- Милая. - Она указывает на коробку с блестками, и я отдаю ее ей.

Я решаю подняться наверх, в свою комнату, и ухмыляюсь, как идиот, при мысли о том, чтобы перечитать письмо Акиры и придумать столь же саркастичный ответ. Это наша игра.

- Нао, подожди.

Я делаю два шага вперед, но поворачиваюсь лицом к маме. Она положила телефон в карман брюк, положив редкий преждевременный конец разговору со своим помощником, адвокатом, бухгалтером. Всем, кому нужно время великого Рико Честера.

Она родилась в Японии под именем Рико Сато, но сменила фамилию, как только получила американское гражданство, когда я был ребенком.

Мама - маленькая по росту женщина, но волосы у нее длинные, а не короткие, как у меня, и она похожа на мою старшую сестру, а не на женщину, которая меня родила. У нее безупречная кожа и красивые мелкие черты лица, которые она передала мне по наследству. Хотя в последнее время она бледнее и у нее больше темных кругов, чем обычно.

У нее карие глаза, но далеко не такие большие и темные, как у меня. Что, я думаю, является чертой, которую я унаследовала от своего отца, который в ее присутствии является своего рода запретной темой.

- Как прошли занятия в школе? - спрашивает она с легким акцентом. Поскольку она из первого поколения, на самом деле она не говорит с американским акцентом, как я, но это не из-за недостатка стараний. Я думаю, то, что ты родилась говорящим определенным образом, накладывает на тебя отпечаток на всю жизнь.

Я приподнимаю плечо.

- Как обычно.

Мама тянется за пачкой сигарет и отступает от манекена, закуривая одну, затем делает затяжку.

- Как насчет практики?

- Это было круто.

- Ты лжешь мне?

- Как будто я могу. Ты бы позвонила декану и узнала все подробности. Или, может быть, тренеру, раз уж она была там.

- Не дерзи мне, юная леди.

- Я не такая. Просто облегчаю тебе работу, потому что, я не знаю, ты предпочитаешь расспрашивать других обо мне вместо того, чтобы посещать какие-нибудь дурацкие игры, ради которых я надрываю задницу.

- Следи за своим языком. И это не значит, что я не посещаю их, потому что не хочу. Некоторые из нас работают, Наоми.

- Тогда возвращайся к этому.

- Нао-тян...

Мой желудок переворачивается всякий раз, когда она называет меня таким милым образом. Я как будто снова стала маленькой девочкой, когда мама была моим миром.

Пока красная ночь не разрушила его.

Она медленно приближается, выпуская в воздух струю никотина.

- Ты злишься на меня?

- Я не знаю, мам. Может, и так.

Она гладит меня по руке.

- Мне жаль. Я знаю, что в последнее время я почти не бываю рядом. Но это все для тебя.

- Нет, мам. Нет. Не оправдывайся тем, что это для меня. Это перестало быть для меня после того, как ты купила этот дом и обеспечила наше будущее. Теперь это только для тебя.

Она опускает руку, и хотя это больно, и я хочу, чтобы она снова утешила меня, я прекрасно понимаю, что это бесполезно. Мама всегда будет делать то, что она считает лучшим, не заботясь о том, какие результаты это принесет в мою жизнь.

- Однажды ты все поймешь. По крайней мере, я надеюсь, что ты это сделаешь. - Она улыбается с оттенком поражения. - Иди приведи себя в порядок, пока не пришла доставка. Я заказала итальянскую.

- По какому случаю? - Хотя я втайне рада, что она сегодня ужинает дома, я удивлена, что она не организовала где-нибудь какой-нибудь ужин со всеми своими коллегами и деловыми партнерами.

- Почему у меня должен быть повод поужинать со своей дочерью? - Она снова улыбается, но все еще с ноткой поражения, или это печаль?

Я недолго размышляю над этим, потому что она тушит сигарету в пепельнице и возвращается к своей работе.

Я, однако? Я не могу сдержать головокружения, которое испытываю при мысли об ужине с ней.

Может быть, в конце концов, нашу маленькую семью не так уж трудно спасти.

Глава 3

Себастьян

То, что я воспитан определенным образом, накладывает на меня определенные ожидания.

