– Сколько тебе лет, девочка? – он бесцеремонно прервал меня прямо в середине фразы. Так резко, что я забыла, о чем хотела сказать. Только беспомощно закрыла рот и хлопала глазами. Надеялась, что хоть так смогу удержать подкатывающие слезы.

– Девятнадцать…

– Понятно. Ребенок. – Он откинулся на спинку дивана, все так же небрежно разглядывая меня. – Но ничего, с возрастом поумнеешь, попроще станешь…

– Да что вы говорите такое?! Я – совершеннолетняя, и имею право сама распоряжаться своей жизнью! И не собираюсь «взрослеть», как вы это называете!

Залесский расхохотался. Обидно до жути. Смеялся он точно надо мной.

– С тобой будет не скучно, подозреваю. – Вмиг посерьезнел, собрался. – Только учти, вот эту всю романтическую ересь даже не смей произносить при посторонних! Для всех ты – безумно влюбленная в меня девчонка. Я – мечта всей твоей жизни. Вот как первый раз с горшка слезла, меня увидела, так и влюбилась. Поняла?!

– У меня есть любовь всей моей жизни… – пробормотала из чистого упрямства, смотря на свои сжатые до боли кулаки. – И это не вы, к счастью.

– Охотно верю. Даже почти сочувствую. Но тебе придется об этом забыть. Поняла меня, Настя?

– А что, у меня есть выбор?

– Нет, конечно. Заметь, его нет ни у кого. Просто некоторые, особенно долбанутые на всю голову, искренне верят в его наличие. Я надеюсь, что придется жениться на адекватной девушке, а не с дыркой в черепе.

– Я вам тоже не нравлюсь, правда?

– Во-первых, давай на «ты». Причем, постарайся произносить это с правильным, восторженным придыханием. Во-вторых, что значит «тоже»? Ты в меня влюблена. Запомни. Никаких «тоже не нравлюсь».

– А вы…ты… – я совсем потерялась, подбирая слова. – Согласно легенде, ты тоже в меня влюблен?

– Естественно. Для достопочтенной публики Игорь Залесский – парень, который имеет право и возможность жениться на ком угодно, хоть на кухарке или поломойке. Главное, чтоб любовь была! – это звучало, как фраза из дешевой пьесы. Чересчур театрально и наигранно.

– Тебе тоже не дали, да? – внезапно проснулось сочувствие к этому человеку. Словно среди насквозь фальшивой музыки прозвенела одна лишь чистая нота, и она меня зацепила.

– Мне? Не дали? Да я тебя умоляю, Настя. Кто мне может не дать? Если очень захочу, и ты начнешь на шею вешаться…

– Я не об этом. Тебе не дали жениться, да? На поломойке или кухарке, которую ты любишь?

– Я никого не люблю. – Слишком резко, чтобы быть правдой, но было бы глупо настаивать на обратном. – И жениться тоже не собирался. Но, как видишь, оказалось, что очень и очень пора.

– И как мы будем жить-то? С такими отношениями?

– Обыкновенно. Квартира уже куплена. Сейчас ее приводят в порядок. Ну, ремонт, мебель, техника…

– Мы будем жить в твоей квартире?

– Там ты будешь жить.

– А я?

– А я… посмотрим. Пока еще не решил.

Наверное, стоило порадоваться хоть этому. Но отчего-то стало еще грустнее.

Весь вечер прошел в таком же настроении: мне все время казалось, что Игорь просто снисходит до меня, как до какой-то уличной попрошайки. До такой степени надоело унижаться, что прекратила задавать вопросы, достала телефон и бессмысленно бродила по сети. Спроси меня кто-нибудь, что видела или читала, я бы растерялась.

– Папа, неужели у тебя так все плохо с делами? – не выдержала, спросила, как только мы отъехали от этого злосчастного дома.

– С чего ты взяла, Настя? – отец был спокоен, как удав. Только бровью повел, показывая, что слегка недоволен моим вопросом.

– Судя по поведению «жениха», – протянула как можно язвительнее, – меня ему навязали. И он совершенно не счастлив был видеть меня. Получается, что этот брак выгоден только тебе…

– Всем. – Внушительно отрезал. – Этот брак выгоден всем нам, Настя. И эту тему мы больше не обсуждаем.

– Но он же вел себя, как последняя сволочь, пап! Как будто уборщицу какую-то собеседовал, а не будущую жену! Это же… ты понимаешь, как это унизительно? – последнюю фразу почти прошептала.

