Но слова директора не удовлетворили. Он так резко проник в её разум, что она и моргнуть не успела. Видимо, совсем вывела его из себя своей манерой разговора и дерзостью, что на фоне смерти нескольких молодых волшебников была абсолютно неуместна, по мнению директора. Мия как-то отстраненно отмечала, что он начал разрушать её ментальную защиту, наблюдая за этим как будто со стороны, хотя на деле скорее пряталась в раковине подсознания. Внешний барьер продержался дольше, чем она рассчитывала, что даже стало секундным поводом для радости. На этом все и кончилось. Она второй раз за день отключилась.

*

Вязкие темные грезы расплывались кровавыми лужами на полу кухни в их старом доме. Крик застрял в горле, грудь обхватило стальными обручами, будто Хагрид не рассчитал силы, обнимая её. Она попыталась отстраниться и наткнулась на раздевающий, острый, как бритва, как его собственные когти, взгляд Струпьяра. Пахнуло дешевым пойлом, потом и смрадом давно нечищеных зубов, он опять сжал её бока, слава Богу, не разрезая кожу, только оставляя синяки. Зажмурившись, она лягнула наугад и дернулась назад, приземлившись на равнодушный к чужим страданиям холодный мрамор пола в поместье Малфоев. И тут же, не дожидаясь Круциатуса, перевернулась на живот, чтобы почувствовать под пальцами остывшую за ночь землю во внутреннем дворе замка. Над головой пролетело шальное проклятие, где-то слева раздался вскрик очень похожий на предсмертный. Чтобы не быть легкой мишенью, она вскочила и начала обшаривать карманы и рукава, пытаясь найти палочку. Той нигде не было, паника поднималась волнами, она заметалась, ища древко среди припорошенной пеплом травы, но натыкалась только на трупы, пока наконец… не свалилась с кровати.

Голова гудела то ли от того, что Мия хорошенько приложилась лбом об тумбочку, то ли в принципе. Было темно, хотя в подземельях всегда было темно, чего уж там, она находилась судя по всему в своих же покоях и в полном облачении. Кто бы её сюда не принес (уж не Дамблдор ли лично?), он не озаботился даже тем, чтобы снять с неё обувь. Но в каком-то смысле это было хорошо. Да, чуть менее неловко.

В мозгах была полная каша, она попыталась поставить по привычке окклюменционные щиты, но не смогла сосредоточиться. В череп словно вставили раскаленную кочергу и провернули, во рту пересохло, а глаза, наоборот, слезились. Пахло кровью, так что либо её опять преследовал фантом, либо просто лопнули капилляры в носу. Мия неловко потерла лицо, но ни на что интересное, кроме шишки над правой бровью, как шрам у Рона, не наткнулась.

Она все же поднялась с пола, села на кровать и вручную зажгла зачарованную масляную лампу. Свет чуть не выжег сетчатку, по ощущениям, и Мия резко отшатнулась назад. Боль в затылке усилилась. Здорово. Видимо, она собрала все неприятные последствия ментального вмешательства и словила полноценную волшебную мигрень.

Но гораздо хуже, что палочку не удалось найти и в реальности. Ни её, ни сумочки, ни содержимого карманов. Это было совсем немного, учитывая обстоятельства, странно. Зачем отбирать у неё вещи, но оставлять её саму в Хогвартсе? Логичнее было бы опять запереть её в каком-нибудь безопасном доме, объявив, что «мадам Фицрой» резко понадобилось уехать обратно во Францию по семейным делам. Это, конечно, выглядело бы подозрительно сразу после гибели нескольких учеников с, условно, её факультета, но ведь полноценно жить и работать без всего она все равно не могла.

Никаких зелий ей тоже не выдали, так что Мия, немного адаптировавшись к новому состоянию, поплелась в ванную, чтобы привести себя в порядок хотя бы по-маггловски. Холодная вода принесла временное облегчение, и, чтобы продлить это ощущение, она стянула с себя одежду и залезла в ванну полностью. Выглядело это все так, как будто она трагично замерзала в темноте, но сейчас это было, наверное, самое комфортное для неё состояние. Через пару часов должно было стать лучше, Мия на это надеялась. Её сознание ещё периодически «плыло», но, помимо головной боли, никаких очевидных дегенеративных изменений она не замечала: помнила все, что должна была помнить, отделяла реальность от фантазий и в паранойю или навязчивые состояния не впадала.

