— Ненавижу тебя! Ты предатель! С такими не дружу!

Какие бы хорошие нервы не были у Ифаня, но тут его задело не на шутку. Хэджон — эгоистка, дальше своего носа не видит, такой уж у неё характер, но это не значит, что она должна разбрасываться такими словами. Да, Ву не самый хороший друг и не самый хороший парень, раз уж на то пошло, но он всегда старался находить в Ким только хорошее и у него это получалось. А сейчас, что можно найти хорошего? Хэджон показала себя во всей красе.

— Ну и прекрасно! Я тоже не в восторге от такой эгоистки, как ты! Ты вообще друзей не достойна!

Хэджон рыкнула на Ифаня и скрылась за углом. Ву выдохнул, почесав свой затылок. Какие только мысли не посещали парня после этого: что она дура малолетняя, перебесится, ещё прощение просить будет. Но что делать с Сури и Минсоком? Сейчас этим двоим хуже всего. Ифань решил подняться и всё им объяснить, извиниться, да и просто поговорить. Разговор — лучшее лекарство. Но поднявшись на нужный этаж, Ву не увидел ни зевак, ни парочку. Походу всем сегодня нужно залечь на дно, в том числе и Ифаню.

***

Другой бы человек шёл домой на ватных ногах после подобной ситуации, но Хэджон не из таких. Она была полностью уверена в своей правоте и даже каким-то бродячим кошкам это твердила. Не привыкла девушка признавать свои ошибки, поэтому под натиском стыда и грусти старалась вести себя как гордо уходящий воин. Но всю дорогу Ким не могла отвлечься от мрачных мыслей. Что если все перестанут с ней дружить? А дружба для девушки — самое ценное, что у неё есть. Семья, любовь и другие духовные ценности ушли на задний план. Дружба — единственное, что казалось для Хэджон вечным. Чтобы ты не делал, друг останется с тобой. Нет, так это не работает, и девушка это понимала. Если раньше она считала, что дружба — это каменная стена, которую ничто не сломает, то сейчас она казалась тоненькой бумажной, которую может порвать даже ветерок.

Приближаясь к дому, уверенность будто спрятала голову в песок. Если при матери она хоть слегка покажет, что уверена в себе, это закончится очередным скандалом. И нет, мама Хэджон не сумасшедшая, просто под натиском сильного опьянения, ей может не понравиться всё: как её дочь дышит, как ест, как говорит, как живёт и существует. Никто из людей не может додуматься, на какую глупость её мозг способен в затуманенном состоянии. Лёгкие синяки — это, как плата за проживание в этом доме. Мать лупит Хэджон постоянно, за все косяки. Ким привыкла, она так с детства живёт. С одной стороны, ей даже так спокойнее, ведь дочь и так знает, что может вытворить пьяная мать, и сюрпризов ждать не приходится.

Заходила Хэджон аккуратно, еле ступая на ламинат. Сейчас время обеда, женщина наверняка спит. Если её разбудить, по Ким будет ремень скакать. Девушка ловко вступила на лестницу, осторожно поднимаясь в свою комнату. Лучше побыстрее забаррикадироваться, чтобы не отхватить. Но не успела она подняться на второй этаж, как встретилась с недовольным взглядом матери, спускавшейся вниз. Хэджон, смотря на неё снизу-вверх, задрожала, как кролик перед лисой. А во внешности матери было что-то лисье. Нож длинный, волосы короткие рыжие, но кудрявые, косметика яркая и немного размазанная. В свои года и при таком образе жизни, её фигура, к удивлению, не утратила элегантности, но всё было спрятано под широким халатом на молнии.

— Мамочка, привет, — робко произнесла Ким.

-Где тебя носило?! — пьяно шатнулась она. — Ты же обещала мне приготовить ужин!

— Я была в школе, мамочка. Сейчас всё приготовлю, — Хэджон прошла мимо женщины и нырнула в свою комнату, закрыв дверь на замок.

Выдохнув, девушка опустилась на колени, уронив портфель на пол. Не в силах даже переодеться, Ким уставилась на свой пол, облокотившись головой об дверь. Услышав, как на кухне гремит посуда, Хэджон будто очнулась от транса. Она быстро переоделась в домашние шорты, майку и спустилась босыми ногами вниз. Пьяная женщина неуклюже пыталась достать сковородку и тарелки, но ничего не получалось. Ким подбежала и отобрала у неё посуду.

— Я сама всё сделаю, мамуль. Можешь пока посмотреть телевизор…

— Ты мне указывать вздумала?! — замахнулась женщина кулаком. Хэджон пискнула и сделала своеобразный блок у своего лица. — Прости, милая.

