Мо Вэйюй всё не возвращался.
Чу Ваньнин несколько раз подумывал о том, чтобы снова позвонить ему, но отказывался от этой идеи, вспоминая их последний разговор.
Он не хотел никому навязываться. Ему было всё ещё больно вспоминать о том, что его заблокировал Мо Жань из другого мира — ничего толком не объясняя. Возможно, Мо Вэйюй из другого мира его и не отправит в чёрный список так просто, но… вероятно, посчитает настырным.
Ваньнин прождал Мо Вэйюя ровно неделю, убеждая себя, что должен благодарить жизнь за возможность побыть одному, как если бы событий последних месяцев вовсе не произошло.
Словно бы он никогда не знал Мо Вэйюя.
Не переписывался ни с кем из них, и не встречал в жизни.
Постепенно он свыкся с дурацкими обнажёнными фотографиями на стене, и даже по-новому сложил вещи в шкафу.
К тому времени Мо Вэйюй отсутствовал уже месяц.
Написать или позвонить ему становилось всё более неловко: Ваньнин не делал этого раньше, и теперь такой звонок выглядел бы всё более неуместно. Данью вежливости.
Ваньнин знал, что должен что-то предпринять… но теперь он понятия не имел, что именно.
Он не хотел признаваться в том, что тоскует по человеку, которого едва знает, даже самому себе — притом тосковал он отвратительно. В его голове в какой-то момент смешались оба Мо Жаня, и он перестал их толком различать — тем более, различать особенно было некого.
Чу Ваньнин остался один — и жил вот так уже месяц.
Занимался тем же, что и всегда: вернулся к фотографии.
Как выяснилось, это профессор Чу сотрудничал с National geographic и другими изданиями — сам же Чу Ваньнин специализировался на коммерческих съемках. Соответственно, воспоминания о фотопроектах, посвящённых звёздному небу, принадлежали профессору, а не самому Чу Ваньнину.
Потому три года назад Чу внезапно ощутил в себе порыв сместить фокус на другие проекты — это произошло из-за того, что он стал отчасти мыслить, как его двойник из другого времени и мира.
Именно с фотографий звёздного неба всё началось.
И именно потому Мо Жань не мог найти поначалу его работы в сети — Ваньнин действительно уже в тот момент был не совсем собой, а потому некоторые его воспоминания были уже… чужими.
Мо Жань… он казался тогда действительно заинтересованным.
Чу Ваньнин вздохнул.
Он должен был понять, что воспоминания о фотографиях звёздного неба — не его, ещё когда отгадал пароль на архиве с видео, оставленном профессором.
Чем больше проходило времени, тем спокойней он относился к тому, что иногда не мог определить, какие из его воспоминаний — настоящие.
Те, в которых он занимался фотографией и был одиноким человеком, решившим развлечься и с кем-нибудь познакомиться в чате?
Или всё же те, где он был профессором Чу? Тем, кто счастливо жил с Мо Вэйюем, но в итоге вынужден был уйти и рискнуть всем в надежде, что его эксперимент поможет ему оставаться с возлюбленным хотя бы так…
Чу Ваньнин больше не разделял себя прежнего — он просто жил изо дня в день в ожидании.
Продолжал смотреть в сторону входной двери, когда слышал в подъезде чьи-то шаги.
Никому не писал и не звонил.
Исправно платил по счетам за коммунальные услуги.
Он ждал, что однажды Мо Вэйюй вернётся, если того захочет…
Так прошёл ещё один месяц.
Ваньнин всё думал о том, что ему всё-таки нужно позвонить Мо Вэйюю. Прошло уже более чем достаточно времени, и он знал, что должен был сделать это намного раньше.
Он просто не был уверен, что Мо Вэйюю нужен был этот его звонок — потому что, по-видимому, Мо Жань и сам не стремился поддерживать общение, несмотря на то, что некогда, возможно, любил профессора Чу.
Ваньнин решил дождаться выходных. Проснулся в субботу ни свет ни заря и провёл несколько часов в ожидании, потому что не хотел, чтобы звонок казался несвоевременным.
Набирать Вэйюя после всего, что произошло, было странно и немного неловко — но в то же время необходимо хотя бы для того, чтобы понять, что с ним всё хорошо.
Возможно, он хотел бы забрать свои вещи?..
Чу Ваньнин придумал минимум три повода для звонка, но в итоге, услышав “да”, окончательно растерялся.
