Используемый советскими идеологами метод отрицания «проклятого» прошлого, предполагал неприятие предшествующего «буржуазного» опыта, что предопределяло наполнение заимствованных в буржуазном политико-правовом лексиконе терминов и конструкций качественно отличным от аутентичного смысловым содержанием. В таком понимании советская социалистическая республика, советская конституция, народная демократия, социалистическое право и т. п. имеют общие с «буржуазными аналогами» только сами названия. С одной стороны, буржуазная республика и республика советская в одинаковой степени «отрицают» монархию. Вместе с тем советская социалистическая республика отрицает не только монархическую империю, но и свою буржуазную предшественницу (буржуазную Российскую республику 1917 г.). На смену буржуазной демократии, где власть принадлежит представителям господствующего класса – буржуазии – и где государство выступает аппаратом «порабощения и угнетения» бесправных социальных низов («простого народа»), приходит «народная демократия», в которой формой «власти народа» становится диктатура пролетариата. В Заключительном слове по докладу Совета Народных Комиссаров 12 (25) января 1918 г. на Третьем Всероссийском съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов (Полн. собр. соч., т. 35) В. И. Ленин говорил: «Демократия есть одна из форм буржуазного государства, за которую стоят все изменники истинного социализма… утверждающие, что демократия противоречит диктатуре пролетариата. Пока революция не выходила из рамок буржуазного строя, мы стояли за демократию, но, как только первые проблески социализма мы увидели во всем ходе революции, мы стали на позиции, твердо и решительно отстаивающие диктатуру пролетариата»[8]. Как видим, «вождь мирового пролетариата» демонстрирует хорошо известную и неизменно плодотворную методику «двойных стандартов». Большевики стояли на классических (буржуазных) демократических позициях тогда, когда осуществляли критику политики царизма, «попирающего демократию», однако после разрушения монархии резко поменяли «политическую ориентацию» и столь же яростно стали критиковать саму демократию как не соответствующую целям и задачам советского социалистического государства систему буржуазных ценностей.
Свойственный буржуазной демократии классовый антагонизм между «трудом и капиталом» в условиях советской демократии уступает место «классовому союзу» пролетариата, крестьянства и трудовой интеллигенции, основанному на сближении классов, с их последующим слиянием в единую социальную общность «советский народ». При этом в качестве высшей цели Советского государства объявлялось «построение бесклассового коммунистического общества, в котором получит развитие общественное коммунистическое самоуправление» (Конституция СССР 1977 г.).
Если в основу буржуазной демократии был положен принцип плюрализма, основанный на солидаризме различных идеологических направлений, выражаемых в партийных программах, принимаемых от имени относительно обособленных электоральных групп, конкурирующих друг с другом и в субъектном понимании представляющих оппозиционные общественные движения, руководствующиеся обособленными интересами и при этом в одинаковой степени ориентированные на овладение единой государственной властью, то советская демократия, оперируя конструкцией «общенародного государства трудящихся», носила монистический характер, исключающий легальную оппозицию советской власти во всех ее формах и проявлениях.
Советская демократия в плане политической организации представляла собой дуалистическую систему, в рамках которой формальной государственной властью являлись многоуровневые советы народных депутатов, представительство в которых осуществлялось на общественных (безвозмездных) началах по принципу императивного мандата[9]. Вместе с тем реальная государственная власть была сосредоточена в обособленных подразделениях коммунистической партии Советского Союза (КПСС) (структурирование которой осуществлялось как по территориальному, так и по производственному принципам), – выступавшей в качестве «всепроникающей и всесильной» структуры, представители которой активно вмешивались во все сферы социальной жизнедеятельности, включая семейную и личную. Советское общество, представляя собой «нерушимый блок коммунистов и беспартийных», демонстрировало безусловную поддержку «партийного курса», являвшего собой «генеральную линию» развития как советской демократии, так и советского союзного государства, причем эти понятия рассматривались в качестве синонимичных.
Если для самодержавной России залогом единства «русского мира» выступала известная триада графа Уварова «Православие. Самодержавие. Народность», являвшаяся своеобразным идейным продолжением концепции «Москва – третий Рим» и предполагавшая объединение славянских народов под властью Русского (Православного) Императора, то советское государство в своей идее «нерушимого союза республик свободных, сплоченного навеки великой Русью» (Гимн СССР) опиралось на единую государственную идеологию – научный коммунизм[10], объединяющую не только граждан СССР, но и всё «прогрессивное мировое человечество», которое в своем стремлении к «светлому коммунистическому будущему» руководствовалось девизом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!».
Кризис советской социалистической государственно-правовой системы, являвшейся следствием в первую очередь экономических просчетов политического руководства страны, обусловил распад в конце 1991 г. Союза Советских Социалистических Республик и образование на базе бывших национальных союзных республик самостоятельных национальных суверенных государств, среди которых единственной федерацией, а стало быть, интернациональным по субъектному составу государством продолжала оставаться Россия. Перестав быть союзной республикой с особым политико-правовым статусом («Великой Русью»), Российская Федерация в Конституции 1993 г., провозгласила себя «правопреемником Союза ССР на своей территории, а также правопреемником (правопродолжателем) Союза ССР в отношении членства в международных организациях, их органах, участия в международных договорах, а также в отношении предусмотренных международными договорами обязательств и активов Союза ССР за пределами территории Российской Федерации» (ч. 1 ст. 67.1). Таким образом, на конституционном уровне была закреплена концепция «линейной, непрерывной государственной истории», в соответствии с которой «Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признаёт исторически сложившееся государственное единство» (ч. 2 ст. 67.1).
Не пытаясь оспаривать процитированные конституционные положения, следует вместе с тем указать на очевидные логические нестыковки. Прежде всего, заявление об историческом правопреемстве Российской Федерации и Союза Советских Социалистических Республик с точки зрения логики предполагает, что, в свою очередь, последний являлся правопреемником Российской империи, та – правопреемником Московского царства, представители царской династии Романовых выступали правопродолжателями Рюриковичей – и так вплоть до Древней (Киевской) Руси. Такая логика прослеживается и в постулате о «Российской Федерации с ее тысячелетней историей». Однако, если придерживаться не идейно-пропагандистской, а релятивистской концепции государственной истории, то нельзя не признать того факта, что Российская империя, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (и как самостоятельное государство (1918–1922 гг.), и как субъект Союза ССР (1922–1991 гг.)) и Российская Федерация представляют собой обособленные виды государственно-правовых систем, не связанных друг с другом единой политико-правовой традицией. Как уже ранее отмечалось, Российская империя отвергала сами идеи демократии, конституционализма, республиканизма. В Советской России эти конструкции получили интерпретацию, качественным образом отличающуюся от буржуазных аналогов. Что же касается современной Российской Федерации, то модель ее демократического устройства, не приемля исторический опыт советской социалистической демократии, вместе с тем не может быть отнесена к традиционной демократической системе, сформировавшейся в ходе эволюции либерально-буржуазной культуры Запада.
