Ну, не совсем обманул, тут же мысленно поправил себя Бертолд. Я действительно питаю к Петл самые нежные чувства.
Почувствовав прикосновение к плечу, Бертолд нехотя выпустил ладони Хилды и с раздражением обернулся. Перед ним стоял официант с подносом, на котором был телефон.
— Простите за беспокойство, мистер Кертис, но вас просят к телефону. Леди утверждает, что это очень срочно.
Очень срочно? Бертолд взял трубку, подумав, что единственный, кто знает, где он проводит сегодняшний вечер, это мать.
— Бертолд Кертис, — резко бросил он.
— Ох, Бертолд, я так рада, что дозвонилась до тебя! Ужасно волновалась, что вы могли пойти в какое-то другое место.
Бертолд насторожился, уловив в голосе матери панические нотки.
— Что случилось, мама? — спросил он и тут же услышал резкий прерывистый вздох Хилды.
Они смотрели друг на друга, пока Бертолд с нарастающей тревогой выслушивал сбивчивые объяснения матери.
Петл проснулась около девяти, и Фредерике показалось, что девочка заболела. Кашляла, слегка поднялась температура. Фредерика дала ей парацетамол, как и велел врач. Но к десяти часам у ребенка затруднилось дыхание. Перепуганная, что это может быть аллергическая реакция на прививку, Фредерика позвонила доктору Фарману. Тот сказал, что на аллергическую реакцию не похоже и посоветовал отвезти девочку в ближайшую больницу. А в больнице только взглянули на Петл, как тут же отправили ее в отделение интенсивной терапии.
Господи, взволнованно подумал Бертолд, если что-то случится с Петл, Хилда этого не переживет!
— Мы срочно выезжаем в больницу, — заверил он мать, поднимаясь из-за стола.
Хилда уже стояла, теребя в руках сумочку. Бертолд взял ее за локоть и быстро повел между столиков.
— Мы уходим, — бросил он официанту. — Срочное семейное дело. Пусть метрдотель, как обычно, пришлет мне счет.
— Что-то с Петл, да?! — с тревогой спросила Хилда, когда они вышли из ресторана. — Она заболела?
— Да.
— Что с ней?!
— Не знаю. Она кашляет, и ей тяжело дышать. Может астма, или что-то в этом роде.
— Боже мой…
Бертолд успокаивающе обнял Хилду за плечи.
— Только не паникуй. Мама отвезла ее в очень хорошую больницу — Святой Марии, на Прайд-стрит. Все будет в порядке.
— Как ты можешь так говорить? Ребенок может умереть!
— Не умрет, — пробормотал Бертолд, открывая перед Хилдой дверцу машины.
Это была кошмарная поездка. Хилда сидела молча, с мертвенно-бледным лицом, а мысли Бертолда путались, перескакивая с одного на другое. Он волновался не только за женщину, которую любил, но и за ребенка. Ведь Петл такая маленькая и так дорога им всем. Нет, Господь не заберет ее. Нет…
Когда они уже подъезжали к больнице, Бертолд впервые в жизни готов был заключить сделку со всемогущим Богом.
Господи, спаси невинное дитя, и я… я…
А что я? — подумал он, испытывая отвращение к самому себе. Стану хорошим мальчиком? Буду по воскресеньям посещать церковь? Скажу Хилде правду, что Бернард Шеридан не делал никакой операции? Что я специально обманул ее, стараясь убедить в том, что я хороший человек и хороший отец?
А какой смысл в подобном признании? Хилда разлюбит меня, а я этого не перенесу.
Но ведь нельзя строить отношения на лжи и обмане, возразил внутренний голос.
Черт побери!
Фредерика ждала их у дверей главного входа и выглядела сильно постаревшей.
— Это я во всем виновата! — выпалила она. — Наверное, Петл проснулась раньше, чем я услышала ее плач. Но я разговаривала по телефону и находилась довольно далеко от детской.
— Фредерика, не вините себя ни в чем, — тихо промолвила Хилда. — Никто не виноват.
— Где она?! — вскричал Бертолд.
— Пойдем, — сказала ему мать.
Она повела их какими-то коридорами, в пустоте которых тревожно отдавались их шаги. Наконец все трое вошли в палату, где малышка Петл лежала, подключенная к кислородному аппарату и опутанная массой проводов.
Хилда разрыдалась, и Бертолд успокаивающе обнял ее за плечи. Сердце его буквально разрывалось на части.
