— О?.. Помнится, ты совсем не это говорил в нашу последнюю встречу. Впрочем, что это я… ты ведь завсегдатай борделей, с каких пор меня должно волновать мнение такой мерзкой пустоголовой псины?..
— Где Чу Ваньнин? — повторил свой вопрос Мо Жань, не желая выслушивать далее потоки грязи из уст обиженного проститута. Сейчас его волновало лишь одно — угрожала ли балетмейстеру Чу опасность.
— Хм… я всё равно тебе не скажу, где он, — Жун Цзю осклабился. — Не потому, что не знаю. Просто нравится наблюдать за тем, как ты жалок. Твои привязанности не стоят и гроша, Вэйюй — ты ведь знаешь об этом?.. — он картинно изогнул тонкую бровь. — Ещё вчера ты готов был щедро одаривать меня, и говорил, что в мире не найдётся такого красавца, а теперь… посмотри-ка, как весь извёлся! Скажи, что в нём такого? Стонет в постели слаще?..
Мо Жань дёрнулся. Прилив адреналина позволил вновь вернуть чувствительность, мышцы вздулись на руках — однако монтажная лента оказалась достаточно крепкой и не поддалась.
— Ты не из тех, кто станет рисковать жизнью ради других, Мо Вэйюй. О, я знаю это. Ты — ничтожество. Пытаешься затянуть любого, кто посмотрит на тебя, так глубоко в грязь, что потом не отмыться. Жестокий, полный ненависти ублюдок… Весь в отца вырос.
— У меня нет отца, — Вэйюй холодно уставился на Жун Цзю.
— А Наньгун Янь, думаю, считает иначе, — парень усмехнулся. — Когда я подал на тебя в суд, не он ли приложил руку, чтобы тебя выгородить?.. Любопытно, что об этом думает твой любезный Чу Ваньнин? Ты ведь едва не убил меня, Мо Жань. Связал меня так же, как сейчас я связал тебя, а затем несколько дней тр*хал и избивал.
Вэйюй закрыл глаза.
Он ничего не помнил из того, о чём говорил Жун Цзю, но то, что парень снова произнёс всё это вслух, лишь подтверждало, что Чу Ваньнин неправ. Мо Жань был садистом и насильником, и ему не могло быть никаких оправданий.
Если только Чу Ваньнин узнает об этом…
— Смотришь так, словно впервые слышишь, — продолжил Жун Цзю с мрачным удовлетворением. — Память слабая? Начинаешь чувствовать раскаяние?.. Аж, да, ты ведь на такое неспособен даже, о чём это я… говоришь, отца нет? Посмотрим, что он скажет после всего, что я с тобой сделаю…
— Жун Цзю, — окликнул внезапно кто-то парня, — не торопись. Его всё равно никто не станет искать. Он ушёл в отрыв пару месяцев назад, забросил все свои дела и укатил в никуда. Тем более, не одному же тебе только с ним развлекаться?..
В яркое пятно света вошёл ещё один человек — рослый и довольно крупный мужчина средних лет. Так же, как и Жун Цзю, он не скрывал своё лицо, и этот факт не мог не тревожить. По всему выходило, что Мо Вэйюю не дадут покинуть это место в живых.
— Симпатичный паренёк, правда? — кивнул Жун Цзю незнакомцу. — Единственный сын Наньгун Яня — кому, как не ему расплачиваться по долгам своего отца…
Губы незнакомца тронула неприятная сальная улыбка:
— И то правда. Хорош собой. Наверняка всё ещё девственник…
Мо Жань снова дёрнулся — на этот раз резче. Он начинал понимать, какие виды имел на него бывший обиженный любовник.
Жун Цзю и незнакомец, наблюдая за его потугами, расхохотались.
— Вэйюй, ты хоть знаешь, скольких Син Чан ломал до тебя? — Жун Цзю подмигнул. — Мы познакомились ещё в Жуфэн, он тогда был одним из старших детей, приглядывавших за дисциплиной. Твой близкий друг, которого ты, едва очнувшись, так отчаянно звал по имени, тоже наверняка его может припомнить…
Лоб Мо Жаня укрылся ледяным потом.
— Вы оба из Жуфэн?
Он окончательно перестал понимать происходящее.
— Ну разумеется, — Жун Цзю склонился к Мо Жаню, теперь их лица находились совсем близко, и парень ощущал приторно-сладкий химический запах дешёвого парфюма. — Неужели после всего, через что прошёл каждый из нас, считаешь, хоть кто-то остался бы в здравом уме? Даже твой Чу Ваньнин…
— Заткни хлебало! — вырвалось у Вэйюя раньше, чем он успел остановиться. Он продолжал незаметно напрягать и расслаблять мышцы рук, ослабляя монтажную ленту.
