Там, за окном, стоявший на мосту профессор Флитвик возводил защитный барьер: огромный фиолетовый купол, искрящийся мириадами маленьких звёздочек, медленно поднимался над башнями, укрывая замок непроницаемым одеялом. Гермиона смотрела, как мечутся в небе яркие молнии, как мягкая волна магии наползает на черное небо, и думала о том, что уже видела это однажды. В ту ночь, накануне сражения с Волдемортом, они стояли с Роном в Галерее Доспехов и с замиранием сердца следили за тем, как учителя возводят точно такой же защитный барьер. Тогда купол казался им символом надежды, потому что всё, что было им чуждо, всё, что хотело причинить им боль — оставалось снаружи. Теперь купол стал для Хогвартса предвестником смерти, символом обреченности, оставлявшим их наедине с проклятьем, запиравшим их внутри. Ниже по склону, почти у самой границы Запретного Леса, утопая по колено в снегу, стоял Хагрид и, запрокинув голову, смотрел в небо; наверняка сейчас он тоже вспоминал битву за Хогвартс. Возле его ног, нервничая и поскуливая, кружил Клык. За последние дни Хагрид дважды приходил навестить Гарри, но за школьного лесничего можно было не волноваться: человеческая магия почти не действовала на тех, в ком текла великанья кровь.

Гермиона прижалась лбом к холодному, запотевшему стеклу и на мгновение прикрыла глаза. Было страшно: что, если и правда, Гарри и Невилл — это только начало, что, если следом заболеют ученики…

Сделав завершающий взмах палочкой, профессор Флитвик отправил вверх струящийся поток мерцающих искр, холодные звёзды в последний раз отразились в непроницаемой глади Черного Озера и, отступая перед магией, растворились в фиолетовой глубине. Купол сомкнулся над Астрономической башней, и Клык, опустившись в снег, отчаянно и громко завыл…

*

Где-то за стеной, вторя тоскливому вою Клыка, протяжно заскрипела подвижная винтовая лестница, хлопнула дверь, и в кабинет, нагруженная многочисленными свитками, вошла профессор МакГонагалл.

— Мисс Грейнджер, — сказала она, не сразу заметив стоявшую у окна Гермиону, — вы уже закончили?

Директор окинула взглядом заваленный бумагами стол и, верно истолковав молчание Гермионы, понимающе кивнула.

— Судя по всему, результаты неутешительные?

— Я так ничего и не нашла.

— А где профессор Снейп? — спросила МакГонагалл, удивлённо оглядываясь по сторонам. — Он шёл сюда поговорить с вами.

— Профессор отправился в Больничное крыло, — с усилием отрывая взгляд от окна, ответила Гермиона, — он попытается провести сеанс легилименции, чтобы выяснить, о чём Гарри разговаривал со Смитом.

— Что значит «попытается провести сеанс легилименции»?! — ахнула МакГонагалл, резкостью своего тона мгновенно выводя Гермиону из состояния апатии. — Что вы такое говорите? Я же ещё в первый вечер строго-настрого запретила Северусу лезть к Поттеру в голову.

— Запретили? — ничего не понимая, переспросила Гермиона.

— Конечно, запретила, это же чертовски опасно!

— Опасно? Мерлин, но почему?

— Да потому, мисс Грейнджер, что мозг человека, лишённый правильной самоидентификации, — ловушка для любого легилимента. Как вы думаете, почему в палате Януса Тупия столько лет содержат пациентов, считающих себя чайниками, собаками, летучими мышами и мигрирующими леммингами? Почему целители Мунго, среди которых много блестящих легилиментов, просто не влезут к ним в голову и не поставят их мозг на место? Да потому что это невозможно! Потому что недуги от магических заклятий — это совсем не то же самое, что психическое расстройство у маглов. Это магия, мисс Грейнджер. Гарри Поттер не считает себя змеёй, он и есть змея! Индикаторы, вехи — всё, что использует легилимент для того, чтобы ориентироваться в разуме человека, просматривая его воспоминания, ища необходимые образы — в голове змеи отсутствуют! Она мыслит иначе, у неё другие сигнатуры. Погружение в подобный мозг без поддержки, без специальных зелий, даже для такого легилимента как Северус — это риск вытянуть билет в один конец! Какого Мерлина его вообще понесло в Больничное крыло, он же уже пытался с Омутом Памяти и у него ничего не вышло?!

