Как будто бы есть ещё какое-то время, кроме этого. Где он уже ей открыто изменял.
И Лёша, заметивший это состояние матери и невольно проникшись к ней сочувствием, на следующий день спросил у отчима:
– Почему ты вчера вёл себя как свинья?
На что тот с понимающей лукавой усмешкой ответил, что он лишь притворялся. Специально делая вид, что пытался соблазнить Людмилу. На глазах у всех.
– Ты разве этого не понял, Пан Философ? – в недоумении вскинул он брови, снова иронично обращаясь к Лёше от имени отца Панночки из фильма «Вий» по рассказу Гоголя, который он регулярно пересматривал. Как всегда, когда хотел его подначить. Мол, как философ, ты просто должен был это сразу же понять.
Отсутствие мозгов отчим компенсировал стопроцентной памятью и стереотипами поведения, перенятыми у других. Лёша же, пока не поймёт, ничего не мог запомнить. Поэтому просто вынужден был мыслить. И чем глубже, тем лучше. Он себя вёл. А как только снова тупел, превращался в животное. Поэтому у него не было выбора, кроме как постоянно наращивать свой потенциал, сидя за книгами. Самыми «мощными» из которых были книги по философии. За что он и получил о отчима это прозвище.
– Но – для чего? – не понял Лёша. – Ты ведь заранее знал, что у тебя ничего не выйдет?
– Ты не понимаешь, – усмехнулся отчим, – этому научил меня мой отец. И признался мне в этом, когда я и сам застал его в подобной же ситуации. Попытавшись пригвоздить его к стене клинком вывода. И он с усмешкой объяснил мне, отводя удар, что этому научил его один немецкий офицер, когда он был в плену во время войны и вынужденно работал на них поваром. Ведь в школах тогда, после первой и готовясь ко второй мировой, преподавали немецкий. А он был тогда ещё совсем молодой, почти школьник, и мог легко понимать их запросы. Но немцы постоянно были им недовольны. Ни его кухней, ни тем, как он подносил им еду. Ни тем, как он их обслуживал, подавая столовые приборы. Ни тем, как он убирал после них со стола. Как ни старался. И поначалу он воспринимал это как чванливость захватчиков, относившихся к своим рабам свысока. Но постепенно он вошёл к ним в доверие и видел, что офицеры воспринимают его уже как своего. Но как только дело касалось его работы, они тут же меняли свой тон и отношение. И он не мог понять: в чем причина? Может быть, он их чем-то обидел? Но как только заканчивался прием пищи, взаимоотношения восстанавливались. Тут же! И он терялся в догадках. И однажды, после какого-то банкета, когда все гости уже ушли, один офицер выпил так много, что разоткровенничался и объяснил отцу, убиравшему со стола, что нужно постоянно делать вид, что ты всё время чем-то недоволен. Ни внешним видом своей супруги, ни той пищей, которую она тебе готовит, как бы тебя ни подмывало ей в этом признаться и рассыпаться в комплиментах и благодарностях. Но постоянно над ней подтрунивать. И заставлять её как можно чаще тебя ко всем ревновать. Чтобы она осознавала, что ещё далеко не фрейлина. Её же собственного величества! Иначе она тут же перестанет для тебя стараться. Типа, покорила тебя. И лапки свесит. Да ещё и начнёт относиться к тебе свысока и станет позорить перед подругами. Тут уж, хочешь не хочешь, но надо выбирать, кто из вас главный: либо ты, либо она. Но лучше уж это будешь ты! Тем более, что ты тут за всё это платишь. Так почему бы и нет? И нужно не просто считать себя главным, но постоянно ей это демонстрировать. Хочешь ты этого или нет. Чтобы она постоянно доказывала тебе, что ты не прав! Но уже не словами, ведь говорить может каждый, а конкретными делами и благородными поступками. Как и подобает истинной фрейлине её императорского величества! И тогда и ты, хочется тебе того или нет, должен будешь ей соответствовать. И постоянно держать себя в узде! Чтобы не дать ей даже малейшего повода тут же втоптать тебя в грязь. Твоих проступков! Вот поэтому-то и к нему у них подобное же отношение. Мол, ничего не поделаешь, сила привычки. И чтобы он не принимал это только на свой счёт. Они и друг друга так тиранят. Но только – в рабочей обстановке. Для пользы дела. И все это прекрасно понимают. И ведут себя соответственно. Их статусу. А вечером они снова – закадычные друзья! Только поэтому Германии и удалось победить эти мягкотелые народы, что они, в отличии от нас, не понимают самой сути социальных взаимодействий! Которую открыл для нас ни кто иной, как гениальнейший социолог всех времен и народов – Макс Вебер! Благодаря которому можно превратить любого шалопая, даже такого как ты, в истинного арийца! Лучше уж погибнуть на полях сражений, чем под каблуком у своей жены! Поэтому мы и переносим сражение прямо на кухню! Даже в спальне не давая себе расслабиться и потерять лицо! Ты всё понял?! И отец всё понял. И по окончании войны постоянно сражался с моей матерью. А теперь я – с твоей.
