— Есть немного, — пожала плечами Лена.
— Так что думайте, но я настоятельно вам не советую.
— Я поняла, — кивнула Лена и вышла из кабинета.
Несколько минут она еще бродила по коридорам и размышляла над тем говорить Кириллу или нет. Она понимала, что сейчас он готов согласиться на все, надеясь на авось, но вот сможет ли он действительно жить, если станет инвалидом? А что будет, если она не скажет ему правду, а потом он узнает, что она солгала? Простит ли он ее? За это, вряд ли!
Пока Лена размышляла наедине с самой собой, к Штоколову пришел Завьялов. Вместо того чтобы открыть дверь, Кирилл крикнул: «входите» и Павел Петрович вошел. Увидев Штоколова на постели, он оказался мягко сказать, удивлен, поскольку, как правило, в это время Кирилл уже был на ногах.
— Ну, что как ощущения чемпион? — улыбчиво спросил Завьялов.
— У меня отнялась нога, — прямо сказал Кирилл.
— В каком смысле?
— В самом прямом. Я не чувствую ногу.
— Врач был?
— Естественно. Сказал, будем делать операцию, восстанавливать полгода-год! — отчаянно всплеснул руками Штоколов.
— Значит, будем, — поддержал Завьялов.
— У нас показательные…
— Кирилл, все имеет предел, твой физический резерв тоже. У тебя вся жизнь впереди, и не стоит пускать ее под откос ради нескольких минут в свете софитов Чемпионата мира.
— Это мой последний Чемпионат, мое последнее показательное выступление на соревнованиях!
— Но оно не стоит твоего здоровья. Ты и так все отдал спорту. Остановись.
— Я жил на этом чертовом люду! И вот сейчас, когда я на пике, когда у меня небывалый звездный час, который войдет в историю мужского фигурного катания, я не могу выйти на лед и получить свои последние аплодисменты?! — в отчаянии восклицал Штоколов, а на глазах снова появлялись слезы, — Неужели я не заслужил этого?!
— Кирилл…, я тебя понимаю, но ты так говоришь, словно ты впервые что-то выиграл и не успел насладиться победой. Последние лет десять ты лучший. Неужели ты не накупался в славе и признании?
— Дело в не в этом! Лед — это моя жизнь, это эпоха, это то, ради чего я жертвовал всем! И я хочу с ним попрощаться! Я жизнь ему отдал… Я должен выйти в последний раз.
— А не боишься, что это окажется для тебя вообще последний раз, когда ты сможешь стоять на ногах?
— Ну и что!
— Ты жену любишь? — вдруг спросил тренер.
— А причем тут это?
— Я понимаю, тебе все равно, пускай ты останешься всю жизнь в инвалидном кресле, а чем она заслужила мужа-калясочника? Она молода и красива…
— Она всегда может уйти…
— Она любит тебя, — заметил Павел Петрович, давая понять, что она не сможет оставить его в столь сложной ситуации и искалечит себе всю жизнь.
Тут в комнату вошла и сама Лена.
— Здравствуйте, Павел Петрович.
— Здравствуй, Леночка. Я, пожалуй, пойду.
— Я вам помешала? — поинтересовалась Лена.
— Нет, нет, что ты, ничуть! — уверил ее тренер, — Я думаю, вам есть о чем поговорить…
— Ну, возможно, — пожала плечами Лена.
Завьялов вышел. Он никак не мог понять, где упустил, когда спортивный азарт и упорство переросли у Штоколова в болезненное тщеславие и желание сделать невозможное? Кирилл всегда казался ему безумно талантливым и светлым мальчиком. Он сам прививал ему любовь ко льду и умение вовремя сконцентрироваться, но стойкость духа и целеустремленность не то же самое, что патологическое самопожертвование себя спорту. Да, Завьялов учил Кирилла вставать каждый раз, как тот упадет и идти до конца, не смотря ни на что, но сейчас это было уже слишком. Как можно поставить крест на своем здоровье, ради того, чтобы раз выйти на лед, когда ты уже давно и всем доказал, что ты король льда и для тебя нет невозможного? Да, Завьялов ни раз говорил Кириллу, что спорт должен стоять на первом месте, но это вовсе не значило, что он должен стоять и на последующих нисходящих ста ступенях! А ведь он и понятия не имел, насколько болит колено у Штоколова, и что тот сам каждый день колет себе обезболивающее в сустав! Да неужели бы Завьялов позволил ему тренировать такие прыжки, знай, какие у Штоколова проблемы со здоровьем? Ни за что! При том, что уже всевозможные награды у Кирилла уже давно есть и этот Чемпионат скорее не момент спортивного самоутверждения, а просто желание показать Стокеру его место.
