— Так я донимаю, значит?

— Немного, но да. Только понял?

— И ты поэтому Мише нажаловался?

— Что? Я ему не жаловался.

Но я понимаю, в чём дело. Миша всё-таки поговорил с Денисом. Он слишком переживает за меня, вот и действует наперёд, не думая, что я в состоянии перетерпеть. Он сам может терпеть сколько угодно, но не желает, чтобы терпел я.

— И именно поэтому он мне мозги полночи выносил! — Денис был зол. Сильнее сдавливал руку и не обращал на это внимания. А я терпел.

Мне нечего сказать. Я пытаюсь выдернуть руку, а Денис тянет на себя. Прохожие смотрят. Уже не могу. Думаю дёрнуть так, чтобы Денис точно отпустил, но, кажется, я себе скорее запястье выверну или сломаю, нежели получится.

Я опускаю голову.

— Ничего я ему не говорил, — у меня дрожит горло. Трясётся подбородок. Вместе с языком и губами.

Запястье ноет.

Денис ослабляет хватку. Почти отпускает.

— Извини… — говорит, а я убегаю.

День сижу в комнате. Запястье не проходит. Погано.

Если кто и бесится, так это Денис. Миша никогда не позволял себе повышать на меня голос и держать так. Даже если я крупно косячил. Даже если случайно камнем разбил стекло чужой машины, штраф за которое пришлось покрывать Мише. Даже когда он не спал днями и ночами из-за подработок. Даже когда ему пришлось бросить колледж из-за меня. Чтобы обеспечивать меня. А Денис… он сам что-то мутит и лезет туда, куда его никто не просит, а потом срывается, потому что думает, что может. Если не нравится, что Миша ему мозги выносил, так сказал бы ему. Ко мне чего прикопался?

Я вздыхаю.

Закрываю глаза.

***

Когда Миша просил об этом, когда его рука была на моём лице, я почувствовал, что она мокрая.

Вспотел?

Он о чём-то переживал? Очень не хотел, чтобы я увидел.

Он был с девушкой? А я пришёл не в подходящий момент и заглянул в комнату? Я им помешал? Но, кажется, Миша тогда был одет. Успел одеться? Или не успел раздеться?

«Пожалуйста, не смотри», — его голос дрожал. Рука тоже.

Было холодно? Жарко? Было лето? Было душно?

Сколько бы ни пытался вспомнить, не вспоминаю больше его слов и действий. Даже не помню, сколько мне тогда было. Какое было время года. Только его слова. Только его рука на моих глазах.

***

— Хочешь чем-нибудь заняться? — спрашивает Миша.

Сегодня он вернулся раньше. У него было время. Я помнил о его словах, но не мог спросить о них. Не хотел портить вечер. Не хотел напрягать Мишу.

— Да нет, ничего на ум не приходит.

Возможно, сейчас не лучшее время.

— Посмотрим чего-нибудь? — предлагает он.

Я соглашаюсь. Мне далеко без разницы, чем мы будем заниматься. Мне хорошо так, как есть.

Фильм смотрели в тишине. Эта тишина мне нравилась, она говорила о спокойствии. Она расслабляла. Совсем не была похожа на ту тишину, которую мы соблюдали при отце. Она была напряжённой и тяжёлой. Она сковывала и принуждала вести себя как можно тише.

Отец не любил лишние звуки. Не любил, когда мы с Мишей переговаривались в комнате или за столом, когда шутили и смеялись. Он всё время злился. Бил Мишу. До меня не успевал дойти. Уставал. Махал рукой и грозил, чтобы мы заткнулись. Чтобы вели себя так, чтобы не напрягать его. Потом он ушёл. С концами.

Похоже, он считал, что я и Миша испоганили ему жизнь. Миша мог злиться на меня. Мог, как отец, бить и кричать, но он был его полной противоположностью. Если говорить, кто больше похож на отца поведением, то это Денис.

Я сжимаю руки.

Это странно. Незакономерно. Или наоборот. Потому что у нас был плохой отец, мы стали людьми получше. Не хотели быть как он. Не хотели повторять его ошибок.

— Миша, — говорю я.

— Что такое?

Он как созревший одуванчик. Не составит труда раздуть.

— Не надо было Денису ничего говорить. Он не сделал ничего такого.

— Рома… извини. Просто он такой человек, если его вовремя не осадить, он может перейти границы. Поэтому я подумал, что будет лучше, если я сразу ему об этом скажу… Он тебя не достаёт?

К сожалению, именно из-за этого решил достать сильнее.

Я погладил запястье.

— Нет, всё хорошо. Спасибо.