Его щеку обожгло пощечиной.
Ледяной взгляд Жун Цзю теперь напоминал змеиный.
— Кому здесь открывать и закрывать хлебало, и в каких обстоятельствах, решаю я, — он усмехнулся. — Так боишься услышать правду о своём балетмейстере Чу? Кстати, давно вы вместе?..
— Не твоё , бл*ть, дело!
— Вот как, — Жун Цзю вздохнул. — Между тем, узнав о тебе правду, Чу Ваньнин предал тебя. Он ни секунды не сомневался, когда понял, каков ты на самом деле. И, да, у меня осталось на тебя столько компромата… поверь, он услышал о тебе много нового, ты явно превзошёл все его ожидания…
— Сука!.. — Мо Жань едва дышал от злости и бессилия. Лёгкие выжигала тошнотворная сладость парфюма Жун Цзю, перед глазами плясали алые пятна.
— Кто здесь сука, мы ещё посмотрим…
Мо Жань снова дёрнулся, понимая, насколько всё это было бесполезно.
Тошно было даже представить, какую боль причинило Чу Ваньнину знание правды. Что бы Жун Цзю ни показал балетмейстеру, это наверняка окончательно добило его.
Вэйюй испытывал стыд. Знал, что совершённые им поступки не подлежат искуплению или оправданию.
Он будет гореть в аду за всё это… его ждёт худший котёл за то, как он подвёл Чу Ваньнина.
Балетмейстер… как мог Мо Жань вообще сближаться с ним, подозревая о себе худшее? Чу был в его жизни единственным светлым пятном среди всей этой грязи… что же сделал Вэйюй?
Обманул его доверие.
Как если бы Чу Ваньнин мало страдал.
Откуда Чу было знать, насколько Мо Жань испорчен и мерзок? Даже его любовь к Ваньнину никогда не была чистой — что уж говорить о нём самом…
…В то время, как Чу Ваньнин так слепо верил в него, что Мо Жань сам усомнился и захотел думать, что он не так плох. Что он изменился… или его вовсе оклеветали.
Но в глубине души разве не знал он правды о себе?..
Так почему же позволил себе заблуждаться вместе с Чу Ваньнином?
Ответ был прост: Чу Ваньнин заразил его своей верой в него самого тогда, когда он сам не хотел в себя верить.
Если бы Мо Жань потерял эту веру, его больше ничего бы не удерживало от беспроглядной тьмы внутри.
Теперь, когда Чу Ваньнин сдался, свет в душе Вэйюя погас. Его захлестнуло такой злобой, что, казалось, если он не найдёт ей выхода — она разъест его заживо.
И, всё же, в нём даже теперь оставалась крупица человечности.
Он всё ещё должен был убедиться, что балетмейстеру Чу ничего не угрожает.
— Вы отпустили его? — заставил он себя спросить снова.
Он словно давился зыбучим песком на каждом слове. Жун Цзю ведь лишь в радость было насладиться его отчаянием… Он и сам уже не знал, зачем продолжает спрашивать одно и то же — но только это теперь удерживало его в своём уме.
Чу Ваньнин… Мо Жань держался за него даже сейчас, когда у него больше ничего не оставалось.
— А знаешь ли ты, что именно Чу Ваньнин сыграл не последнюю роль в том, чтобы ты достался нам? — ответил, чуть помедлив, вопросом на вопрос Жун Цзю. — Если бы не он, разве отправился бы ты искать меня? Как думаешь, почему он привёл тебя прямо в ловушку?..
Его голос сочился ядом.
— Мо Вэйюй… такой наивный! Знаешь ли ты, что именно Ся Сыни всё это время водил тебя за нос, пока ты бегал за ним, словно недоумок? Ему нравилось издеваться над тобой, зная, какие чувства ты испытываешь к нему… или, думаешь, у него не было счетов с твоим отцом?..
Каждое слово падало подобно каменному жернову.
“Ся Сыни” — разве не так звали Чу Ваньнина, когда он был в Жуфэн?..
В какой-то момент Мо Жань перестал осознавать, действительно ли сказанное — правда.
Слишком больно.
— Если он действительно так поступил… у него есть на это право, — прошептал он спустя несколько минут издевательского молчания Жун Цзю.
Тот усмехнулся, недоверчиво щурясь — но Мо Жаню было всё равно.
Если бы потребовалось, он бы не колеблясь отдал свою жизнь ради Чу.
Пожертвовал всем, включая самого себя.
