Сергей растормошил своего начальника Алексея Карпенко, дежурившего в ту ночь и дремавшего в штатном режиме. Тот сразу же ринулся в огневище. Начался переполох, от которого проснулись и остальные зимовщики. Но когда все собрались, огонь уже набрал силу. Этому ещё способствовал довольно редкий в тех краях сильный, иссушенный стужей ветер. Огнетушители на морозе не действовали. Пытались закидывать огонь снегом, но результата практически не было никакого. Тушить пожар оказалось нечем: вода в тех местах большой дефицит.

При особо низких температурах и разреженном воздухе люди делали всё возможное на пределе физических сил. Но огонь оказался сильнее. Подоспевший первым Карпенко успел проскочить внутрь горящей станции и остановить дизеля. Однако выйти назад не успел, задохнулся в дыму, не добежав каких-нибудь двух метров до спасительной черты. Спасти его не удалось: бушующее пламя не давало подойти близко к строению. ДЭС, домик из деревянных щитов, обшитый снаружи алюминиевыми листами, а изнутри пенопластом, сгорел вместе с обшивкой, светившейся как вспыхнувший магний. Через 15 минут от ДЭС ничего не осталось. Обгоревшие останки Карпенко нашли на следующий день недалеко от входной двери.

Температура на улице в тот час была -80 градусов. Через 9 дней наступала полярная ночь. Все признаки её были налицо. При отсутствии звёзд и луны в течение суток не было видно ни зги. До санно-гусеничного поезда, который по плану должен прийти на станцию, оставалось 7 месяцев ожидания. Раньше ноября никто не решится двигаться в сторону полюса – это равносильно самоубийству. Спрашивается, как жить при температурах 60–80 градусов мороза без отопления, воды и электричества более полугода? До ближайшего в Антарктиде жилья – американской станции «Амундсен-Скотт» – 1253 км. В гости не напросишься.

В этот период к погорельцам не мог прилететь ни один самолёт. При таких низких температурах, когда снежный наст превращается в наждак, посадка, а тем более взлёт практически невозможны. К тому же на то время отсутствовала радиосвязь и не было света. Это была настоящая катастрофа. Люди оказались в покинутом Богом мире.

Два основных дизель-генератора мощностью в ПО кВт, снабжавшие электроэнергией всю станцию, восстановлению не подлежали. Два резервных, находящиеся неподалёку, тоже оказались в зоне пожара. Быстро остывали отопительные батареи и камбузная плита. Большая бочка-электротаялка, в которой из снега получали питьевую воду, больше не функционировала. Обесточились научные приборы. Мороз грозил загубить почти все продукты. А впереди предстояло более 2/3 зимовки.

Уже через полчаса условия стали близки к космическим. Зимовщиков можно было смело сравнить с экипажем космической станции, потерпевшей аварию. День космонавтики оправдывал своё название.

На раздумья времени не было. Ещё полчаса-час – и всех сковал бы космический холод, превратив в ледяные манекены. Скафандров на «космонавтов» не было. Инструкций на этот счёт тоже не было.

Стартом в борьбе за выживание явился объявленный аврал. Первым оправился от шока начальник группы бурения Борис Моисеев – вспомнил о работающей на солярке капельной печке. Кто-то – о давно уже забытом дизель-генераторе на буровой. Печку тут же затащили в один из жилых балков, растопили. Туда же перенесли всё, что боится мороза. Мороза боялись свежие и консервированные овощи, лекарства, химические реактивы, а также рация.

С дизелем пришлось повозиться. Кузнецов и Моисеев потратили несколько часов, чтобы привести его в чувство. На морозе каменели пальцы. Приходилось отогревать руки в нагретых товарищами рукавицах. Сам изобретатель дизеля немецкий инженер Рудольф Дизель не поверил бы в успех задуманного. Но задуманное становилось явью: в итоге от движка с генератором всего лишь в 1 киловатт получила питание рация. А к исходу следующего дня, с опозданием на 16 часов против штатного выхода в эфир, радист Валерий Головин передал ошеломляющее сообщение о положении на станции «Восток». В столице Советской Антарктиды на станции «Молодежная» начальник 27-й Антарктической экспедиции Рюрик Максимович Галкин, узнав о случившемся, заплакал.

