В конечном итоге, раза три стирал написанное, но в итоге кое-как сформулировал основную идею.

YH: “Ты неправ. Каждый человек существует одновременно во всех Вселенных сразу до момента расщепления.”

YH: “То, что мы с тобой общаемся, уже означает, что мы находимся в единой Вселенной. Здесь не может быть иных вариантов.”

YH: “Описанный тобой сценарий более схож с фантастической беллетристикой, чем с реальностью. На деле таких парадоксов не может существовать. Это бы означало, что структура мультивселенных разрушается.”

Он покосился на часы, и тут же понял, что время шло к вечеру. Он и сам не понял, как снова потратил весь день на бестолковые разговоры с парнем, которого, по правде, даже не знал.

За окном смеркалось, и, бросив мельком взгляд в сторону неба, мужчина вдруг растерянно застыл.

В Северном полушарии всегда на юго-западе первой показывалась Венера, она же последней исчезала с небосклона поутру. В древности её называли “утренней звездой”, поскольку она сияла ярче остальных благодаря отражающей способности атмосферы, затмевая собой даже Орион.

Вот только… этим вечером небо было ясным, но Венеры было не видать.

На месте, где обыкновенно она переливалась всеми цветами, зияла лиловая пустота быстро темнеющего неба…

Чу Ваньнин потёр глаза, списывая обман зрения на усталость: вот к чему приводило постоянное залипание в телефоне.

Он прекрасно знал, где находится Венера. Фотографировал её сотни раз — не всегда удачно — а потому прекрасно помнил, куда наводить объектив.

Промелькнувшая в голове идея тут же превратилась в совершенно чёткое желание доказать самому себе, что он ошибается.

Камеру не пришлось долго настраивать. Отрегулировав штатив, мужчина использовал двадцатикратный зум и приник к видоискателю… вот только успевшее потемнеть небо всё ещё пустовало.

Чу Ваньнин сместил камеру в сторону, тихо ругаясь себе под нос.

Разумеется, всё дело было в Мо Жане — если бы не он, ему бы и в голову не пришло усомниться в том, что он видел своими глазами… небо, в котором звёзды и планеты, являвшиеся некогда той самой опорой, возвращавшей ему уверенность в единственной существующей для него реальности, вдруг начали смещаться не по своим обычным траекториям.

Он смотрел на перевёрнутое под углом созвездие Лебедя, которое теперь с трудом вообще считывалось, и чувствовал, как изнутри окатывает ледяным ужасом.

Из оцепенения его вывел мобильник.

TxJ: “Слишком сложно, Ваньнин. Лучше пришли своё фото. Или… расскажи, в чём ты сейчас?”

Чу Ваньнин закашлялся. Внутренняя Антарктида пошла мелкими трещинами, внутри рассыпа́лись мелкие искры жара. Казалось, ещё немного — и пар повалит прямо из разгорячённых ушей.

TxJ: “Хочешь, расскажу, в чём я?”

Ок каждого последующего сообщения Чу Ваньнину хотелось разве что опустить голову в ведро ледяной воды, поскольку иных способов остудиться он для себя не находил.

И всё же он продолжал читать.

TxJ: “На мне сейчас только спортивки и майка. Собираюсь её снять.”

За этим следовал очередной зеркалолук, вышибающий последние крохи здравого смысла: Мо Вэйюй действительно снял майку и теперь стоял посреди прихожей, спортивки мягко обхватывали резинкой узкие крепкие бёдра… выше же пояса парень был полностью обнажён.

Тут уж стало не до созвездий.

YH: “Зачем ты это делаешь?”

Разумеется, Чу Ваньнин не отличался наивностью и прекрасно понимал, зачем Мо Вэйюй ему всё это писал и присылал. Но ему становилось не по себе от мысли, что тот единственный раз, когда он позволил себе некоторую вольность, мог превратиться во что-то, происходящее между ними постоянно.

Он знал, что ни к чему хорошему это приведёт, ещё тогда.

YH: “Сейчас не время.”

Он решил, что уж это точно должно остановить Вэйюя, однако ошибся.

Тот прислал ему голосовое сообщение.

TxJ: “Ты сейчас ведь дома один?”

TxJ: “Сейчас вечер. Ты же не собираешься ложиться так рано?”

YH: “Мне завтра на работу.”