Я могу выделяться, но не в негативном смысле.

Я могу жить своей жизнью, но не там, где это имеет значение.

Все мое существование было спланировано с тех пор, как я родился внуком сенатора и должен был играть соответствующую роль.

Может быть, именно поэтому я часто испытываю искушение позволить своей бунтарской стороне взять надо мной верх.

Почему я иногда позволяю ему поднять голову и показать миру свою бурную сторону.

Ну, знаешь, основные проблемы богатых детей.

После тренировки Оуэн тащит меня и еще нескольких членов команды выпить с болельщицами.

Я бы предпочел спать, но Оуэн, вероятно, выставил бы мою голову на посохе на всеобщее обозрение. Мне вроде как нужна моя голова - и все, что в ней находится.

Кроме того, выпить с ними лучше, чем оказаться в ловушке под цепкими взглядами сенатора и его жены. Да, они мои бабушка и дедушка и люди, которые вырастили меня, но я не совсем ценю их, когда они врываются в мою квартиру при любой возможности, даже спустя долгое время после того, как я съехал из их дома.

Вместо того, чтобы выпить, Оуэн идет до конца, чтобы перекусить в Гриль-баре. Нам нравится это место, потому что оно принадлежит брату тренера, Чаду, и он наш большой поклонник. Он не только предоставляет нам одну из своих частных кабинок, где мы скрыты от остальных посетителей, но и подает нам свои лучшие блюда.

Как только мы входим внутрь в сопровождении нескольких чирлидеров, Чад улыбается и указывает на нас.

- Бросьте это ради дьяволов, леди и джентльмены!

Оуэн и остальные устраивают шоу, постукивая по своим курткам, на которых лежит логотип команды. Болельщицы улюлюкают, а мужчины издают воющие звуки.

Большинство посетителей хлопают в ладоши, и нас осыпают бесконечными похвалами и комплиментами.

- Давай выиграем штаты, сынок!

- Не проявляйте к рыцарям милосердия!

- Увидимся в НФЛ!

- Наши герои!

Да, это далеко от истины, но этот город слишком одержим футболом. Это как-то нездорово.

И да, мои мысли остаются, даже когда я улыбаюсь, пожимаю им руки и делаю случайные селфи. В течение нескольких минут я разыграл шоу, которое меня учили показывать, когда я был ребенком.

Всегда улыбайся. Всегда веди себя наилучшим образом.

Всегда надевай маску.

К тому времени, как мы добираемся до лестницы, я пожимаю руки и фотографируюсь с большинством присутствующих. Давайте просто скажем, что мы нравимся Чаду так же сильно, как нам нравится его дом. Поскольку все знают, что мы здесь тусуемся, ресторан почти всегда полон.

Он обнимает меня по-братски, затем обнимает за плечи. От него волнами исходит запах жира и перца.

- Мой звездный квотербек.

- На самом деле я еще не звезда.

- О, да, это так.

Я ухмыляюсь.

- Думаю, я покажу тебе это в пятницу.

- Вот это дух, сынок! - Он ободряюще хлопает меня по спине, как это делает тренер.

Люди в Блэквуде ожидают от меня одного — быть эффективным. Он поставляется с именем Weaver.

Те, кто принадлежит к моей семье, должны что-то принести на стол, будь то оценки, победы, должность сенатора или должность крутого юриста, как мой дядя.

В любом случае, мне нужно что-то предложить.

После блестящего приветствия перед горожанами Чад, наконец, указывает нам направление к нашей частной кабинке.

Брианна, вторая капитанша группы поддержки, берет меня за руку и рисует свою собственную пластиковую улыбку. У нее все настолько перебарщивает, что это чертовски неприятно.

В том, чтобы притворно улыбаться, есть целое искусство. Часть вас должна верить в это. Какая-то часть вас должна посылать сигналы своему мозгу о том, что улыбка - лучшее решение для того, чтобы люди оставили вас в покое.

Мы сидим вокруг стола, парни уже смешиваются и подбираются к чирлидершам. Нас пятеро и около семи чирлидеров, так что Брианна и Рейна сидят по обе стороны от меня. Но все знают, что белокурая голубоглазая красавица-капитанша исключена из списка.