Женщина глубоко выдохнула и нажала на кнопку чайника. Ким наблюдала, как её мама достаёт кружку, насыпает сахар, в общем, делает себе кофе. Сегодня она такая спокойная, не бьёт посуду, не бросается предметами в свою дочь. Глянув на Хэджон, женщина цыкнула:

— Иди уже в свою комнату, что стоишь? Ты будешь чай или кофе?

— Ч-чай…

— Что ты там мямлишь?! Ты же знаешь, как я это ненавижу!

— Чай! — повторила Ким.

— Чего ты на мать орёшь?! — она снова замахнулась, но Хэджон на этот раз лишь вздрогнула. — Иди, я принесу тебе в комнату.

Девушка кивнула и подошла к лестнице. Не спеша поднимаясь, она посмотрела на маму. Та старательно разливала кипяток по чашкам, размешивала сахар и искала в тумбочках печенья или фрукты. Женщина пыталась совладать со своими пьяными движениями, но всё равно предметы валились из рук, но она старалась. Хэджон улыбнулась ей вслед и, держась за перила, поднялась наверх. Её мать не такая плохая, как многие могут подумать. Жизнь жестоко с ней обошлась, поэтому единственное, ради чего стоит остаться в мире живых, это её дочь. Ким рада, что для кого-то является причиной жить. Это утешает.

========== Глава 6 ==========

Бэкхён был тем сыном, который может подкалывать родителей и не получать за это по шее. Во-первых, у Бёна было чудовищное обаяние, поэтому мать, даже в пьяном состоянии, не могла его ударить. Во-вторых, парень был источником, хоть и маленького, но дохода. Он с детства мечтал о собственном ресторане, мечтал готовить, чтобы его блюда ели с удовольствием. Бэкхён никогда не хвастался своими кулинарными способностями, но те, кто хоть раз попробовали его еду, уже не могли перестать её есть. Но кто захочет приходить в почти заброшенный ресторан с грязным залом, без нормального обслуживания? Бэкхён и так еле накопил на это здание, а остальные сбережения уходят на продукты высокого качества. Бён никогда не жалел денег на них, но из-за этого он еле сводил концы с концами. Скоро ему придётся закрывать ресторан и идти работать на чужую кухню. Это тоже хорошо, но это совсем не те ощущения. Иметь свой ресторан — вот его мечта.

Обычно Бэкхён не задумывался над серьёзными вещами. Серьёзность ни к чему, она приносит лишь уныние, но, возвращаясь домой с работы, парень ощутил, каково это — думать о своих проблемах и переживаниях. Сначала это очень неприятно, будто кто-то еду пересолил, но потом ты втягиваешься и совсем не замечаешь, что разбор ситуации помогает лучше понять себя и саму проблему. Бёну стало легче, когда он смог выговориться хотя бы себе, парень был так искренен в своих мыслях, что чуть не заплакал. Стряхнув остатки грусти и печали, Бэкхён открыл входную дверь, сразу почувствовав запах подгоревшей говядины. Парень неодобрительно покачал головой и по пути на кухню приговаривал:

— Хэджон, сколько раз я тебе говорил, что говядина — мясо нежное, и его легко…

— Это ты мне?! — рявкнула женщина, отвернувшись от плиты.

— Мама? — парень удивлённо изогнул бровь и направился к столу. — Почему ты готовишь ужин? С сестрой что-то случилось? — Бэкхён сел за стол, стащив из тарелки печенье.

— Размечтался! Она в своей комнате! — фыркнула женщина, выключив плиту. — Я решила, что мне пора снова привыкать всё делать самой… — она опустила руки, сжав подол фартука. Сейчас уже взрослая мама была похожа на провинившуюся школьницу. — Когда-нибудь вы уйдёте от меня, старой алкашки, а я останусь тут одна и даже яичницу себе приготовить не смогу.

— Мам… — Бэкхён уставился на свою мать, которая повернулась к сыну, совершенно не сдерживая слёзы.

— Я плохая мать… — её голос предательски дрогнул, и она прикрыла рот, зажмурив глаза.

Бэкхён вскочил из-за стола и обнял маму за её хрупкие женские плечи. По сравнению с ней, её сын был высоким, с широкими плечами. Его ладонь нежно погладила рыжие прядки. Эти жесты, так любимые многими женщинами, успокаивали беспокойное сердце, и вскоре домохозяйка перестала плакать. Она всегда знала, что её сын будет настоящим мужчиной и никогда не даст дорогих себе людей в обиду. Бён просто не осознавал, насколько же он хороший человек. «И его вырастила я», — эта мысль грела ей душу лучше, чем какой-либо алкоголь. Она была горда своим сыном.