикам?

– А что я тебе скажу, мил друг, хотя какой ты мне друг. Вообще не могу понять, чем их того, жизни лишили. Здоровенные бугаи. Одежда вся целехонька, чистейшая, как только что из магазина. Не с рынка. Ты смотри, на пальце след от кольца. Женатый, видимо, был, или просто снял.

Серегу передернуло, сам недавно кольцо снял.

– Наколок нет. Даже парфюм чувствуется. Ох, не наш товарищ.

– Кто обнаружил?

– Вон, в окне на первом этаже бабуля мельтешит.

Бабуля как будто уловила главную для нее фразу в разговоре, чуть не выскочила из своего наблюдательного пункта, но передумала и через пару минут с накинутым пестрым платком и в домашних стоптанных тапках возникла в подъезде шестиэтажной хрущевки.

– Товарищ полицейский, плохо сплю по утрам. Совсем не сплю, особенно, когда вертолетчики пьяные под окнами горланят.

– И сегодня горланили.

– Нет, сегодня тихо так было. Я думаю, что так тихо. Только подумала, как вдруг совсем не тихо стало. Слышу возня какая-то. Глядь, местные эти, темные, узбеки или кто они там, этих здоровяков задирают.

– Что значит задирают? Обзывают что ли?

– Нет, товарищ полицейский, они у них что-то отбирали, кажется.

– И сколько узбеков этих было? Не томите, женщина.

– Двое. На голову их ниже. И надо же как-то убили, – сокрушенно покачала головой свидетельница.

– Что значит, как-то? Вы не видели, что ли?

– Товарищ полицейский…

– Сергей Васильевич мое имя.

Врач хихикнул

– Очень приятно, Сергей Васильевич, – заулыбалась женщина. – Нет, не видела. Один из них как зыркнет в мою сторону, я прямо обмерла и затаилась. А когда выглянула так медленно, эти двое лежат, а тех уже не было. Всё.

– Завтра придете в участок, мы все запишем.

– Хорошо, Сергей Васильевич, обязательно приду. Может вспомню еще чего.

Она все кивала, улыбалась, кутаясь в свой платок, и не собиралась уходить. Серега как можно противней сплюнул и достал сигарету. Снова стал накрапывать колючий дождик. Трупы отфотографировали, упаковали, чтобы увезти. Надо еще какие-нибудь сведения подсобрать для отчетности. Завтра бабку еще покрутим. Они на другой день больше сведений сообщают, почему-то.

Он огляделся. Трава мокрая, естественно, никаких следов. Про машину эта гражданка ничего не упоминала. Василь-евич поежился, застегивая на молнию легкую ветровку, пошел за деревья, которые росли здесь довольно плотненько и наткнулся на низкий забор из штакетника. А совсем недалеко, шагов десять-пятнадцать виднелась калиточка и, удача, административный домик алкоголиков-вертолет-чиков. И от дождичка тебе спрятаться и поболтать с мужиками можно.

Мужиков не оказалось! Еще одна шустрая бабушка-техничка поливала буйно цветущую герань на окне. Она так обрадовалась гостю, что выплеснула целый литр воды на бедное растение и кинулась к порогу.

– Здравствуйте, вы, наверное, наш новый командир бригады.

– Нет, я старший следователь Бизюкин. Вы ночью находи-лись здесь?

– Нет. Только вот недавно зашла. А что-то случилось?

– Случилось, случилось. Два тощих узбека завалили двух спортсменов-качков. Прямо у вас тут под носом.

– Ох ты, боженьки! У нас узбеков нет. Ребята крепкие есть, конечно.

– Нет. На ваших алкоголиков не похоже. Я тут осмотрюсь пока.

– Можно, конечно. На каких алкоголиков? У нас ребята непьющие. Как бы их к полетам допустили, – озадачилась старушка.

Все комнаты чистые, по-армейски убраны, в шкафах, на столах полный порядок, ничего подозрительного. Но чутье старого следака подсказывало, что этот стерильный домик чем-то все-таки запачкан или, по крайней мере, связан с этой нехорошей историей.

– А что это у вас за раритет такой? Как память что ли стоит?

В комнате начальника на рабочем столе стояла старая давно не востребованная ЭВМ еще с дискетами.

– Не, какая память. Он рабочий. Константин Аркадьевич всегда его включает, когда на работе. Поставили давно, меня здесь не было, лет тридцать назад.

– Включить можно?

– Ой, давайте, когда Константин Аркадьевич придет, – умоляюще посмотрела на Серегу женщина.

Он махнул на это рукой. Что может содержать полезного этот пережиток советского прошлого. Выглянул машинально в окно и притормозил. Ему представилась картина из постапокалиптических фильмов. Старый полусгнивший запорожец с неродными колесами большего размера. На корпусе накручены болты, смотаны провода, что-то похожее на антенны, только квадратной формы, а из-под багажника тянулись толстые перемотанные кабеля и шли прямо к зданию. Еще валялись круглые полосатые диски.

– А это, что у вас за свалка на охраняемой территории?

Бабушка выглянула из-за плеча Сереги.

– А это? Всегда так было. Говорят, наше здание отапливается так. Я не знаю.

Серега посмотрел на нее, как на дуру.

– Отапливается, говоришь. Это мы сейчас проверим без Константина Аркадьевича.

Женщина отпрыгнула, давая следователю дорогу, занервничала, но мешать не посмела.

Бизюков пнул ногой диск, тот, звякнув, отлетел в сторону. Серега плюхнулся на пожеванное временем кресло «Запорожца», скривился от запаха плесени, попытался закрыть дверцу, но она безвольно отвалилась, как только ее тронули за ручку. Серега хмыкнул и заметил, что приборная панель не похожа на то, что должно было быть у старой колымаги.

У оригинала отродясь столько кнопок не было – все они были какие-то разномастные, разноразмерные, разноцветные. Кое-где под кнопками виднелись остатки приклеенных кусочков бумаги с какими-то символами от руки синими чернилами. А что – разобрать невозможно – время, влага, солнце свою работу сделали. На панели со стороны пассажира были отверстия явно под такие же кнопарики – грубые, со следами неудавшихся попыток просверлить металл. В одном отверстии малого диаметра даже торчал обломок еще советского сверла.

«Криворукий Илон Маск совкового разлива». – Бизюкова даже брезгливо улыбнулся.

С чувством собственной абсолютной правоты, так характерной для людей недалеких, но при власти, он уверенно нажал красненькую кнопочку – единственно красную и большего других размера.