«До поездки в Кузбасс и на Алтай и на обратном пути мы несколько дней жили у Эйхе, бывали у него на даче в окрестностях Новосибирска и на городской квартире. Судьба еще в 20-е годы забросила известного латышского революционера в Сибирь. Во время нашего пребывания там он был секретарем Запсибкрайкома и кандидатом в члены Политбюро.….Но в дни нашего пребывания в Новосибирске Николай Иванович, бывший не раз в оппозиции, не казался еще Эйхе страшным. Эйхе ездил с нами по городу, показывал новостройки – Красный проспект, центральную улицу города с большими многоэтажными современными зданиями. Мы вместе с Эйхе взбирались на плоскую крышу еще не достроенного Театра оперы и балета, откуда был виден Новосибирск. Эйхе предоставил в распоряжение Н.И. отдельный салон-вагон, от чего Н.И. упорно, но тщетно отказывался; таким вагоном он не пользовался и в бытность свою в Политбюро, считая это излишней роскошью. Эйхе убедил Н.И., что, совершая поездку в отдельном вагоне, мы никого не будем стеснять. С квартирами в то время было очень трудно, и мы действительно во время пребывания в Кузбассе жили в вагоне, стоявшем в тупике железнодорожной станции.»32

Почти нет вероятности, чтобы Эйхе и Бухарин не знали друг о друге, как о членах заговорщической организации. Конечно же, Анна Ларина никак не упоминает об этом, дабы не никто не знал правды об ее «святом» супруге. Она могла бы многое рассказать об Эйхе, если конечно ее в детали посвящал Николай Иванович. Например, о работе Эйхе на Германию. В 1930-е годы СССР был относительно открытым государством, на территории страны было много офисов иностранных фирм и дипломатических представительств иностранных государств. Германия имела на территории СССР около 15 консульств, чье существование регулировалось договорами 1922 и 1925 гг., все они были шпионскими гнездами немецкой разведки, одно из них было в Новосибирске. Немецкие представители наладили контакт с Эйхе, он катался на охоте с консулом Гросскопфом, где легко мог не вызывая подозрений договариваться о чем угодно. При Эйхе местная пресса была весьма нейтральна к германскому нацизму. Его во время этого видел командующий войсками Сибирского военного округа Ян Гайлит. 33Но опасаться Эйхе было нечего, пока что. Латыш Гайлит был членом латышской национальной организации, которой управлял другой латыш Эйхе. Да, с шпионажем в те времена фактически не боролись, хотя периодически ОГПУ-НКВД пыталось оказывать давление на консульство. Слежка, допросы советских работников консульства и прочее, однако похоже чекисты лишь собирали компромат. Периодически арестовывали мелких сошек, но не более.

Таким человеком был Роберт Эйхе, крайне опасным заговорщиком. В блок право-троцкистов входило много людей, но Эйхе выделялся среди большинства: правый, латышский националист, германский шпион, насквозь лживый и лицемерный тип.

Вечернее заседание 25 февраля

После перерыва пленум продолжили поочередно: 1-й секретарь Башкирского обкома Яков Быкин, также правый заговорщик и башкирский националист, затем лоялист Михаил Калинин. Оба они также осудили правых, Бухарина, Рыкова, не добавив ничего конкретно нового, а затем выступил Генрих Ягода, некогда один из самых опасных заговорщиков, защитник правых. Теперь же он терял былое влияние и сам попал в опасное положение. Он тоже выступил с осуждением, стремясь хоть как-то от них дистанцироваться. Он рассказал, что Рыков занимался вредительством в наркомате связи. Он прямо сказал об них, как о врагах: « Рыков в Наркомате связи работал, как враг. Он не просто, как многие думают, отсиживался в Наркомате связи, ожидая, пока организованные им люди будут делать попытки свержения советской власти. Он сам, лично, занимался вредительством и несомненно имел в связи свою организацию. Это дело следственные органы доведут до конца и расследуют и эту часть его деятельности. Я уверен, товарищи, в том, что они здесь пытаются отрицать свою безусловную вину, думая, что их маневр не разоблачат.

