С этими словами он накинулся на бугая. Остальные вдруг отпустили нас с Кристиной и накинулись на своего же «начальника».
- Эй! Вы что, ох**ли?! Вы… - только и успел сказать Мясник, как его же бугаи начали бить его со всей дури.
Это наш шанс!
Я схватил Кристинку за руку, и мы с бешеной скоростью выбежали из бара, пока нас никто не заметил.
========== Побег. ==========
Мы бежали довольно долго, абсолютно не разбирая пути. Куда-то далеко, в поля, туда, где до нас бы не добрались эти уроды. Но, с другой стороны, мы им за каким чертом? Мы требовались только Мяснику.
Не знаю, сколько времени и километров было нами потрачено и пройдено, но в итоге мы все-таки остановились в каком-то грязном поле и решили уже идти спокойно. Вокруг не было ни души. И, как назло, начался холодный дождь.
Идти неизвестно куда? В моем стиле. В стиле нигилизма. Только, черт, куда мы забредем?
Свобода.
Такое интересное слово.
Галдин, поздравляю.
Ты грезил понятием «свобода».
Ты ее получил.
Ты рад?
Пора признаться.
Пора, Галдин, пора.
За все придется отвечать, рано или поздно. Сука, как же противно это признавать, но… Я поплатился за все, что устраивал в столь ненавистном Союзе. Черт, как бы я сейчас хотел оказаться там, в угрюмой каморке среди кучки таких же, как и я. Так хотелось в темной комнате играть на гитаре свободолюбивые песни. Так хотелось бегать от закона, думая о том, как бы получить поскорее долгожданную свободу. Только думать. Хотелось только думать о свободе, но никогда ее не приобретать. Я бы сейчас многое отдал за то, чтобы тупо пожрать чьего-то общажного супа. Хотя бы и супа Катьки Поляковой. Да, частенько я тырил у нее кастрюлю и довольствовался жратвой. На самом деле, Катька вполне сносно готовила. Эх, Катюха, хоть я и ненавижу тебя, провинциальную мышь, но я реально сейчас мечтаю о твоем супе.
Что?!
Галдин, ты умеешь мечтать?
Сука.
Всего каких-то два гребанных дня. Но как они меня изменили.
Признайся, Галдин, ты хочешь вернуться.
В страну с гнилыми для нигилиста правилами.
Но, черт.
Слишком хочется жрать.
Слишком хочется… отдохнуть от свободы.
Слишком хмельной, слишком пьянящей она оказалась.
Гребанный нигилизм.
Гребанный Галдин.
Да-да, ты.
Опьяненный свободой нигилист,
Ты больше никому не нужен.
Поступками больше не чист,
Тебя затмила стужа.
Ты навсегда теперь остался одинок,
В пыли своего нового мира.
Ты ищешь новый листок,
Чтоб написать песни для эфира.
Свобода тебя сгубила,
Уничтожив все твои взгляды.
Свобода тебя полюбила,
Но… Тебе ее больше не надо!
- Красивая песня, - вдруг неожиданно проговорила Кристина.
Я отвлекся от своих мыслей.
Дождь продолжался и, казалось, что он льет все сильнее и сильнее. Девчонка шла в одном каком-то темном и холодном халате. Замерзла.
Я молча стащил с себя уже промокшую, но теплую куртку и накинул на Кристину.
- Спасибо, - слабо улыбнулась она.
- Откуда ты узнала про песню? – спросил я.
- Мы шли, и ты вдруг стал под нос напевать, - объяснила Кристина. – Я начала вслушиваться. Да уж. Ты прав. Опьяненные свободой…
Девушка замолчала и продолжила идти, оставляя за собой грязные босые следы.
Вся жизнь, все мои мировоззрения перевернулись.
Что, Галдин?
Пожил по своим правилам?
Доволен?
Нет.
Я ненавидел Советский Союз. Отвратная для таких, как я, страна. Страна, где лишь только грезят свободой.
Я думал, что моя свобода - это и есть мое счастье.
Я никогда так не ошибался.
Моя свобода - это быть сумасшедшим нигилистом в Союзе, тайно собирая квартирные концерты, занимаясь сексом с девушками при известном лозунге “В СССР секса нет!”.
Там я - нигилист!
Там я - борец!
Там я - не такой, как все!
А здесь я оказался лишь полной копиркой этих идиотов.
Радует одно - я не такой, как Сенька.
И не хочу становиться таким.
Меня устраивает мой тайный нигилизм.
Меня устраивает мой рок.
Да, единственный выход для нас сейчас - вернуться домой, в Союз.
Только там нас с Кристиной ждет суд. Не помню, как называется эта статья, но за побег нам грозит нехилый срок.
Но, во всяком случае, там мы будем спокойны и счастливы.
И, может, Кристинку там вылечат.
Ладно я - мне плевать на все, что со мной будет. Ее… Да, признайся, Галдин, тебе ее жаль. Сгубила девку манящая свобода, оказавшаяся столь ядовитой. Но все всегда можно исправить. Всегда.
- Кристин, - окликнул я девушку.
- Что? - повернулась она ко мне.
Кажется, уже успокоилась после всего того, что произошло в баре. И это хорошо.
- Куда мы теперь? - спросил я.
- А кто знает, - глубоко вздохнула она.
- Есть у меня одна идея, - проговорил я. - Помнишь, ты говорила, что в Союзе намного лучше?
- Помню, - ответила она. - Ты хочешь вернуться назад?
- Совсем недавно я над тобой смеялся, - продолжил я. - А теперь тебя понимаю. Свобода реально губит. Я, конечно, люблю нигилизм, это мое призвание. Но… Лучше бороться с режимом, а не жить в нем. Нигилизм - это не только отрицание, но и борьба за это отрицание. А жить в такой свободе… Мне не понравилось. Я понял, что в своих квартирниках я был счастлив.
- Это понятно, - проговорила Кристина. - Вот только нас с тобой там никто не ждет. Кроме тюрьмы.
- Еще неизвестно, что будет, - ответил я. - А давай так - пойдем в какую-нибудь одну сторону. Неизвестно, куда она нас поведет. Зато так нам будет проще. Все равно нам терять нечего.
- Согласна, - промямлила слабо девушка. - Терять нам действительно нечего. Только вот… В какую сторону мы пойдем?
- Ну… - только хотел я наугад указать дорогу, как услышал сзади себя щенячий лай. Знакомый лай!
Я обернулся и увидел, что… Это был тот самый щенок, который был со мной в первый день жизни в Финляндии!
- О, привет, дружбан, - я присел и потрепал собачонку за ухо. Тот еще раз радостно гавкнул и положил свои передние лапы ко мне на колени.
- Ух, ты, какой щеночек! - радостно воскликнула Кристина и, присев рядом, тоже погладила нашего неожиданного путника. - А ты что, его уже когда-то видел?
- Да, он со мной был в первый день, когда я сюда прибыл, - проговорил я и кое-что вспомнил. - Эй, дружок, ты простишь меня за то, что я себя так с собой повел?
Щенок вновь радостно залаял и лизнул мне руку.
- Простил, значит, - улыбнулся я.
Стало как-то легче. Говорят, что внутри каждого из нас есть душа. Я все время отрицал ее существование. Но, видимо, ощущение “камня с души” все-таки реально, и сейчас этот камень будто бы ушел из моего сердца. Ладно, так и быть, признаю, и из моей души, если таковая существует. Во всяком случае, у меня.