Казалось бы, уж эта-то фраза должна была бы подействовать на Мо Вэйюя.

TxJ: “Завтра. Не сегодня.”

TxJ: “Так что давай, продемонстрируй этому достопочтенному свои… способности фотографа.”

Чу Ваньнин едва не подавился потоком возмущений на последней фразе Тасянь-Цзюня.

Тот ему, очевидно, бросал вызов?..

Он не собирался спускать такое с рук.

Отбросив в сторону телефон, он снял камеру со штатива и отправился в ванную, где находилось то самое единственное зеркало.

Он собирался создать серию фотографий, которые бы в первую очередь были художественными, и утереть Мо Вэйюю, с его плебейским вкусом и литым прессом, нос.

В ход пошло всё, что оказалось под рукой: кусок смятой фольги, дополнительная лампа с надетым на неё белым пакетом, заменяющая софтбокс.

Спреем Чу Ваньнин распылил по зеркалу немного воды — так, чтобы освещение отражалось в каплях. Затем, снизив резкость, приглушил основной верхний свет и добавил небольшую выдержку. Убедившись, что в мутном отражении будет сложно различить что-либо кроме размытого образа, расстегнул рубашку и включил на камере таймер.

Фотографии получились максимально простыми, но при этом фольга, попадавшая в кадр, отражала свет и бликовала рассеянным спектром на мягкий полуразмытый силуэт. Потёки влаги на замутнённом каплями стекле позволяли выхватить из полумрака то острую ключицу, проступавшую из-под ворота, то вызывающе-плоский живот и расстёгнутую верхнюю пуговицу светлых джинсов.

При этом акцент сохранялся только на деталях, ни в одном кадре не было как такового лица.

Чу Ваньнин перебросил снимки на телефон и, особо не задумываясь об обработке, отправил их Вэйюю.

YH: “Что скажешь?”

Мужчина был невероятно горд собой: всё это действительно стоило ему немалых усилий, но даже он видел, что снимки неплохи. Он мог бы неплохо заработать, если бы спонтанно пригласил на такую съемку модель.

TxJ: “Кто на фото?.. Я что-то не разберу.”

Чу Ваньнин глядел на сообщение от Вэйюя с минуту прежде чем наконец нашёлся с ответом.

YH: “Ты и не должен ничего разбирать.”

Он не собирался оправдываться.

Особенно в свете того, насколько грубо Тасянь-Цзюнь отнёсся к его стараниям.

Почему-то в этот момент ему сделалось противно.

TxJ: “Вчера я видел в отражении свою ожившую фантазию… а сегодня погода не лётная? Что за скромность и дождик на зеркале?”

Ваньнин сцепил зубы, едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить.

В таких перепалках никогда не было смысла. Что и кому он собирался сейчас доказывать?

Убеждать Вэйюя в чём-то?..

Видимо, он молчал слишком долго, и Тасянь-Цзюнь решил продолжить разговор сам с собой.

TxJ: “Ты не должен скрывать своё тело. Ты очень красив.”

На этом моменте Чу Ваньнин уже перестал соображать здраво. У него слетела планка от злости — впрочем он не знал, на кого на самом деле злится сильнее, на себя и собственные старания, которые Мо Вэйюй оказался неспособен оценить, или всё-таки на Вэйюя.

YH: “Кто сказал, что я что-то скрываю? Это моё видение.”

YH: “Ты уже видел мои фото без одежды. Я не вижу смысла повторяться.”

YH: “Если хочешь посмотреть на обнажёнку, включи порно.”

Он строчил со скоростью света сообщения одно за другим, прекрасно осознавая, что выдаёт таким образом, насколько сильно его задел глупый Вэйюй с его обывательским вкусом.

Но он ничего не мог с собой поделать — казалось, в какой-то момент его просто прорвало, как, бывает, сносит плотину чудовищным потоком.

TxJ: “Твои фото прекрасны, Чу Ваньнин. Я не это имел в виду.”

Кажется, Мо Вэйюй осознал, что что-то пошло не так.

Но его извинения припозднились.

YH: “Если не это, то что тогда?”

YH: “Сначала ты спрашиваешь меня о квантовом бессмертии, потом… это.”

YH: “Ты не являешься на встречу, хотя сам меня позвал выпить кофе.”

YH: “Но говоришь, что я красив.”

YH: “Я не понимаю тебя, Мо Вэйюй.”