Лида несколько раз навещала его могилу, благо та располагалась на кладбище в центре города. Однако и там, стоя возле тёмной гранитной плиты, ей было тяжело уловить это ощущение его реальности. Он воспринимался ею, будто персонаж.

Иногда Лида плакала, читая обо всех несправедливостях, что выпали на его долю. Она искренне ненавидела самодовольных выскочек, которые подтолкнули его к петле. Но он всё равно оставался персонажем для неё. Любимым, но не настоящим. Может, и к лучшему?

Лида любила воображать, как она могла бы брать его за руку, слушать его рассуждения о чём-нибудь. Может, ходить с ним на концерты классической музыки, которые ему нравились. А ещё хотелось бы взглянуть на его рисунки. Она знала, что он любил и умел рисовать, даже после школы хотел учиться на художника.

Часто в тяжёлые моменты, когда мама «выходила из берегов», а отец трусливо спасался бегством «за продуктами», Лида воображала его рядом с собой. Когда она плакала у себя, после очередных маминых речей о её никчёмности, было приятно представить, что он её утешает. Спрятаться, пусть и мысленно, за его спиной. Переждать бурю, в воображении держась за его руку. Глупо? Очень. Работало ли это? Вполне. Лида была мастером в вопросах сбегания от проблем в фантазию.

Со временем проблем становилось всё больше. А может, это ей просто понравилась прятаться в воображении. Хвалебные статьи называли его не иначе, как "Тот, кто спас мир от радиации". Лида не знала, как там с радиацией, но от одной отдельно взятой матери Багров защитить её мог.

***

Открытие и признание магии произошло внезапно, хотя, как говорили, закономерно. С той же закономерностью, с какой открыли огонь, электричество, ядерную энергию и всё прочее. Однако магия, как оказалось, имела мало общего с тем, что было в сказках и тут же обросла всеми возможными конвенциями, международными соглашениями и прочими контролирующими штуками.

Лида не вникала. В новостях были радостные, но сухие сводки о достижениях российской «магической науки». Никакой тебе волшебной палочки и шапки-невидимки. Магией занимались строгие люди в лабораториях. Какие уж тут полёты на метле? Но кроме детского разочарования были и хорошие моменты. И, если новые виды энергии и топлива Лиду не интересовали, то, когда начались испытания перемещений во времени, любопытство подняло голову. Пока что полноценные путешествия больших групп были невозможны и тщательно изучались, но перемещения мелкие и единичные стали возможны уже к моменту её поступления в университет.

Когда Лида только поступила в университет, студенты получили возможность перемещаться в прошлое на лекции, которые пропустили. Пока только так. Это был затяжной процесс, требующий большого количества бумажек, проволочек и заполнения бесчисленных формуляров.

А ко второму курсу началось самое для Лиды интересное: лекции прошлых лет буднично и монотонно каталогизировались. Она с замиранием следила за обновлениями в каталоге на старом и неудобном сайте университета. Дошло до восьмидесятых и дальше. Записаться на такие лекции было труднее, но всё же возможно, если, конечно, у рассматривающих заявку не возникнет вопросов.

Лида не помнила, в какой из дней ей пришла в голову одна странная идея. Прошлое было нельзя пытаться менять, и, если бы она решила предотвратить аварию на АЭС, то ничего бы не вышло – проход для студента действовал на сутки, а добраться до Астрахани так быстро точно бы не удалось. К тому же, за всем этим следили Наблюдатели. А вот попробовать просто разговором повлиять на человека – разве это считается? Да и не отследит этого никто. Выбор-то всегда за человеком.

После лекций не из своей эпохи студенты имели возможность немного погулять. Этим она бы и хотела воспользоваться.

Мысль оформлялась постепенно, вырисовываясь всё чётче, превращаясь в какой-никакой план. Хотя пока это напоминало нечто бесформенное, как и все её планы.

1. Попасть в прошлое.

2. Поговорить с Багровым и отговорить его от самоубийства.

3. Вернуться обратно.

Второй пункт был самым трудным. Что сказать-то?