– Чтобы не получилось, как у меня с Джонсон, – вздохнул Лёша, вспомнив как та перед соседкой открыто, скорчив нос, называла его «говняшкой».
«Но зато твоя говняшка», – пыталась защитить Лёшу соседка. «Да, – соглашалась с ней та, – говняшка, но зато моя говняшка!» Оправдывалась Джонсон и перед Леной и перед Лёшей. Подразумевая, что несмотря на публичные унижения, он от неё теперь уже всё равно никуда не денется.
Конечно, ведь он такой мягкий, об него так удобно вытирать ноги! Недаром он так любит стелиться, как в любую вещь заложена тяга исполнить свое предназначение. Мягкий пушистый персидский… нет, не котёнок, коврик. И лишь иногда ему дозволяется побыть котёнком, когда хочется с кем-нибудь поиграть. А наигравшись, брысь на место у двери! Чтобы все могли видеть, что это я вытираю об тебя ноги, и последовать моему примеру. Ведь у художников восприятие настолько утончённое, что они сразу же понимают, чего от них хотят. Поэтому нужно сразу же и указать ему на его (почётное) место. В уголке. А то привыкнет относиться к себе, как к чему-то возвышенному, начнет ныть, что ты, де, уделяешь недостаточно внимания его персоне. А ведь в мире столько ещё и других полезных вещей. И муж – самая полезная из них! А потому, что ею чаще других приходится пользоваться и – самая надоедливая. Поэтому нужно сразу же дать ему понять с кем он имеет дело! И – так, чтобы он это дело быстренько и освоил. Поэтому мужей нужно выбирать сообразительных. И чем он умнее, тем охотнее и качественнее он будет исполнять свои, как он будет считать, обязанности. Умные – такие дураки! Аж дух захватывает! Нет, я положительно восхищаюсь умными людьми. Ведь дураку будет плевать на то, чего ты от него хочешь. У него, чаще всего, есть своё собственное представление о том, какой должна быть жена, и он – через тебя – будет упрямо пытаться воплотить свою абстракцию. Он никогда не поймёт твою нежную ранимую душу, заслышав утонченные вибрации которой любой чуткий проницательный юноша – с душою цвета неба – тут же пошёл бы на поводу. Поэтому на умных парней такой спрос. Ведь гораздо приятнее угнетать, чем быть вечно угнетаемой – из-за того, что тебе, просто-напросто, нужен муж. Ведь у любого из них есть не только полезные, но и бесполезные – вредные – стороны. И от того, сможешь ли ты им руководить, и будет зависеть то, какими из сторон он будет к тебе поворачиваться.
– И вчера я делал вид, что меня понесло, именно для того, чтобы твоя мать начала меня ревновать. И снова начала за меня цепляться, не желая упустить такой «брильянт», – усмехнулся отчим.
– То есть, набивал ценник? – усмехнулся Лёша. Давно уже поняв, что у его отчима был ярко выраженный психотип «Праведника». То есть услужливость была у него «в крови». И он просто использовал эту черту своего характера в конструктивных целях. Не вызывая особых подозрений.
– Конечно! А как же ещё мне стать для неё «брильянтом»? Реально начать ей изменять, что ли? Это не только глупо, но и приведёт лишь к распаду семьи. А так – дело в шляпе размером с американский авианосец, – усмехнулся отчим, – и ни какого риска!
– Ведь всё познается в сравнении! – усмехнулся Лёша.