— Ну, что ты поговорила с доктором?
— Поговорила.
— И что?
— Он сказал, что может вернуть подвижность на несколько часов.
— Господи, спасибо! — взмолился от счастья Штоколов.
— Ты понимаешь последствия?
— Не очень… Но я согласен на любой риск, я подпишу все бумаги, чтобы его ни в чем не обвинили.
— Ты неадекватен, — подметила Лена, видя безумный блеск в глазах Штоколова, — Владимир Романович понимает это и сказал мне, что сделает тебе укол, только если я попрошу. А я не попрошу, — вдруг категорично заявила Лена.
— Что? Почему? Леночка, солнышко мое, жизнь моя, разреши мне, пожалуйста, разреши… Это так важно для меня… Я прошу тебя, Леночка, — взяв ее за руку и пристально глядя в глаза, умолял Кирилл.
— Я не прощу себе, если ты станешь инвалидом, из-за какой-то своей прихоти! — честно сказала Лена.
— Да, да, я понимаю… Ты не хочешь жить с инвалидом… Ты молода, красива, у тебя все впереди… Но я не заставлю тебя нянчится со мной, если что, ты уйдешь, и будешь счастлива с другим, молодым и здоровым, — рассуждал Кирилл.
— Я никуда не уйду, я навсегда останусь с тобой, не зависимо от того, здоров ты или нет, ты же сам это знаешь. Вопрос в том, стоят ли несколько минут на льду многих лет инвалидности?
— Стоят! Хотя и заставлять тебя жить с инвалидом, я не могу… Просто это так важно для меня… Да и не факт, что я останусь инвалидом? Так ведь? — с каким-то воодушевлением спохватился Штоколов, — Главное верить в то, что все пройдет хорошо.
— Ладно, пусть будет так, как ты хочешь. И остается надеяться на то, что очень скоро с твоим коленом все станет в порядке, но даже если нет…, я всегда буду рядом, — положив свою ладонь на руку Кириллу, искренне пообещала Лена.
— Я знаю…
— Вот интересно, а если бы я сказала тебе выбирай, либо показательные, либо я, что бы ты выбрал?!
— Глупый вопрос, конечно, тебя! — не колебавшись ни секунды, ответил Кирилл.
— Если с тобой что-то случиться, я не прощу себе, что не заставила тебя выбирать!
— Ты все сделала правильно, — уверял ее Кирилл, — Ты просто понимаешь, что это значит для меня… Я так тебе благодарен.
— Но только если ты пообещаешь мне не прыгать четверные аксели и тулупы! — категорично заявила Лена.
— Естественно, я даже если захочу не смогу, — усмехнулся Кирилл.
— Хорошо, — спокойно улыбнулась Лена, — Пойду, схожу к Владимиру Романовичу и скажу, что мы решили. Но на тренировки не рассчитывай!
— Я понимаю. Я немного разомнусь перед прокатом и все.
— И вообще, я думаю можно не терять времени даром и пройти обследование еще до показательных, — высказала свое предложение Лена
— Ну, я в принципе не против.
— Хорошо, об этом я тоже поговорю, — пообещала Лена и снова пошла к врачу.
Действительно, за те несколько дней, что оставалось до показательных выступлений, Кирилл прошел полно обследование и ждал у себя Владимира Романовича с результатами.
— Ну, что Кирилл Юрьевич, у вас полный букет, — разводил руками врач, глядя в результаты анализов и МРТ.
— А поподробнее? — естественно поинтересовался Кирилл.
— Хондромаляция надколенника, бурсит и хроническое воспаление связок.
— Это ни о чем мне не говорит, — пожал плечами Штоколов.
— У вас патологическое размягчение хрящевой ткани коленной чашечки, что, скорее всего, развилось в результате перенесенного перелома, и хроническое воспаление суставной сумки. А ну, и воспаление связок.
— И как это нужно лечить?
— Пункция сумки и удаление надколенника с последующим его протезированием.
— И сколько я буду восстанавливаться?