***

Вечером воскресенья Лида, лёжа на кровати, методично добавляла книги в корзину. Столько новых появилось… Все книги так или иначе были связаны с той самой аварией или Багровым. Многие из книг были старыми, ещё прошлого века, однако имелись и те, что отпечатаны в этом году. Конечно, уже завтра она, если всё пойдёт, как надо, увидит Багрова вживую и новых эмоций ей хватит надолго, так что будет не до книг. Но на будущее, конечно, хотелось запастись. Лида чувствовала сладковатую зависимость от присвоения себе какой-то малой частички, связанной с ним.

Среди новых книг Лиду особенно заинтересовала свеженькая автобиография того самого соперника Багрова по институту – академика Павленко, который, как автор, был удивительно плодовит в свою почти сотню лет. Она видела этого человека однажды на лекции, посвящённой годовщине аварии на ААЭС. Прийти туда, как оказалось, мог любой желающий.

Академик Вениамин Павленко был похож на старого крота. Однако передвигался сам, говорил абсолютно внятно и связно, да и держался неплохо. В нём всё ещё была та изворотливая подвижность, которую Лида знала у него по фильмам об аварии. На той лекции Лида сидела в первом ряду, хотя впоследствии и жалела об этом. Он стоял близко. Совсем старик, с блестящей лысой головой, и в пиджаке, что своей прямоугольной солидностью скрадывал возраст.

Сначала он в общих чертах рассказал о своей роли в ликвидации. Или почти о своей.В его рассказе логичное "мы", как это было в рассказах других ликвидаторов, постоянно перебивалось вездесущим "я". Говорил он приятно и, несмотря на возраст, довольно громко. Было видно, что он привык толкать речи. На аудиторию он практически не смотрел, постоянно устремляя взгляд то поверх голов, то сосредоточиваясь на какой-то одной точке. Лида слушала внимательно, периодически отмечая, что уже слышала ту или иную фразу в каком-нибудь из интервью. Павленко ловко вёл рассказ, называя лишь фамилии тех, с кем, как знала Лида, был в связке. Тот его заместитель, тот его ученик, этот его высокопоставленный друг, вон тот коллега и соратник… Впрочем, говорил Павленко главным образом о себе. Полученная им доза радиации была невероятно огромной, но он мужественно продолжал делать своё дело. И, конечно, все его решения оказывались наиважнейшими и судьбоносными. Мероприятия же, к которым он отношения не имел, были либо ненужными и избыточными, либо вовсе вредоносными. Эти действия совершали люди без фамилий. "Кто-то", "они" или вовсе иронично-безликие "товарищи-коллеги". К концу рассказа было ясно, что Павленко работал среди ослов, которые только и делали, что мешали и предлагали всякий бред. Багрова он не упомянул ни разу, по крайней мере прямо. Делал ли Багров что-нибудь? По рассказу была однозначно ясно, что нет. Кто знает, может Багров в моменты собраний правительственной комиссии просто сидел в уголке и разукрашивал простенькую раскраску, пока Павленко с командой спасал мир? Кажется, за столько лет повторений, Павленко и сам уверовал в эту версию событий…

Рассказ, хоть и сочившийся самолюбованием, сорвал бурю аплодисментов. Лида тоже вяло хлопнула. Нет, она прочитала слишком много статей об этом, чтобы теперь её могла впечатлить полуправдивая ода о собственном героизме. Впрочем, всем собравшимся, кажется, хватило этого и недовольных не было.

После Павленко отвечал на посыпавшиеся вопросы. Один раз с дальних рядов спросили про Багрова. Лида внимательно вглядывалась в морщинистое лицо Павленко, выискивая хоть какую-нибудь эмоцию. Но он лишь равнодушно пожал плечами, ответив какой-то избитой фразой о том, что Багров пошёл против научного сообщества и вообще после аварии стал неадекватным из-за депрессии. Лиду это тогда возмутило до побелевших костяшек…

Теперь же, судя по доступному на сайте оглавлению, в автобиографии Павленко целую главу посвятил Багрову. Глава многообещающе называлась "Истинное лицо "героя" ликвидации". Саркастичные кавычки над героем мозолили взгляд. Лида на этот, без сомнения, дешёвый ход повелась и отправила книгу в корзину, уже предчувствуя, как будет плеваться и ненавидеть этот опус и его автора, который как-то лихо разошёлся в своей писанине. Багрова критиковали за некоторые решения – это так. Но ещё никто не пытался оспорить его героизм. Это точно стоит прочесть…