– Ну, а кто тебе не дает вести себя так же? – Холодный голос отца отрезвил. – Сделай вид, что это ты к нему снизошла, а не он к тебе. Пора взрослеть, Настя. Раз уж начала играть во взрослые игры раньше времени – принимай их правила и соответствуй.

– Ты знаешь, пап… По-моему, ты прямо с рождения моего требовал, чтобы я повзрослела. А теперь, так вообще, отличный повод от меня избавиться… – наверное, это звучало жестоко и несправедливо. Но я не смогла удержаться.

– На первый раз я сделаю вид, что ничего не слышал. Но больше такого не прощу. Поняла меня, Настя?

– Поняла. – Выдержала паузу и, все-таки, спросила о том, что меня терзало. – Неужели у меня вообще нет шансов отказаться, а? Ты по-другому не сможешь свои дела устаканить?

– А я, между прочим, твои дела решаю, а не свои. И думаю о твоем будущем и безопасности.

– Сажаешь на поводок, чтобы больше не сорвалась?

– Строю забор вокруг тебя покрепче. Ощущаешь разницу?

В чем разница между цепью и забором, я мало понимала. Но углубляться дальше в тяжелый разговор не стала. И без того было больно и гадко на душе. И веры не было в эти разговоры о защите.

Не о такой семейной жизни я мечтала. Ни о поводках, ни о заборах там речи не было.

********

– Я не могу больше так жить, понимаешь, Глеб? – я рыдала на его груди, после того, как разругалась с отцом и громко хлопнула дверью, уходя. Покидала в сумку только самое необходимое и ушла. Меня никто не останавливал. Но слова, которые отец кричал во время ссоры, не давали спокойно дышать и жить.

– Настя, все семьи переживают кризисы. У вас тоже, наверное, такой настал. – Он нежно гладил меня по волосам, успокаивая и убаюкивая. – Скорее всего, твой отец не готов к тому, что ты повзрослела.

– Нет! Он всю жизнь мечтал, когда же я стану взрослой!

– Это тебе так кажется, Насть… – Иногда казалось, что Глеб старше меня не на пять лет, а на все пятнадцать. Таким он выглядел мудрым и рассудительным. – А на самом деле, родители никогда не готовы отпускать своих детей в свободное плавание.

– Ты что, оправдываешь его? Защищаешь? – я вскинулась возмущенно. Даже слезы на время высохли. – Хочешь сказать, что я не права? Может, еще вернуться нужно, прощения попросить?

– Я не хотел бы, чтобы ты ссорилась с отцом. Это твоя семья, все-таки… – Для Глеба слово «семья» значило не меньше, чем для меня. И даже больше, наверное… Он потерял отца в шестилетнем возрасте, когда уже помнишь все и тоскуешь безумно. А потом и мама его ушла, когда он учился на последнем курсе универа.

Я, со своими претензиями к абсолютно живым и здоровым родителям, казалась полной дурой на его фоне. И каждый раз, начиная жалобы, осекалась… Мне есть, на кого жаловаться и с кем спорить. Глебу – уже не с кем.

– Я хочу, чтобы у нас с тобой была семья. Нормальная. Счастливая. И чтобы дети в ней не страдали от того, что их не любят! – не удержалась, выпалила. То, что было пределом моих мечтаний. Что представляла себе каждый раз, думая о будущем.

– Так и будет, конечно. Даже не сомневайся! – он снова притянул меня к себе, улыбаясь, словно малому ребенку. – Нарожаем с тобой целую кучу, будем всех любить. И все будем счастливы.

– Обещаешь?

– Да. Обещаю. Но наши с тобой планы никак не должны влиять на отношения с твоей настоящей семьей.

– Нет. – Я уже почти успокоилась и могла говорить внятно. Пересела с его коленей подальше. – Ты даже не представляешь, что он говорит о тебе, Глеб!

– И пытаться не буду… – он усмехнулся. – Но в этом сложного ничего нет: сирота без роду, без племени, нищий недавний студент. Пытается склеить юную, красивую, богатую невесту. Все на поверхности, и я все понимаю.

– Но он же не знает ничего о тебе! Как так можно, делать выводы, только на одних догадках?

– А что твой отец, да и не только твой, может еще обо мне знать? Он имеет полное право так рассуждать.