Видимо, трогать старика ему было не интересно. Филч хмыкнул.
— С каким только контингентом я не работал за жизнь. Подобными угрозами меня не запугать.
— Однако, после происшествия вы обратились к профессору Дамблдору, стремясь укрепить с ним деловые связи. Почему?
— Уж не для того, чтобы получить защиту точно, — возмутился Эрмий. — Я хотел отомстить.
— За погибших сотрудников?
— Один из них был моим сыном. Это стало делом чести.
— Вы любили его? — видно, в последнее время это был самый популярный вопрос у Грюма.
Филч, судя по мимике, уже хотел ответить в своей привычной манере, но неожиданно скривился в отвращении и будто отключился, смотря в пустоту перед собой. Что на него так повлияло, Гермиона не успела толком обдумать. Банальный веритасерум с капелькой легких галлюциногенов, чтобы снизить самоконтроль? Старик казался ей достаточно крепким, и в психическом плане тоже, хотя ментальной магией он очевидно не владел.
— А вы любите грязь под ногами? — выпалил Эрмий, внезапно и жутко, едва не срываясь на крик.
— Вы рады, что он мертв? — Аластор даже не вздрогнул и не изменил тон.
— Дело моей жизни не должно было достаться ему, — зашипел Филч с ненавистью. — Кому угодно, даже этому идиоту Грэдишу, но не этому…
— Вы убили его?
— Я лишь убрал за собой дерьмо.
Гермиона вынырнула из Омута памяти до того, как предоставленный Дамблдором отрывок воспоминания Аластора закончился, и вытерла лицо, будто пытаясь смыть гадливое ощущение. Не то чтобы это было настолько неожиданным поворотом, она и так чувствовала, что что-то здесь не так, но такого уж точно не предполагала.
— Зачем? — не удержалась от вопроса, хотя скорее просто возмутилась она. — Зачем так поступать? Можно же было, я не знаю, лишить наследства Аргуса и послать нас всех подальше, разорвав все договоренности.
Скорее всего в её времени Филч как раз и сделал что-то подобное. Наверное, написал завещание, чтобы бизнес полностью перешел мистеру Грэдишу. В чьих профессиональных компетенциях Гермиона тоже, к слову, сильно сомневалась. Правда, благодаря его неразборчивости они с Северусом смогли заключить с ним выгодный контракт на поставки ингредиентов. Хоть из-за их работы всё по итогу и кончилось плохо, уж в этом Грэдиш точно виноват не был.
— Эрмий желал гибели своему сыну. Но не мог сделать это собственноручно, поэтому, как и всегда, оказал услугу за услугу.
— Приговорить к казни собственного ребёнка…
— Ужасная мотивация, но вы же и так, полагаю, всё понимаете.
Гермиона не понимала, но зажмурилась и помотала головой, пытаясь как-то смириться со всем этим. Теперь выходило, что виновата она была вдвойне. Её действия не просто привели Аргуса Филча к гибели, они спровоцировали Эрмия пойти на самые крайние меры. Он ведь мог избавиться от ребенка ещё в детстве, когда того не взяли в Хогвартс, но что-то его остановило. Может, жена, может, какая-то личная привязанность — он всё же растил его какое-то время, как желанного отпрыска. Потом Филч даже пытался устроить сына в их мире, хотя тут, вероятно, на него влияли уже не эмоции, а актуальная политическая ситуация и вопрос с защитой прав сквибов, несколько десятков лет поднимающийся в Министерстве и в обществе в целом. Радикальные отречения перестали одобряться широкой общественностью. Да и пока его единственный сын, жалкий сквиб, позорящий семью и его самого, был далеко, он, видно, ещё как-то примирялся с этим. А потом вмешалась она. И очень вовремя подвернулся Воландеморт со своей идеологией.
— Так нападения на «Серебряный котел» вообще не было?
— Было, но, наверное, правильнее будет назвать это инсценировкой. Пожиратели заранее обговорили детали с владельцем. Эрмий подумал о своем алиби и как раз в тот момент якобы находился на встрече.
— Как Аластор его подловил?
— Нашел несостыковки по времени. Позже выяснилось, что никакой сделки у Эрмия не было, и у контрагентов попросту подправлена память.
