К тому же я вернулась к своим шпионским играм. Более тщательно следила за отцом, снова подслушивала и пряталась от охраны. Они, привыкшие, что часто проводила время в одиночестве, раскачиваясь из стороны в сторону, не всегда даже искали. Зная, что ничего интересного не найдут, а как надоест – выйду из какого-нибудь гостевого туалета или душа сама, благо комнат в доме больше десяти. И это было только на руку.

Именно так я выяснила, что отец работает над каким-то супер-препаратом, который несколько раз был уже опробован и вполне успешно и в ближайшее время будет пригоден для использования на рынке.

– Эти твари у нас ещё попляшут, – злорадно потирал он руки, а я продолжала слушать какую-то бессмыслицу про луну, про захват чужой земли и положительные испытания по разделению.

Понимала мало, если не сказать – ничего. Но это же я только недавно вернулась к своей миссии, забытой больше чем на год из-за пичканья таблетками. Словно они вычеркивали из моей жизни человека, который сам того не ведая, стал её смыслом.

И вот теперь, когда Он вернулся в мою жизнь, или вернее – в сон, самым неожиданным образом, я вновь желала его найти. Помочь чем-то, если это возможно.

Или хотя бы просто увидеть ещё хотя бы раз те самые серые омуты, что опаляли меня страстью по ночам. Единожды в месяц. Но так реалистично.

Он не говорил со мной во сне. Только шептал что-то непонятное, неразборчивое, но чаще целовал, трогал, гладил, а иногда…

При одной мысли щеки краснеют. В своих снах я принадлежала Ему. Была Его женщиной. И не описать словами, как же я желала, чтобы это произошло и на самом деле. Но тут я обычно усмехалась.

Ведь может быть Эмин благополучно живет где-то далеко, уже давно забыв «юную леди», что смотрела на него с обожанием. Может он даже женат, у него могут быть дети. А я пытаюсь разыскать как дура.

Но потом убеждала себя, что посмотрю только одним глазочком тогда, и сразу исчезну из его жизни. Не стану мешать. Просто найду, увижу, что с ним всё в порядке и всё. Не более.

И порой мне удавалось себя обмануть, что смогу не заговорить, просто пройдя мимо, что не стану никогда навязываться и смогу уйти от самых желанных в мире объятий.

И я маниакально искала о нём хоть какую-то зацепку, теряя осторожность, забывая о том, чьей дочерью я являюсь, в чьём доме живу. А забывать этого явно не стоило.

Подслушивая за дверью очередной телефонный разговор отца, я не ожидала, что речь пойдет о моём замужестве. Отец говорил о том, что кандидатура его устраивает вполне, и договаривался об условиях, словно речь шла об обычной сделке, а не жизни его дочери. Словно шаблон какого-то ужасного фильма… Я была так ошеломлена, что не заметила, как разговор прекратился, а шаги приблизились в дубовой двери.

– Элина! Войди.

Первой реакцией было – убежать, притвориться, что ничего не знаю, не слышала. Но отец бы всё равно послал за мной. Только рассердится больше. Поэтому, стиснув зубы, я вошла в кабинет.

– Кто из всех высокооплачиваемых преподавателей и гувернанток научил тебя подслушивать, скажи на милость?

Взбешенным он не выглядел, просто недовольным.

– Это вышло случайно, отец, – я немедленно опустила глаза, демонстрируя раскаяние и покорность. Привыкла подстраиваться под его настроение.

– И все предыдущие случаи – тоже случайность? – он поджал губы. – Или ты считаешь меня дураком?!

– Конечно нет, отец. Не считаю, – жестоким эгоистом, холодным, расчетливым и беспринципным человеком, самым ужасным отцом – да, но не дураком.

– Тогда почему, скажи на милость, ПОЧЕМУ, ты мне врёшь?!

Он пальцами больно сжал мой подбородок и поднял его так, чтобы мне пришлось смотреть в его злые глаза.

– Изворачиваешься, врёшь, шпионишь, ведёшь себя как воровка в собственном доме!

– Прости, отец, – и снова неудачная попытка отвести взгляд.

Не вышло. Но и перечить нельзя. Только извиняться и делать, что скажет. Тогда может наказание не будет очень плохим. Только синяк на лице.

Вот бы так.

– Прости, отец, – передразнил он, – завела пластинку. Каждый раз одно и то же! Чтобы не извиняться, не нужно изначально поступать неправильно! Разве я не говорил тебе?!