В этот момент до неё дошло, что она все ещё Мия. В смысле, если бы Дамблдор сломал тот блок, что превращал её в «мадам Фицрой», то она опять стала бы Гермионой. Теоретически. Но пока её сознание все ещё ассоциировало себя с новой личностью и никаких свежих шокирующих воспоминаний ей не подкидывало. Мия так до сих пор и не знала, как так вышло, что Рон оказался тут вместе с ней, и какие у него планы. И надеялась, что Дамблдор тоже ничего не смог подглядеть за завесой. Придется ему договариваться с ней, а не распоряжаться с позиции силы.

Правда, при всем облегчении, ментальном и физическом, долго пролежать в холодной воде Мия всё равно не смогла. В подземельях в принципе было довольно промозгло круглогодично, а старинные ванные, переоборудованные много лет назад, не были приспособлены для подобных температурных экспериментов. Прохладное быстро стало ледяным, и, как бы она не пыталась регулировать краны, в скором времени продрогла окончательно. Пришлось вылезать и, чертыхаясь, пытаться вытереться насухо полотенцем — она совсем отвыкла сушить волосы без магии.

Облачаться обратно в мантию Мия не стала, ограничившись сорочкой, достав её из-под подушки, и с сомнением посмотрела на пеньюар, небрежно перекинутый через спинку кровати этим утром и так там и оставшийся. Наверное, директор его просто не заметил, так как всего остального он её лишил. Теперь сказать можно было точно — Мия не нашла даже самовяжущие спицы в серванте в гостиной. Что она, по его мнению, могла с ними сделать? Заговорить, чтобы они втыкались врагам в глаза при необходимости?

На часах было уже десять, она проверила, чтобы убедиться точно, что этот проклятый день все же подходит к концу, так что вряд ли кто-то ждал от неё полной боевой готовности. Дежурство… Нет, вроде бы в эту ночь она не дежурила, а если даже, то все равно не могла выполнить свои обязанности чисто физически. Была надежда, что Дамблдор предупредил Слизнорта, что его ассистентка не в состоянии работать, раз он сам и был причиной её недееспособности.

Но не успела она забраться обратно в кровать, даже не погасив ещё лампу, как в дверь постучали. Мия простонала, накинув на голову одеяло, однако, звук повторился и прозвучал чуть более нетерпеливо. Директор решил, что им нужно обсудить все ещё и вербально? Что-то не разобрал в её сознании? Стал бы он вообще проявлять вежливость в таком случае? Или это Грюм? Филч? Слизнорт? Староста? Студент с проблемами?

Чувство долга подняло её и заставило все же накинуть халат, но успело дотащить только до середины гостиной. Мия запоздало подумала о том, что без палочки не сможет снять запирающие, но вся защита, видимо, и без того была уже сломана. Потому что визитер, потерявший терпение, просто сломал замок и распахнул дверь. Она тут же отвернулась, прикрывшись рукой — он, казалось, светил Люмосом целенаправленно ей в глаза. От резкого движения голова закружилась, её дезориентировало. Гость, воспользовавшись этим, поймал её за локоть и поволок обратно в спальню.

И только там смилостивился и приглушил заклинание. Кровь перестала так отчетливо стучать в висках, Мия прищурилась и, наконец, смогла разглядеть пришедшего. Хотя все было ясно просто по тому, как он держал её. И по запаху, да, хотя сейчас от привычной ментоловой свежести почти ничего не осталось.

— Здравствуйте, аврор Грюм, — вышло неприятно изломано, голос, как оказалось, её подводил, а горло почти саднило, словно она долго кричала.

— Добрый вечер, мадам Фицрой, — с плохо подавляемой яростью прошипел он.

— Вы поздно, — она с размаху налетела на столбик балдахина спиной.

Мия едва это заметила, стараясь держать голову ясной и не загнуться от приступа мигрени.

— Пришел, как освободился. Сегодня было много дел.

— Можно было бы хотя бы не выламывать дверь, — она хотела схватиться за лоб, но опасалась поднимать руки.