То есть он всё же лично поприсутствовал на казни сына. Или хотя бы проверил работу перед тем, как поднять тревогу. Вполне в духе этого человека.
— Другим такого повода было бы недостаточно, чтобы зацепиться и начать расследование. Мало ли где человек мог задержаться.
— Иногда въедливость Аластора дает свои плоды.
— А как Филч выяснил, где проходит встреча Ордена? Медоуз ему сказала?
— Нет. На несколько фиалов с зельями, что он передал ей, были наложены отслеживающие. Никому не пришло в голову проверять на безопасность каждый пузырек. Проследить за домом оказалось проще, чем нам казалось.
Гермиона вздохнула, подавляя желание высказать свою критику. Доркас следовало бы использовать Фиделиус сразу после того, как Мародёров приняли в Орден. Но она предпочла держать условное место для встреч открытым, чтобы принимать новых гостей, которые, возможно, захотят присоединиться к сопротивлению. И ведь не скажешь, что они не готовились к нападению и не подстраховывались, просто, как всегда, «так вышло».
========== Глава 41 ==========
Не было никаких правил, по которым появлялись бы призраки. Одни маги уходили бесследно, другие оставляли после себя потусторонний отпечаток без каких-либо внятных предпосылок. Конечно, исследователи всё равно пытались выявить закономерности. Кто-то утверждал, что в мире живых задерживались только души людей, которые совершили много зла и терзались виной. Или, наоборот, пострадали от чужих рук, к примеру, погибли насильственной смертью. Якобы сильные негативные чувства и удерживали мертвецов на земле, фигурально выражаясь. Звучало правдоподобно, но тому же профессору Бинсу, который продолжил работать, просто не заметив сам факт своей смерти, этот концепт совершенно не подходил.
Другие теоретики считали, что это событие было следствием волшебства, которое маг использовал в течение жизни. Результатом проклятий или темных ритуалов, а может, и обычного Ступефая. Вот так наложишь условно безобидное заклинание сотню раз и всё! Придется после смерти задержаться на этом свете. Проверить подобные предположения, естественно, не представлялось возможным. Чтобы выявить хоть какие-то корреляции, необходимо было бы следить за большой выборкой волшебников с ранней юности до смертного одра, ведя статистику использования ими всех возможных чар. Никто этим заниматься не спешил, но некоторых изыскателей спекулятивный характер рассуждений всё равно не останавливал. Они доводили идею до крайности и объявляли, что появление призрака — это своеобразное доказательство магической силы. Якобы только самые сильные волшебники могут получить шанс на вторую «жизнь» в посмертии. Это не выдерживало никакой критики даже на беглый критический взгляд.
Конечно же на парочке гипотез ничего не заканчивалось. Существовали ещё десятки различных предположений и откровенных бредней. Большинство из которых упиралось в вопрос, являлись ли призраки полноценными душами, застывшими в момент смерти, или представляли собой что-то вроде магического портрета — отголоска в вечности. Первый тезис часто сопровождался ещё и пространными рассуждениями о том, есть ли у магглов душа в принципе, раз после них никогда не остаются никакие духовные следы. Но это была уже совершенно другая тема.
Вся эта ненужная шелуха пронеслась в её голове, как определение из учебника в ответ на вопрос учителя. Видимо, просто сработала защитная реакция, как попытка переключиться на что-то более безопасное во время краткой передышки посреди боя. Хотя начавшееся после смерти Гарри и гибели от рук Невилла Нагайны трудно было назвать как-то иначе, чем бойня. Воландеморт отдал приказ казнить всех на месте без жалости. И вот сейчас они, немногие выжившие, стояли посреди разрушенного Большого зала полного трупов и смотрели на Тома Реддла и призрак Поттера, обвиняющего Лорда во лжи.
Ситуация действительно сложилась необычная, так как это заставило самого Воландеморта остановиться и опустить Старшую палочку. Он даже не успел среагировать на смерть Беллатрисы, как наверняка того хотел. А вместо гнева, судя по выражению обезображенного лица, испытывал что-то вроде торжества, увидев такое явное доказательство того, что его враг наконец-то действительно окончательно повержен. Впрочем, он мог как наслаждаться, так и попросту удивляться зрелищу, словно обычный человек. Часто ли призраки проявлялись буквально через полчаса после смерти?
