— Нам нужно было обсудить срочные новости, — Гермиона постаралась сдержаться. — Не очень приятные, отсюда и алкоголь.
— И что произошло? Или мне и это тоже не положено знать? — все ещё раздраженно уточнил Снейп.
— Ты и так узнаешь с утра. Профессор Беррес была убита.
— Что?..
Он перестал с силой стискивать её руку, но так до конца и не отпустил.
— Не что, а кем, Северус. Пожирателями. Аластор опять нашел себе проблем, а Беррес не повезло выбрать не того мужчину.
Ирония была, как ей казалось, очевидна. А ещё стало вдруг понятно, что она даже не знает, каких политических взглядов придерживалась сама Мэган. То есть она, конечно, работала в аврорате, который тогда и до сих пор официально выступал против Воландеморта, как и все Министерство, и была влюблена в идейного бойца Грюма. Но это же совсем не значило, что самой ей было дело до тех же магглорожденных.
Снейп продолжал молчать, а Гермиона решила подвести итог, чтобы выпроводить его:
— Готовься к экзаменам, Северус, а не шатайся по замку по ночам. У тебя завтра ЖАБА по трансфигурации.
— Аврор Грюм назвал тебя по настоящему имени, — тихо, но все ещё отчетливо напряженно отозвался он.
— И он знает его дольше тебя. Что в этом странного?
— Как ты можешь доверять ему?
— Уж прости, но мы с ним, по крайней мере, на одной стороне. Он и его друзья, знаешь ли, вряд ли меня убьют. И пытать не будут. Наверное, — она безотчетно подняла руку и поправила ворот его рубашки. Галстук надеть он, видимо, не успел в спешке. — А что можешь пообещать мне ты, Северус? Что, если Воландеморт победит, и ты окажешься на стороне сильного, то, возможно, вспомнишь про меня, подарив легкую смерть, если подвернется случай?
Чёртов скотч побуждал её говорить лишнее. Но да Мерлин их всех побери!
— Я…
— Что я могу занять второе, после Лили Эванс, место в твоем сердце?
— Между нами с Эванс никогда ничего не было, — отчеканил он. — И мы давно не общаемся.
— Это между нами с Аластором и близко нет никаких особых чувств. А ты любишь её, — припечатала она.
— Значит, дело не только в идеологии.
— Дело… во всем. В тебе, в твоем мировоззрении. Я хочу, чтобы ты любил меня. Только меня, Северус, — опять откровенный эгоизм. — Но если Лили нет до тебя дела, то, к сожалению, твой Хозяин тоже страшный собственник.
— Он мне не хозяин.
— Правда? — хмыкнула она, отпустив отвороты его расстегнутой мантии, которые тоже попыталась пригладить. — Я устала, Северус. Пьяна и расстроена. Так что хочу отправиться в постель. Если тебе больше нечего сказать…
Но Снейп нашел своему рту лучшее применение. Он целовал её грубо и напористо, видимо, все ещё сходя с ума от ревности. Гермиона отвечала не менее пылко, хотя не должна была, конечно. Наверное, не последнюю роль в её отзывчивости сыграл алкоголь и желание почувствовать себя любимой без оглядки. Похоть Снейпа тоже вряд ли как-то коррелировала с политическими воззрениями. Он хотел её, вне зависимости от того, по какую сторону баррикад она находились.
Северус отпустил её, начав судорожно развязывать пояс халата, а она провела ладонями по его щекам и схватилась за затылок, зарывшись пальцами в волосы. Гермиона злилась на него за ложь, причем, даже скорее за свою собственную, за то, что он вынуждал её опасаться быть откровенной. Она почти презирала его из-за позиции относительно Воландеморта и прочих «друзей». Но, вновь выстроив границы, почувствовала себя совершенно несчастной со всем своим трагическим прошлым и беспросветным будущим. Как им удавалось сдерживаться эти несколько недель, не считая временных провалов?
Разожжённый Грюмом камин хорошо обогрел комнату, так что она не почувствовала никакого дискомфорта, когда Северус стянул с неё пеньюар и задрал сорочку, сминая задницу в ладонях. Гермиона подумала, что он подтолкнет её к дивану или креслу, но он повел их в спальню. Правда, и там кровать проигнорировал, прижав её к двери в ванную и пытаясь на ощупь найти ручку.