— Ты всё-таки позвонил, — между тем, продолжал Вэйюй, и, затем, не получая всё ещё никакого ответа, встревоженно переспросил. — Чу Ваньнин?..
Ваньнин вдруг понял, что не может дышать. Его горло свело спазмом, и он едва ли сейчас был способен разговаривать с кем-либо.
— Мо Жань, я… — он замолчал, удивляясь собственному голосу, сдавленному и хриплому.
— Ваньнин!..
Чу Ваньнин поспешно сбросил.
Он сам не понял, в какой момент слёзы сами навернулись на глаза. Его буквально душило рыданиями — впервые за два месяца одиночества.
Просто оттого, что он услышал Вэйюя.
Потому что в глубине души он боялся, что тот больше никогда с ним не заговорит.
Этот пятнадцатисекундный звонок оказался для него более разрушительным, чем целая вечность молчания.
Он больше так не мог — у него не было сил держать себя в руках. Всё пришлось потратить на то, чтобы просто собраться с духом и наконец позвонить. Он как-то не думал, что будет дальше, если Вэйюй ответит.
Его накрыло истерикой — опустошающей и беспросветной, выворачивающей наизнанку сердце.
Он даже не заметил, в какой момент щёлкнул дверной замок, и когда именно он оказался в квартире не один — всё вокруг застилала бледная пелена. Его собственное надрывное дыхание и безумно колотящийся пульс глушили посторонние звуки.
“Ваньнин… Ваньнин, что же ты…”
“Тебе нужно успокоиться… ну же, Ваньнин…”
Чу Ваньнин сквозь онемение ощущал, как его прижимают к груди. Чувство это было странным и непривычным, но в то же время он слышал знакомый звук чужого сердцебиения. Ощущал, как тёплое дыхание Мо Жаня касается его волос.
Всё это помогало успокоиться и понемногу вернуться к окружающему миру.
— Всё хорошо, я здесь. Что бы ни произошло… просто доверься мне, — повторял Мо Жань одни и те же фразы.
Казалось, он не знал, что ещё сказать, и просто болтал чепуху, чтобы успокоить мужчину.
Вытирал пальцами лицо Чу — и они казались ледяными на разгорячённой коже.
— Я с тобой… попробуй дышать вместе со мной… вдох-выдох… вдох-выдох…
Чу Ваньнин попытался отстраниться, потому что происходящее было слишком унизительно.
Он не просил Мо Вэйюя приходить, и, тем более — проявлять сочувствие.
Мо Жань, между тем, сжал руки крепче, притягивая его ближе.
— Прошу… не избегай меня. Вот… — Мо Жань зачем-то приподнял рукав рубашки.
На смуглом запястье был небрежно повязан успевший выгореть на солнце и вылинять, потерявший цвет и форму шнурок.
Чу Ваньнин замолчал, с недоверием уставившись сначала на руку, а затем — на самого Мо Вэйюя.
— Я всё ещё не он, но, думаю, воспоминания однажды вернутся ко мне, — продолжил тихо Вэйюй. — Например, я знаю, что ты повязал мне на руку эту верёвку, и она была мне дорога…
— Замолчи, — Чу Ваньнин отпрянул назад, словно обжегшись. — Ты… что ты натворил?
Мо Вэйюй продолжал смотреть на Ваньнина со странным выражением лица, ничего не отвечая. Но шнурок на его запястье, вне всяких сомнений, принадлежал Мо Жаню из первого мира.
Что всё это значило?..
Чу Ваньнин приподнял рукав, показывая Мо Жаню своё запястье с точно такой же тонкой бечевкой, которая всё больше истрёпывалась и выцветала с каждым днём.
— Откуда ты знаешь?.. — он впился в Вэйюя тяжёлым взглядом.
Он не был уверен, чего больше боялся в этот момент: того, что всё истрактовал правильно, или что ошибся.
— Знаю, — Мо Вэйюй бережно погладил Чу Ваньнина вдоль ладони, едва затрагивая костяшки и верёвочный браслет. — Я знаю, что ты по нему тосковал. Мне хотелось стать для тебя кем-то, кого ты смог бы полюбить… то, что сделал с тобой профессор Чу, было несправедливо.
Чу Ваньнин поджал губы: говорить о том, что он перестал разделять в себе две личности, было излишним.
