Сборник рассказов чисто художественного характера. В них, правда, неоднократно выражаются монархические мысли и чувства, но пропагандного значения они не имеют. В большинстве действие в Париже, в среде русских эмигрантов; уклон – несколько мистический (скажем, отдаленно напоминающий Гоголевский «Портрет» или «Лугин» Лермонтова). Но именно в силу не политического характера, они могли бы, может быть, привлечь внимание более широкой публики, чем чисто монархические книги; это мнение разделяют многие, с кем я советовался. Рассказы не дурны. Их, в частности, готово взять у меня «Возрождение», но там можно поместить лишь часть, и отдельной книгой интереснее бы. Часть у меня готова, для других есть план. Размер книги можно бы согласовать, сделать больше или меньше, размера Ширяевских рассказов или его «Ди-Пи в Италии».

К сожалению, тогда книгу издать не получилось. Некоторые рассказы были напечатаны во второй половине 1950-х годов в парижском журнале «Возрождение» и нью-йоркской газете «Новое русское слово». Сама же книга была издана впервые в 1992 году в Иерусалиме, в издательстве «Экспресс». Д. М. Штурман, многие годы дружившая с Владимиром Рудинским, написала в предисловии к этому изданию:

Начну с того, что «Страшный Париж» интересен. Независимо от мнения упомянутых выше критиков, сотрудники издательства, взявшегося его опубликовать, читали его наперебой – и в машинописи, и в гранках. А в наши дни беллетристика интересная – это редкость…

В. Рудинский возникает в «Страшном Париже» с мало известной современному читателю зарубежной русской периодики стороны. Представитель второй, 1940-х гг., волны эмиграции (автор называет ее «новой эмиграцией», в отличие от первой, послереволюционной), монархист по убеждениям, потомственный русский интеллигент из кругов интеллектуально-аристократических, В. Рудинский – по образованию и специальности – лингвист, полиглот, владеющий многими языками, при этом и экзотическими, не только на разговорном, но и на глубинном научном уровне. Кроме того, он этнограф, знакомый с верованиями, обычаями, философией, магическими представлениями многих уникальных культур. За его плечами Ленинградский (ныне снова Петербургский) университет и Парижская школа восточных языков…

В жизни каждого из нас сложно переплетаются многие причины нашего внешнего успеха и неуспеха. «Страшный Париж» подтвердил (косвенно) мою догадку о том, что Рудинский-лингвист, при его уникальных знаниях и далеко не полностью опубликованных научных трудах, не сделал официальной научной карьеры на Западе, куда он попал достаточно молодым, лишь потому, что гражданский патриотический долг, как он его понимал (борьба против коммунизма, защита монархической идеи), отвлекал его от направленной на карьеру научной работы и превалировал надо всем прочим. В новеллах просматриваются еще и драматические личные обстоятельства (при серьезном и глубоком отношении лирического героя к любви и налагаемому ею рыцарственному долгу). Сквозь весь цикл проходит взаимное противостояние инфернального Зла и мирового Добра. Противоборство между ними разворачивается как внутри человеческой души, так и вокруг нее. С одной стороны – за власть над нею и ее погубление (Зло), а с другой стороны – за ее устояние и спасение (Добро). Инфернальное Зло персонифицируется автором в самых разнообразных проявлениях черной магии, колдовства, в деятельности оккультных сект, учений, сливающихся издревле в некий интернационал служителей и рабов дьявола. Добро – как защита, прибежище и спасение человека – воплощается в высшем и конечном смысле в Боге, в христианстве, в Кресте. Это четко осознают оба «сквозных» героя новелл: рассказчик и следователь.

Каждый читатель прочитает эту книгу по-разному и ответит на ее вопросы по-своему. Но мне представляется, что «Страшный Париж» найдет своего читателя и среди тех, кто захочет просто отвлечься от повседневности и погрузиться на время в жизнь, богатую приключениями и неожиданностями, и среди тех, кто склонен серьезно задумываться над жизнью, над ее глубинными основами».

Первое издание быстро превратилось в библиографическую редкость, и отрадно, что несколько лет спустя, в 1995 году, книга была переиздана в России, в издательстве «Звонница» (Москва) и стала более доступна российским читателям.

Однако на этом приключения героев «Страшного Парижа» не прекратились, и серия новелл Даниила Федоровича продолжилась. Напечатаны они были преимущественно в журналах «Литературный европеец» и «Мосты» (Франкфурт-на-Майне). Второго, дополненного издания «Страшного Парижа» при жизни автора не случилось, и я рад, что настоящий сборник восполнит этот пробел, и впервые объединит под одной обложкой как новеллы, вошедшие в первое издание, так и более поздние произведения.

Помимо «Страшного Парижа» и его продолжения, составители нового сборника Андрей Власенко и Михаил Талалай включили в него криминальную хронику Парижа, которую Даниил Федорович некоторое время публиковал в нью-йоркском журнале «Новое русское слово», а также многолетний хронологический обзор политической и литературной жизни русской эмиграции во Франции. Эта подборка не случайна и позволяет изучить и понять многогранность и уникальный диапазон таланта Даниила Федоровича, сумевшего создать интересные и содержательные произведения в самых разных и, казалось бы, противоположных жанрах и стилях, а также понять, из чего создавался и каким образом отрабатывался и шлифовался собственный стиль его уникальных новелл, который, как Д. М. Штурман обозначила в своем предисловии, «имеет частичные жанровые прецеденты, но не имеет прецедента в этом смысле полного».

Несомненно, что документальные статьи и очерки не менее интересны и сами по себе, как яркая и объемная картина жизни и деятельности русской эмиграции (в этом сборнике самая ранняя статья вышла в свет в 1948, года автору было 29 лет, а самая поздняя из прижизненных публикаций была напечатана в 2009, когда ему исполнился 91 год!), представленная с точки зрения монархиста и православного христианина, которым Даниил Федорович Петров оставался всю свою жизнь до последнего вздоха.

Париж – страшный город, и вовсе не тем адом апашей и проституток, о котором столько писали и пишут и будут писать люди, видящие только поверхность вещей. Есть иное: есть множество точек и целых кругов, соприкасающихся с настоящим, единственно реальным адом и перебрасывающим его влияние в земной мир. Сатанизм, бесконечное множество самых страшных и зловещих сект, отдельные люди и группы людей, знающих чудовищные тайны, живут здесь среди интеллигентов, аристократов и миллионеров, среди рабочих и бедняков.

Изредка, на научной лекции о черной магии, – на какую вы можете иногда попасть, заинтересовавшись названием вроде «Французский фольклор раннего Средневековья» или «Религиозные обряды туземцев Мадагаскара» – перед вами вдруг приподнимается занавес… и вы смотрите во мглу… Хорошо, если спасительный испуг подскажет вам бежать без оглядки: у вас останется только на всю жизнь жуткое, отчасти приятное воспоминание и, может быть, сожаление, возвращающееся периодически в форме вопроса: – А что если бы я тогда?..

Но если вас охватит другое чувство, жгучее и пронзительное любопытство, влекущее так, как притягивает к себе пропасть, когда вы в нее смотрите с мостика без перил, вы всегда найдете подле своего локтя человека… иногда любезного старичка или блестяще воспитанную пожилую даму, иногда очаровательную девушку… но во всяком случае такого человека, кто с величайшей радостью вступит с вами в разговор, завяжет знакомство и подтолкнет вас на путь, в конце которого вы лишь позже, много позже, когда у вас не будет силы ни вернуться вспять, ни остановиться, различите две кошмарно-грандиозные фигуры: смерть и безумие…