В такие моменты я думаю, что говорю на автомате.

Миша обо мне беспокоится. Больше, чем о себе и своих отношениях с другом. Я хочу быть ему благодарным. Хочу сказать «спасибо» от души, но иногда, мне кажется, он делает слишком многое, чтобы мне жилось хорошо. Чтобы я жил и не знал таких проблем как он. Чтобы я закрыл глаза и ничего не видел.

***

— Хэй, — Денис приходит через неделю. В чёрном.

В этот раз не улыбается. Вроде бы сожалеет. Не смотрит подолгу на меня.

— Чего тебе? — повторяю.

Он вздыхает. Будто я его достал. Будто не этот вопрос я должен задавать. Будто у него в печёнках сижу я.

— Насчёт Миши, — начинает. И снова по старому сценарию.

— Да чего ты к нему прикопался? — не выдерживаю. — И ко мне. Делать больше нечего?

— Рома, послушай сюда, — пытается взять меня за руку.

Я отхожу. Соблюдаю дистанцию. Чтобы не дотянулся.

— Не хочу. Надоел уже. Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы я, как ты, вечно с ним ссорился?

— Да что ты несёшь? — он не орёт. Сдерживается. — По-твоему, мне с ним хочется «ссориться»? Он не понимает, что делает. И вечно лезет на рожон, а мне его, видите ли, надо спасать. Ром, послушай, ещё немного и у него крыша поедет. Если при тебе он ведёт себя нормально, это не значит, что так на самом деле.

— Нет, нет, нет, это ты что несёшь? — не понимаю. — Сам себя послушай. Ты меня против него настроить хочешь? Да? Если у вас там что-то не ладится, разбирайтесь сами, а. Меня зачем приплетать?

— Ром, слушай, ты просто спроси у него. Спроси, что сталось с вашим отцом, и ты поймёшь, что брату своему ты можешь доверять столько же, сколько и незнакомцу.

Этот бред зашёл слишком далеко. Моё терпение лопнуло. Наконец-то я смог сказать Денису, что не хочу видеть его. И слышать. И чтобы больше ко мне он не приходил.

Что стало с отцом? Он ушёл. Бросил нас. Так Миша сказал. Стал бы он врать? Конечно, нет. Зачем ему это? Да и то, что отец ушёл, только сделало нам лучше. Мишу больше не били, на нас никто не кричал и мы могли разговаривать и смеяться столько, сколько считали нужным, и так громко, как сами того хотели сами.

На это глаза закрывать я не собирался.

***

На выходных Миша чувствует себя не очень. Говорит, заболел. Просит купить лекарства. Судя по наличию товаров в аптеке, мне придётся уехать на пару часов. Миша говорит, что пойдёт. И что я могу не спешить. Он не умрёт от пары часов ожидания.

Я поехал. Возился недолго. Пробок не было. Водитель маршрутки несся без остановок. Туда и обратно. Это были разные водители, но вели себя как один. Я сэкономил больше получаса. Минут так сорок пять. Я почувствовал себя гордым. Когда есть планы и когда ты успеваешь справиться с ними быстрее, чем предполагал, на душе сразу легче.

— Миша, я вернулся, — говорю, когда захожу в квартиру.

На пороге чьи-то кроссовки. Не мои и не Миши.

Я слышу, как что-то упало на пол. Не могу определить по бренчанию.

Миша не отзывается. Я поднимаю голову. В квартире тихо.

— Миш? — зову я и снимаю обувь.

Миша выходит из своей комнаты. Весь бледный. Глаза огромные. Волосы мокрые, прилипли ко лбу. Пятна пота растеклись по футболке под мышками и вокруг шеи. На лице замечаю что-то красное. Как кровь.

Я застываю. Смотрю на чёрные кроссовки, потом на Мишу. Понимаю, что у Дениса были такие.

Я сглатываю.

— Рома, — совсем не тепло говорит Миша, а я поддаюсь назад.

Он идёт на меня, протягивая руку. На ней тоже кровь. Я жмурюсь и сжимаюсь. Его рука накрывает глаза.

***

— Закрой глаза. Не смотри. Держи глаза закрытыми. Не смотри. Пожалуйста. Это всё, что я от тебя прошу. Не открывай глаза. Хорошо? Пожалуйста, Рома, не открывай.

Я не понимаю, что от меня просит Миша, и, поддаваясь детскому любопытству, открываю глаза. Сквозь пальцы вижу его бледное лицо. Он чувствует, как приоткрываются мои веки, и закрывает их. Просит не открывать. Говорит держать закрытыми. Говорит, что всё хорошо. Мне просто надо послушать его. Пока он не скажет открыть их.