— Я его попросила, — одними губами прошептала Гермиона.

— Вы его что?.. — задохнулась МакГонагалл, посмотрев на Гермиону так, словно видела её впервые, и на её строгом, обычно крайне сдержанном лице, на мгновение промелькнул настоящий ужас. — О чём вы только думали, мисс Грейнджер? Вы что, не понимали, что он не сможет вам отказать?

Гермиона растерянно сглотнула. О чём она думала? Она думала о Гарри, которому стало хуже, о том, что она не справилась со своей задачей, о том, что времени оставалось совсем мало, о том, что умирал Невилл. Господи, она подумала обо всех, но только не о профессоре! Но ведь она даже предположить не могла, что подвергает его опасности!

— Как давно он ушёл?

— Где-то четверть часа назад! — медленно холодея, пробормотала Гермиона.

— Мерлин Всемогущий, надо бежать!

Свитки посыпались на пол, и МакГонагалл, подобрав полы длинной мантии, бросилась вниз по винтовой лестнице. Гермиона, замешкавшись лишь на секунду, схватила с подоконника палочку и кинулась следом.

— Простите меня, директор, — крикнула она, торопливо перепрыгивая через несколько ступенек, — я не знала… Я даже не догадывалась… Господи, какая же я дура!

Она злилась на себя за глупость, за неспособность видеть дальше собственного носа, за неумение понимать очевидное. Ведь будь сеанс легилименции такой простой задачей, неужели и сам Снейп не решился бы его провести? В полном молчании они пробежали два лестничных пролета, преодолели бесконечно длинный коридор, ведущий в восточную часть замка, но у статуи Бориса Бестолкового МакГонагалл внезапно замедлила шаг.

— Слишком долго! — сказала она, с трудом переводя дыхание. — Думаю, нам лучше разделиться. Как только доберетесь до Больничного Крыла, ступайте в Хранилище Зелий. Если Поппи не окажется на месте, найдите вот это.

Оторвав от рукава собственной мантии маленькую трёхгранную пуговицу, МакГонагалл трансфигурировала её в свиток пергамента, затем выпустила из палочки густую струю чернил и преобразовательным заклинанием превратила получившиеся кляксы в идеально ровные строчки — названия зелий.

— Поторопитесь, мисс Грейнджер, и упаси нас Мерлин опоздать! — сказала она, вручая растерянной Гермионе пергамент и, взмахнув палочкой, с негромким хлопком превратилась в полосатую кошку. Кошка посмотрела на Гермиону снизу вверх, издала резкий мяв и умчалась прочь по коридору. А Гермиона, засунув пергамент в карман, стремительно побежала следом.

Через пару этажей она безнадёжно отстала: тягаться в скорости с четвероногой представительницей семейства кошачьих было задачей бессмысленной и нереальной. Но Гермиона не собиралась сдаваться. Она не сбавила темпа, когда в боку невыносимо заныло, а лёгкие стало жечь огнём, и даже лестница, внезапно решившая изменить направление, чтобы отправить её в другую сторону, на этот раз не показалась ей препятствием. Гермиона так засветила в неё Редукто, что перепуганная лестница мгновенно вернулась на прежнее место. Сейчас Гермиона готова была пробить даже стену. Мысль о том, что она натворила, калёным железом раскаяния жгла её изнутри и заставляла бежать вперед, не думая о боли и усталости. Она оказалась ничем не лучше Дамблдора, все эти годы использовавшего Снейпа ради своих великих целей. Мерлин, что он должен был о ней подумать? Что ради Гарри она готова пожертвовать и им? Что для неё он лишь незначительная потеря, с которой не стоит считаться, если это сохранит жизнь её друга?! На душе стало мерзко. Она действительно готова была отдать всё что угодно, лишь бы Гарри поправился, но она никогда сознательно не поставила бы на чашу весов жизнь другого человека, не стала бы делать выбор. Понимал ли профессор, уходя в Больничное крыло, что она просто не знает, о чём его просит? Она очень надеялась, что понимал, потому что иначе он её никогда не простит. Мерлин, она сама себя не простит…