Тов. Молотов вскрыл и разоблачил их маневры, которые сводились к тому, чтобы дать сигнал оставшимся на воле своим соучастникам контрреволюционных дел к продолжению борьбы с партией. Вам, Бухарин, Рыков, осталось не более двух минут для того, чтобы понять, что вы разоблачены и что для вас единственным выходом является сейчас здесь, на пленуме, подробно рассказать о всей вашей преступной террористической работе против партии. Но вам это сделать невозможно потому, что вы и сейчас ведете борьбу, оставаясь врагами партии.»

Следом выступил Влас Чубарь, заместитель председателя СНК СССР, зам. Председателя СТО, одновременно украинский националист, правый заговорщик и германский шпион, который, кстати лечился в той же больнице в Вене, где был завербован Николай Ежов. Скорее всего, и самого Чубаря подцепили там же.34 С свойственным ему лицемерием Чубарь жестко набросился на Бухарина, заявив даже так потетично: «Когда я читал записку Бухарина по поводу предъявленных ему обвинений, у меня было чувство такой гадливости, как будто бы вот перед глазами видишь змею, гадюку, это, наверное, каждый из вас, товарищи, ощущался первого и до последнего слова эта записка пропитана гнусными намеками и выпадами против ЦК, пропитана противопоставлением себя как стороны, себя как обиженного, угнетенного кем-то, и он всех рассказавших о его гнусных делах назвал клеветниками, утверждая, «что будет миллион показаний, а я все-таки не признаюсь».

Он долго говорил о фактах виновности правых, об их лжи, глупости и завершил требованием сулить их: «Расплачиваться за всю гнусную контрреволюционную работу им нужно сейчас. И тут правильно говорили товарищи, что вывод может быть единственный, они не только членами партии не могут считаться, но придется в борьбе за разоружение, за обезвреживание продолжить следствие и судить их. Ибо тактика, принятая Рыковым и Бухариным перед этим пленумом и продолжающаяся на этом пленуме, свидетельствует воочию о нежелании разоружиться, о нежелании выдать свои щупальцы и помочь партии и советской власти искоренить остатки контрреволюционных групп. Без искоренения этих шпионско-диверсионных щупальцев в кратчайший срок придется многое терять в нашей стране в момент военного нападения фашизма, а мы терять не хотим. То, что в лице троцкистов, зиновьевцев, правых фашизм нашел верных агентов, помощников в борьбе с СССР, требует ликвидации в кратчайший срок всех остатков двурушников. Для выявления этих корешков контрреволюционных организаций правых должны быть использованы все средства.»

Далее выступал 2-й секретарь Ленинградского горкома ВКП (б) Александр Угаров, один из правых в северной столице, приговоривших к смерти Кирова, к которому он был весьма близок. После его долгого обличения своих же подельников, он передал эстафету другому своему подельнику, Ивану Жукову, это был нарком местной промышленности РСФСР. Он большую часть речи посвятил эпизодам вредительства, в частности в наркомсвязи, где Жуков ранее работал. Он говорил, что надо дальше вскрывать гнезда врагов и на этом прокололся, когда упомянул Закавказье и решил атаковать лояльного Сталину Лаврентия Берию:

«Жуков. И я думаю, что для того, чтобы по-настоящему раскопать все эти контрреволюционные гнезда, нужно будет еще много поработать, в том числе и у вас, т. Берия, в Закавказье.

Берия. С вашей помощью.

Жуков. Нет, не благодаря вашей помощи, а благодаря некоторому вашему противодействию. И у вас есть, т. Берия, много нехорошего.

Берия. Благодаря вашему вниманию и заботе.

Жуков. Нет, товарищ Берия, напрасно.

Берия. Вы два раза туда приезжали. Вы насильно хотели навязать начальника республиканской конторы, а в чем противодействовали?

Жуков. Когда вы говорите, что я два раза туда приезжал – это неверно. Ни разу не приезжал. Я был в Тифлисе в последний раз в 1924 году.