Участник трёх зимовок в Антарктиде Велло Парк сказал тогда своим товарищам:

– Главное – не отчаиваться! Пока у нас есть продукты, а они у нас есть, есть топливо, а оно у нас тоже есть, а также, слава Богу, руки, ноги и головы на месте, мы выживем. Поверьте мне, как старому альпинисту.

За день температуры в помещениях сравнялись с наружными. Работать пришлось семь часов кряду. Долгий полярный опыт говорил, что без риска для здоровья работать в таких условиях можно по 30–40 минут с перерывами на отдых. Но старые правила здесь не годились – вопрос стоял о жизни и смерти. Слава Богу, сохранился запас дизтоплива в 100-литровых бочках, находящихся рядом с ДЭС. В последний момент ветер отвернул от них пламя пожара, изменив направление. Сгорел только укрывавший бочки брезент. Но это в данном случае оказалось благом: загустевшая от мороза до кашеобразного состояния солярка оттаяла и годилась для потребления.

Из старых газовых баллонов и бочек из-под машинного масла смастерили ещё две работающие на соляре печи-капельницы. Инженер-буровик Валерий Лобанов и сварщик-электрик Валентин Морозов приложили здесь свой опыт и умение.

Печи приспособили для обогрева помещения с продуктами и медикаментами. Когда печи растопили, то стало относительно тепло в трёх небольших балках, где и разместился весь коллектив.

После всех проведённых работ начальник станции Пётр Астахов посмотрел на Велло Парка с надеждой:

– Будем выживать?

– Мы на это просто обречены, – ответил неунывающий метеоролог.

Первая битва за тепло увенчалась успехом. Повар Анатолий Калмыков обнадёжил ещё и тем, что пообещал три раза в день готовить горячую пищу на тех жалких самодельных печках, которые имелись в наличии.

Большая земля запрашивала: «Чем можем помочь?..»

Чем она могла им помочь? Рассчитывать приходилось только на себя.

Астахов собрал коллектив и спросил:

– Что ответим Москве?

Молодые полярники, зимовавшие на «Востоке» первый раз, молчали. Это молчание не сулило ничего хорошего.

– Считаю, что острота чрезвычайной ситуации уже сглажена. Отзимуем. Главное – выстоять, – уверил всех Велло Парк.

На том и остановились.

Из старых газовых баллонов при помощи электросварки сделали всего пять печей-капельниц, работающих на соляре. Возле них организовали постоянное дежурство, поскольку они отличались повышенной пожароопасностью. Капельницы всё-таки были находкой в тех условиях, хотя и не могли обогреть полностью даже небольшое помещение. Возле печки – жара +25–30 градусов, но всего лишь в двух метрах – ноль, а дальше – и вовсе мороз.

Оставшиеся семь с половиной месяцев проходили почти в космической среде. Во время сна и еды группировались ближе к печкам и только тогда немного отогревались. Единственным, кто спал в отдельном промёрзлом домике без печек, был старый альпинист Велло Парк, привыкший к свежему горному воздуху. При температуре -25 градусов спать можно было 4–5 часов. Спасал зимний спальный мешок из собачьей шерсти. Пригодился альпинистский опыт: на ногах 4 пары шерстяных носков, сверху – вывернутые мехом внутрь унтята[7]. По-настоящему замерзал только нос, на который, как известно, унтята не наденешь. У печки Велло спать не мог. Она сильно коптила. Можно было с непривычки задохнуться.

Несмотря на убийственные запахи немытых тел товарищей и спёртую атмосферу, печка манила к себе как единственный источник тепла. Около печек соорудили двухъярусные нары. На верхнем ярусе спали даже в нижнем белье. Зато этим «счастливчикам» доставалась вся копоть и гарь. Нижние дышали относительно нормальным воздухом, но спать приходилось в полной полярной амуниции. Иногда менялись этажами.