Хватка на подбородке усилилась, и на моих глазах выступил слезы.

– Говорил. Я всё помню…

Осеклась на полуслове от того, что он орет мне в ухо, забрызгивая щеку слюной.

– Так если говорил, то какого хрена ты лезешь, куда тебя не просят?! Мало я тебя воспитывал?! Вырастил на свою голову!

«Мало, – подумала я с мысленной усмешкой. Настоящую себе позволить не могла. – Вообще разве ты меня воспитывал, отец? Или нанятые тобою люди? Да и воспитывали ли? Кроме знаний по их предметам научилась ли я чему-то? Ах да. Врать, изворачиваться, чтобы попадало меньше. Ни на кого не рассчитывать. Никому не верить. Ни к кому не привязываться. Потому что привязанность – это сама большая слабость. Об этом напоминала маленькая могилка под кустом за гаражом. Спасибо за воспитание, отец».

– ЧТО ТЫ МОЛЧИШЬ?

Он продолжал орать, а потом с размаху залепил мне пощечину. Не самую сильную. Или просто я подросла. Даже не упала, просто отшатнулась, облокотившись на дверь.

– А впрочем, – неожиданно после этого, созерцая расплывающееся на моем лице красное пятно, почти спокойно продолжил он, – даже хорошо, что ты слышала. Я выдаю тебя замуж. Через два дня на празднике в честь твоего дня рождения познакомишься с женихом. Это мой тебе подарок на совершеннолетние. Сын моего партнёра, проверенный человек, чуть старше тебя, но это хорошо. С мозгами. Может и тебя чему научит.

– Отец, я не хочу замуж, – держать голову прямо, а не утыкаться в пол стоило половины моей выдержки. Вторая ушла на то, чтобы встретить глаза в глаза разъяренный взгляд отца.

– А я тебя спрашивал, чего ты хочешь?! Кого тут вообще интересует твоё мнение?! Кто тебе позволял рот открывать в моём доме?!! – он хлестнул меня ладонью по губам, скорее обидно, чем сильно, но тут же во рту появился металлический привкус.

Я не двигалась, почти не дышала, чтобы не провоцировать.

– Послезавтра будешь счастливой невестой. ПОНЯЛА?! Послушной. И счастливой. Тебе ясно?!

Вот как. Наконец-то ты сказал правду, отец. Это твой дом. Не мой. И ничего моего тут нет. В этом доме никого не интересует мое мнение. И никто не позволял мне иметь собственное мнение, собственные желания, нужды. Всё должно быть по плану. Четко. Строго. И никак иначе. Я всего лишь функция, пазл, ячейка. Не больше. Просто играю свою роль. А стоит выбиться из неё… Крах.

И неважно, растянута ли у меня икра на гимнастике, ударила ли я мизинец перед занятием по фортепиано. Каждый раз учитель сообщал отцу, что я не занимаюсь в полную силу. И вечером меня ждало наказание в виде нескольких часов самостоятельных дополнительных занятий под надзором гувернантки.

И не приведи небо, ей покажется, что я недостаточно усердна. Наказание могло длиться и всю ночь. И сутки. И действительно никого не интересовало мое здоровье, боль, страх, одиночество.

Одиночество…

Не от него ли я выдумала ещё в детстве себе щит – друга, что всегда рядом, одарив его внешностью и чертами знакомого отца? Что я на самом деле знаю о том человеке? Что иногда он был мил с маленькой девочкой? С чужой – да. А может дома он становится таким же садистом, как мой отец, со своей дочерью.

Нет уж. Если у меня когда-то будет ребенок, то пусть это будет мальчик. Чтобы он мог вырасти сильным и защищать себя. Девочке это удается очень плохо. К тому же мальчика с меньшей вероятностью отдадут замуж за нелюбимого и наверняка такого же жестокого мужчину, как мой отец.

– Снова витаешь в облаках, Элина! Даже во время серьезных разговоров!

– Прости, отец. Я поняла.

– Вот и отлично! Отправляйся к себе, умойся, приведи в порядок и жди жениха послезавтра. Чтобы вот этого всего, – он небрежно очертил в воздухе мой подбородок и щеку, – не было.

Я выскользнула за дверь, твердо решив, что больше мне нечего ему сказать. Он не услышит. Словно биться в бетонную стену. Нужен план «б». И на него у меня всего два дня. Точнее уже полтора, если считать, что сегодняшний идет к концу.