Мне страшно, но я слушаюсь.
Слышу голос Дениса в другой комнате. Он кричит, но я не понимаю что. Миша пытается что-то объяснить ему. На фоне Дениса его почти не слышно. Настолько у них разные голоса. Денис его перекрывает. Обзывает. Грозится ударить. Миша только оправдывается. Кажется, он делает это. Таким был его голос при отце. Говорит, что ничего плохого не сделал. Говорит, что так надо.
Через несколько минут возвращается ко мне.
— Рома, — зовёт он и кладёт руку на плечо.
Я вздрагиваю. Хочу открыть глаза.
— Подожди немного, — его рука на моих глазах, — надо сначала умыться, а то я тебя испачкал. Пойдём, — он берёт меня за руку и ведёт в ванную.
Слышу, как течёт вода. Как Миша просит мои руки и моет их. Потом умывает моё лицо. Говорит, чтобы я держал голову над раковиной. Слушаюсь его. Он всё смывает и смывает. Просит поднять голову и снова умывает. Потом вытирает лицо полотенцем.
— Всё, открывай.
От света болят глаза. Миша кажется белым. Он весь мокрый. С его лица стекает вода. Он улыбается. Совсем слегка.
— Ой, подожди, — он протирает полотенцем мой висок. — Теперь всё.
Улыбается, а я замечаю на полотенце бледно-коричневый цвет.
— Рома, мне с Денисом нужно кое-что сделать, — Миша сворачивает полотенце, — а тебе надо будет посидеть в комнате, хорошо?
Я не понимаю зачем, но киваю.
— Молодец, — он гладит меня по голове. — Хочешь чего-нибудь поесть? Я принесу тебе в комнату. Может, сладкого? Но только после супа, хорошо?
Я киваю. Сладкого мне хотелось. Отец никогда нам такого не покупал.
Миша отводит в комнату. Дениса я не вижу.
Через несколько минут Миша приносит тарелку горячего супа и конфеты с арахисом. У меня текут слюнки.
— Только сначала суп, а потом конфеты, — повторяет Миша и гладит по голове.
Я слушаюсь его. В отличие от отца, Мишу было приятно слушать. Он не кричал, не наказывал, не злился. Он просто говорил со мной.
Пока я ел, Миша сидел в комнате.
— Хороший мальчик, — не сдержался он, когда я следую его слову и съедаю конфеты после супа.
Отец меня никогда не хвалил. Это всегда делал Миша.
Он улыбается. Гладит меня по голове. А потом плачет.
— Миша? — спрашиваю я.
— Ничего, — Миша продолжает улыбаться, растирая слёзы по лицу. — Это я так… от чувств. Люблю тебя очень. Ты лучший младший братик. Вот. Самый лучший, — сказал он и посмотрел на меня. Его глаза были красными. Слишком красными на фоне его бледной кожи. — Я очень рад, что ты у меня есть.
Миша посидел со мной ещё немного, потом напомнил, чтобы я не выходил, и сам ушёл. Дверь за собой закрыл.
Я сидел на кровати и не знал, чем заняться.
Только Миша ушёл, как Денис начал кричать.
Они ругались.
— Думаешь, я буду тебе помогать?! Мне, по-твоему, делать нечего? Я в полицию пойду. Хочешь, чтобы я сообщником стал? Ну спасибо, друг ещё называется.
— Денис, пожалуйста. Ты же всё понимаешь. Помоги мне. Я отплачу тебе, честно. Нельзя было так всё оставлять. Ты же понимаешь. Сам говорил, что так будет лучше, а теперь… бросаешь меня?
— Да я на чувствах говорил! Кто в здравом уме будет такое делать?! Миша, знаешь, ты, по-моему, свихнулся.
Они спорили очень долго. Почти весь вечер. Когда стемнело, Денис сдался.
Единственное, что я понял, что они что-то выносили из комнаты отца. Тяжело ступали по полу. Денис ругался и матерился. Говорил, что тяжело и что их увидят, а Миша говорил, что всё будет в порядке.
Когда я проснулся следующим утром, Миша сидел на моей кровати. Сначала я подумал, что это отец. Сгорбленная фигура напоминала его. Я испугался. Но, когда разглядел, что это Миша, успокоился.
— Миша, — лепетал я.
— Привет, — сказал он и улыбнулся. — Хорошо спалось?
Я закивал. Я даже из комнаты не выходил, как обещал.
— Здорово, — сказал он и похлопал меня по животу через одеяло. — Слушай, отец вчера… он ушёл. И не вернулся. — Я молча смотрел на Мишу. — И не вернётся, похоже. Так что… мы теперь вдвоём. Так ведь нам… будет лучше, да? — он серьёзно посмотрел на меня. Его глаза до сих пор были красными.
Я закивал, не совсем понимая, с чем нам будет лучше и почему, но мне показалось, что Миша ждал такого ответа. И такой ответ его обрадовал. Он улыбнулся шире и вздохнул. Выдохнул весь воздух из лёгких и сдулся сам, опускаясь ниже.
— И я так думаю, — сказал он. — И я… так.
***
— Рома, — говорит Миша, касаясь мокрой рукой моего лица, — пожалуйста, послушай меня…