Медсестра, стоявшая рядом с кроватью, поспешно вытолкала их из палаты.
— Вы родители? — спросила она уже в коридоре.
— Это опекунша Петл, — пояснил Бертолд, поскольку Хилда, рыдавшая у него на груди, не могла вымолвить ни слова. — Мать ребенка умерла, а я отец девочки, — добавил он, подумав, что дальнейшие объяснения сейчас ни к чему.
— А я ее бабушка, — вмешалась Фредерика. — Это я привезла ее сюда.
— И слава богу, что вовремя, — заметила медсестра. — Жалко бедняжку! У нее бронхит. Сейчас ей уже гораздо лучше, дышать легче, но предстоит трудная ночь. Врач скоро вернется и еще раз осмотрит ее, а вы постарайтесь не волноваться. Хорошо, что у нее нет аллергии на пенициллин. Конечно, он полностью не уничтожает вирус, но все же это лучший антибиотик для повторных инъекций. Правда, после бронхита бывают осложнения в виде пневмонии, особенно в таком раннем возрасте.
— А откуда вы знаете, что у девочки нет аллергии на пенициллин? — поинтересовался Бертолд.
Сестра удивлено посмотрела на него.
— Это записано в ее карте. Когда ее привезли сюда, карту заполнили с чьих-то слов.
Бертолд вопросительно посмотрел на мать. Та пожала плечами.
— Я не говорила, что абсолютно уверена в этом. Просто сказала, что у ее отца нет аллергии на пенициллин. Да и в семье подобного не замечалось.
— Мама, ради бога! — взорвался Бертолд. — А что, если я не отец Петл? Ты же знаешь, стопроцентной уверенности у нас нет.
Хилда подняла на Бертолда заплаканные глаза.
— Но Бертолд… Кто же еще может быть ее отцом?
— Ладно, не беспокойтесь, — торопливо оборвала их препирательства медсестра. — Девочке еще не кололи никаких антибиотиков. Мы ждем результатов анализа крови. Я сделаю пометку в карте, но советую вам все же поговорить с врачом. А теперь извините, мне надо вернуться к пациентке.
Медсестра поспешила в палату.
Заметив, что мать и Хилда выжидающе смотрят на него, Бертолд пробормотал:
— Я просто хотел сказать, что мы не можем быть абсолютно уверены, пока не будут готовы анализы ДНК.
— Нет, Бертолд, ты можешь быть уверен, — решительно заявила Фредерика. — У меня появились новые факты, полностью устраняющие сомнения по поводу того, кто отец Петл. Вчера вечером мне позвонила Алексис. Я хотела извиниться перед ней за то, что отменила свое приглашение на ужин в прошлую пятницу, и рассказала о Петл. А потом она призналась мне, как любит детей и как их ненавидел Бернард. Он даже сделал себе операцию… чтобы не иметь детей. Эту, как ее?.. Ватек… вакек…
— Вазектомия, — подсказал Бертолд, надеясь, что его голос не выдал ошеломления, которое обрушилось на него подобно лавине.
— Да, верно! Так что видишь, сынок, Бернард просто не мог быть отцом Петл.
Бертолд так сильно изменился в лице, что Хилда даже обеспокоенно поинтересовалась его самочувствием. Он зажмурился, затем открыл глаза и внимательно посмотрел на нее. Мысли лихорадочно крутились в его голове.
— Ты только что по-настоящему осознал это, да? — тихо спросила Хилда. Ее прекрасные глаза были полны слез. — Тебя поразила мысль, что там лежит твоя дочь?
Боже мой, подумал Бертолд, если бы она только знала!
— Да, — выдавил он из себя, и мысли его вернулись к крохотному существу, лежавшему в палате.
Бертолд и до этого момента считал, что заботится о Петл, однако осознание того, что она его плоть от плоти, породило чувства, о которых он и не подозревал. Его тревога усилилась тысячекратно, боль все сильнее и сильнее сжимала сердце, хотелось даже кричать от боли.
Боже, я должен сделать что-то, чтобы девочка поправилась, чтобы вернулась домой! Я даже готов сказать Хилде правду, если это поможет.
А кто знает? Вдруг поможет?
— Я… мне надо поговорить с тобой, Хилда, — напряженным голосом сказал Бертолд. — Мама, извини, но ты не оставишь нас на несколько минут наедине?