— Серьезно? — практически возмутилась она.
Но Северус посмотрел ей в глаза и дал возможность заглянуть в свое плавящиеся от возбуждения сознание. У Гермионы перехватило дыхание, а внизу живота запульсировало просто от того, что она на миг почувствовала то, что чувствовал он. Поэтому она уже сама поспешила внутрь, покорно встав на ту самую подставку для ног, которую он небрежно или, скорее, слишком поспешно приманил из-под ванны. Даже странно, что они не добрались до неё раньше.
В отличие от натопленной гостиной тут было прохладно — подступающее лето не то чтобы сильно влияло на микроклимат в подземельях. Так что, когда он все же снял с неё ночную рубашку и заставил прижаться обнаженной грудью к кафелю, все тело покрылось мурашками, а соски болезненно напряглись. Естественно, никаких длительных предварительных ласк не вышло. И хоть на количество смазки она никогда не жаловалась, а тут и вовсе устроила настоящий потоп и из-за воздержания, и в целом из-за этой шекспировской ситуации запретной любви, которая, при всей неправильности, возбуждала её сверх меры, Гермиона все равно вскрикнула, когда он взял её.
Вряд ли громкие стоны его смущали, или он боялся, что их кто-то услышит. Но очень скоро Снейп отпустил её бедро, и его пальцы оказались у неё во рту. Она облизала их, легко прихватила зубами и замычала на следующем сильном толчке. Что-то новое, что-то другое… Старший он никогда так не делал.
Гермиона сбилась на жалобное хныканье, чувствуя, как слабеют ноги. Северус дал ей передохнуть, замедлившись, но только для того, чтобы сильнее прогнуть в пояснице для своего удобства. Эгоист! Впрочем, он тут же исправил впечатление, опять провернув этот свой трюк. Кончив, он не отстранился от неё, а продолжил ласкать смоченными в её же слюне пальцами, пока она царапала ногтями гладкую поверхность стены, задыхаясь от удовольствия.
Сдалась она очень быстро, отпустив себя ментально и чуть не навернувшись с подставки чисто физически. Пришлось Северусу ловить её и усаживать на край холодной ванны для безопасности. Внутренняя поверхность бедер была испачкана спермой, Гермиона понятия не имела, где валялась её палочка, но, кажется, начала трезветь. Первым заговорил Снейп:
— Я останусь?
— Завтра…
— Я не про сегодня, — перебил он. — В смысле, и про сегодня тоже. Но и вообще.
— У нас много проблем, Северус. Все это недоверие… — она поежилась и открыла кран с горячей водой. — Мы не решим это сексом, понимаешь?
— Я не идиот, — серьезно заявил он, но сам же улыбнулся.
— Местами, да, — Гермиона потянулась к нему и встала, все ещё немного покачиваясь.
*
Она перестала всхлипывать и выровняла дыхание. В спальне было абсолютно темно и… очень тепло, даже жарко. Или, может, ей так казалось, так как грело её не только одеяло, но и Северус. Он прижимал её к себе так, будто хотел взять в плен.
— Кошмар приснился, — зачем-то уточнила Гермиона, будто это было ему не очевидно. — Прости, что разбудила.
— Ничего. Что-нибудь хочешь?
Она представила, что ей придется вставать, чтобы умыться, или, по крайней мере, разорвать объятия, чтобы наколдовать себе стакан воды, и помотала головой, сильнее хватаясь за его руки.
Северус подождал ещё немного, пока она не успокоится, но все же задал волнующий вопрос:
— К тебе опять применяли легилименцию?
— С чего ты взял? — не сообразила она.
— Ты говорила, что кошмары — последствие легилименции.
— Это последствия моей жизни, — угрюмо отозвалась она, утыкаясь в подушку.
— Заглушающие на спальне, — пробормотал Северус будто вовсе не ей, а куда-то в сторону.
Они замолчали так надолго, что Гермиона уже успела снова задремать.
— Кто такой Гарри? — опять нарушил тишину он. — Твой муж?
Очевидно, она опять болтала во сне. Она грустно усмехнулась.
— Мой друг. Тот, кто мог противостоять Империусу, помнишь, ты спрашивал. И можешь не ревновать, он тоже мертв.