Спорить с бабкой никто не стал – не принято у нас старшим перечить. Ну, и я промолчал, хоть удивлён был сильно.

Напросился я к соседу-купцу в попутчики, – тот как раз в столицу по своим делам собирался. Запряг купец в повозку двух тягловых лошадушек, слуги его взгромоздились на коников, что порезвее, и отправились мы в путь. Расстояние до стольного града немалое, но дорога хорошая, королевской дружиной охраняемая, и путешествовали мы скучно – большей частью дрыхли.

Подъезжать стали – тут дело веселее пошло: канун же Георгиева дня! В столице палят из пушек, фейерверки разноцветные в темнеющие облака пускают, а на всём этом разноцветье взмывают из-за дальнего леса в небо драконы серебряные – большие и маленькие. Они как раз обычно об эту пору на север улетают – ко льдам поближе: известно, кровь у них дюже горячая, и летняя жара наша им почти не под силу. А в этот день, кстати, они могут с королевской службы и навсегда уйти – обычай у них такой, и даже сам король им в том перечить не смеет. Правда, я уж давненько не слыхивал, чтобы кто-нибудь из них насовсем улетел. Есть, видать, у государя какая-то зацепочка, ввиду которой чудища служат ему верой-правдой до самой смерти. И несладка та служба, поверьте!

Обоз наш приостановился неподалеку от городских ворот, потому как зевак приезжих много собралось, и от того некоторое столпотворение получилось. И вот любовались мы, пока наша очередь продвигалась, как летучие ящеры на крыло становятся и клиньями тянутся на закат. Долгонько любовались, надо сказать, – в городе уже окошки в домах зажигали, когда я запетлял по улочкам в ту сторону, где жила Буглюмова зазноба.

*****

Нужный мне дом, огромный и высокий, примостился неподалёку от королевского дворца. Окруженный стеною и широким водяным рвом локтей в тридцать, – целая крепость! – смотрел он, казалось, с усмешкой: ну-ка, мол, что за наглец явился?.. Зря ухмылялся оконноглазый: обернулся я рыбкой блестящей, ров переплыл, принял обратно своё обличье, шустренько на стену вскарабкался… Привирать не стану: не так всё быстро делалось, как сказывается. Однако, ещё не пробило полуночи, как уж тенью бесшумной крался я по богатым чужим коридорам, устланным цветными коврами, украшенным затейливыми светильниками, – видать, и впрямь Буглюму, в случае удачи, светило неплохое приданое!

А нужна была мне маленькая комнатка за хитрой дверью в одной из башенок дома. Не люблю хвастать, как вы уже заметили, но любой замок для меня – пара пустяков. Здесь же пришлось повозиться: вход был запечатан заклинанием. Железной отмычке не справиться! Но недаром у нас в семействе, едва малыш становится на ноги, как его головёнку начинают пичкать всевозможными премудростями: нашелся в глубинах моей памяти нужный «ключик», хотя заговор был очень старый.

В заветной комнатёнке той между всего прочего находился стеклянный, плотно закупоренный сосуд. Он-то мне и надобен был… И, клянусь честью Скрумлей, ничего лишнего я не взял! – только эту стекляшку, где внутри помещалось в белёсой жидкости нечто округлое, слегка светящееся алым.

И вот, когда я тихим призраком скользнул прочь, – настолько ловко, что даже воздух не дрогнул, – раздался вдруг в тёплом чреве спящего дома мерзкий шёпот:

– Кто с-сдес-с-сь?..

Был бы на моем месте простой воришка – тут и сказке конец! От ночнухи-сторожилки ещё никто не уходил.

Не успев толком удивиться, откуда у почтенных обывателей в доме такая страсть? – шмыгнул я в ближайшую же дверь, которая, на моё счастье, оказалась не заперта. То была чья-то спальня. Не дыша, на цыпочках подбежал к чужой кровати и невесомым облаком юркнул под одеяло. Легонько дунув спящему в лицо, я обезопасил себя от его неурочного пробуждения.

Между тем, обостренное чутьё ощущало приближение врага. На спасение оставались считанные секунды. Я обнял спящего жильца и мысленно окутал нас прозрачной пеленой, подстраивая своё сердце и дыхание под чужие ритмы. Если бы кто заглянул в ту минуту в комнату – я и хозяин спальни представились бы ему одним целым. Простой фокус этот неплохо бы прошёл даже в яркий день на базарной площади, набитой праздным людом. Но купится ли на такой обман страшный монстр, спешащий уничтожить чужака, незваным проникшего в хозяйские хоромы? Ночнухи, они иначе не умеют, – это вам не собаки сторожевые.

…А потом тягучее время капало чёрной слюною медленно-медленно! – так же дьявольски медленно, как эта жуть водила невидимыми усами на расстояние ногтя от моего лица. Как же она долго принюхивалась, тварь!..

«Вот тебе и пустячное дельце!» – единственная мыслишка, какую я себе позволил, когда чудовище наконец-то убралось прочь. Обо всём случившемся я поразмыслю позже, если сумею унести ноги подобру-поздорову: и о том, как хорошо, что не отправились отрабатывать Буглюмов задаток мои маленькие братцы, – нашли бы они тут свою верную смерть! И о том, как же мне повезло! А главное – почему эта тварь учуяла меня? Меня, заговорённого от неё?..

Не смея дышать, я осторожно приподнялся и осмотрелся. Вроде тихо… Спящий дом мирно посапывал, качаясь на волнах сладкой дрёмы. В высокие окна спаленки заглядывали любопытные звёздочки; мерцая, они насмешливо подмигивали мне: дескать, испужался, голубчик?.. Да чего уж там! Не то слово! Но только я в том никогда, конечно, не сознаюсь. Разве что в старости, когда, сидя у камина в кресле-качалке со стаканчиком вина в руках, буду сочинять правнукам байки о своей бурной молодости…

И тут вдруг что-то железное обхватило моё запястье!

Чертыхаясь и шепча заклинания, я пытался освободиться от кандалов, что приковали мою кисть к изголовью кровати, но все потуги привели к тому лишь, что свалился на пол, едва не вывихнув руку. Цепь оков соскользнула прочь и мгновенно оборотилась огромной змеёй. Свернувшись тугой пружиной, и приподняв верхнюю часть тулова, гадина угрожающе напряглась и зашипела, грациозно раскачиваясь из стороны в сторону. Её чешуйки слюдянисто блестели в лунном свете, отвлекая и завораживая. Извиваясь, она танцевала, неуловимо сокращая расстояние между нами. Я почувствовал, что слабею… Отяжелели веки… Она, видать, тоже это угадала, и, улучив момент, бросилась на меня. Но я сумел схватить её за шею! Клыкастая пасть оказалась прямо у меня перед носом! Пойманная, змея продолжала угрожать: её зев становился всё шире. Не долго думая, я воткнул кинжал прямо поперёк бездонной глотки.

– Браво, храбрец! – произнес нежный голосок, из-под шёлкового балдахина кровати раздалось хлопанье в ладоши. – Браво!.. – и на фоне оконного проёма обрисовалась тонкая девичья фигурка.

Выпустив бьющуюся в конвульсиях змеюку, я напрягся: в этом доме вора вряд ли ожидает что-нибудь хорошее…

Ах, судьба моя прихотливая, как же я ошибался!

До рассвета проговорили мы, забыв обо всём. Умирать буду – эту ноченьку вспомню!.. А ярче всего – глаза девичьи, точно звёзды: как взглянул в них раз – утонул навсегда, и не выбраться мне из того омута, не спастись!

Утром, чуть рассвело, хмельной, ошалевший, выскользнул я из чужого дома. Милая моя сторожей приструнила – ласковыми котятами легли мне под ноги страшные звери, а тяжёлые замки сами с ворот упали. Никто не видал, как расставались мы.

– Знаю, чужой я: всего несколько часов минуло, как встретились, но сердце моё навек пропало! Не жить мне без тебя!.. Что ответишь, если сватов зашлю?

– Посвататься-то легко. Многие судьбу пытали, – сказала девица. – Но пращур мой давным-давно наложил заклятие: тот сердечным другом девушке из рода станет, кто ночнуху вокруг пальца обведёт и змеиного стража одолеет. Ты это выполнил. Но есть и ещё условия. Узнаешь их, как придёт время… Люб ты мне. Но стану ли твоей – то тебе решать! – и как ни пытал её, ничего больше мне не сказала. Видно, не время.

И побрел я, оглушённый внезапной любовью, по тихим утренним улицам. В голове – пусто, за спиной – точно крылья выросли… Обратной дороги совсем не помню, – ни как земляков своих отыскал на постоялом дворе, ни как домой добирался, – ничегошеньки!