– У нас свободная страна.
– Верно, – выпаливаю я в ответ. – И вы свободны быть либо достойным человеком, либо подонком.
Все пораженно замолкают. Лицо студента начинает очень красноречиво багроветь. Ой, черт.
Мы переглядываемся с моим новым знакомым. Он протягивает руку, за которую я хватаюсь, не тратя время на лишние раздумья, и мы вместе выпрыгиваем из автобуса. Двери закрываются у нас за спиной.
Глава четвертая
Мы оказались прямо посреди празднования. Над улицами натянут баннер с крупной надписью «Корейский фестиваль в Лос-Анджелесе» и еще одной, помельче, «Чествуем культурное разнообразие Лос-Анджелеса вот уже более пятидесяти лет!». По краям улицы выстроились лотки с традиционной корейской едой: токпокки[14], кипящими на медленном огне в чанах с кочхуджаном[15], корейским рыбным пирогом в бульоне из анчоусов, насаженным на деревянные палочки, и блюдами из кухни фьюжн – морскими гребешками на гриле с моцареллой и чеддером, и хот-догами, зажаренными во фритюре с маслом.
Посмотрев вниз, я замечаю, что мы все еще держимся за руки, поэтому тут же отдергиваю ладонь.
– Извини, – говорю я, отвернувшись, чтобы он не увидел мои порозовевшие щеки. – Из-за меня нас выгнали из автобуса.
Вообще-то мы, конечно, оттуда выпрыгнули, но результат тот же.
И все-таки я чувствую себя виноватой. Может, парню и было без разницы, куда ехать, но он явно не собирался выходить здесь, через пару кварталов от «Караоке Джей».
– Это место выглядит не хуже любого другого, – отвечает он, рассматривая баннер.
– Тогда не хочешь… осмотреться вокруг? – я неопределенно машу рукой в сторону празднества. – Раз уж мы здесь.
Он смотрит на меня, и в груди вновь появляется странное чувство.
– Почему бы и нет.
Мы шагаем вдоль лотков с едой. Вообще-то я могла бы просто пойти домой. Тогда, в караоке-баре, отзывы судей не давали мне покоя, поэтому я хотела сделать хоть что-нибудь и предложила караоке-баттл в порыве эмоций. Но это не назовешь настоящей практикой – на самом деле сейчас мне нужно отрабатывать навыки перед завтрашним уроком.
Только вот… я не хочу домой.
Мне давно уже не было так весело, как сегодня, так что, думаю, можно побаловать себя немного, пусть даже и всего на один вечер.
– Меня, кстати, зовут Дженни.
– А меня… – он колеблется, – Джеву.
Я чуть было не начинаю его поддразнивать, мол, уж не забыл ли ты собственное имя, когда замечаю знакомую дальше по улице – но она заходит в одну из палаток, исчезая из поля зрения.
– Твое корейское имя тоже Дженни? – спрашивает Джеву.
– По-корейски меня зовут Джуйон.
– Джуйон, – тянет он каждый слог. – Джу. Йон. Джуй-он-а.
– Да ладно, меня никто так не называет.
Мне становится жарковато, поэтому я беру один из пластиковых вееров, которые раздают поблизости, и начинаю им обмахиваться.
Похоже, в этом году фестиваль состоит в основном из палаток, рекламирующих различные предприятия, – и лотков с едой. Мы проходим мимо одного, где делают даккочи[16]: человек в огромных толстых перчатках поворачивает вертел над грилем одной рукой, а другой покрывает курицу густым соусом с помощью кисточки, после чего опаляет в огне до хрустящей корочки. К прилавку подходят две девушки. Проявляя чудеса ловкости, повар принимает оплату и отдает сдачу первой, в то же время укладывая вертел на тарелку и вручая еду второй.
– Я прямо как в Сеул вернулся, – с каменным лицом говорит Джеву.
Я смеюсь и задумчиво роняю:
– А я вот ни разу не была в Корее.
– Серьезно? – Он бросает на меня взгляд. – У тебя там нет родных?
– Бабушка по маминой линии, но я никогда ее не видела. У них с мамой натянутые отношения.
Честно говоря, раньше я совсем не задумывалась обо всем этом. У меня лучшие бабушка и дедушка по папиной линии: по праздникам они всегда присылают мне подарки, а на Новый год даже деньги. Одна из причин, по которой мама хочет, чтобы я поступила в какую-нибудь из школ в Нью-Йорке – так я буду ближе к их дому в Нью-Джерси.
Если Джеву и показалось странным, что я ни разу не видела свою бабушку из Кореи, он не стал ничего об этом говорить.
– Так, значит, ты живешь в Корее? – спрашиваю я.
– Да. Вообще-то я из Пусана, но учусь в Сеуле, – отвечает он и с запинкой добавляет: – В школе исполнительского искусства.
– Я так и знала! – выпаливаю я, и он усмехается. – «Неплохо пою», тоже мне!
По ходу нашей прогулки я замечаю, что Джеву не сводит глаз с лотков с едой. Я указываю на небольшой навес, где пожилая женщина подает традиционные корейские блюда паре посетителей, сидящих их на низких табуретах:
– Как ты смотришь на второй ужин?
Глаза Джеву загораются, а на щеках появляются ямочки.
– Ты словно читаешь мои мысли!
Мы подходим к палатке, и он придерживает брезент, чтобы я могла зайти внутрь.
– Осо осейо![17] – громко приветствует нас хозяйка, приглашая занять табуреты вдоль стойки. – Чего вы хотели бы?
Джеву оборачивается, вспомнив, что деньги есть только у меня.
– Бери что хочешь, – разрешаю я. – Мне нравится все.
Пока он делает заказ, я развязываю пакет с гарнирами от миссис Ким. Внутри я нахожу пять небольших контейнеров, которые я выкладываю на стойку между нами, сняв крышки.
– Вот это у тебя улов, – замечает Джеву, наблюдая за моими действиями.
Я убираю последнюю крышку, под которой лежит кимчи с зубчиками чеснока.
– Нельзя недооценивать заботливых аджумма[18] по соседству.
– А-а-а, да, знакомо. Мама растила меня в одиночку, поэтому соседки вечно донимали ее непрошенными советами, что, впрочем, не мешало им приносить еду чуть ли не каждый день.
– Кореянки и вправду везде одинаковые, – смеюсь я.
Мы с ним похожи – по меньшей мере, из двух родителей у нас есть только матери. Пусть это не редкость, почему-то так я чувствую себя ближе к нему.
Я вытягиваю пару деревянных палочек из пучка в стакане и передаю Джеву, разломив их вдоль.
– Повезло тебе, что сломана левая рука, а не правая – если ты правша, конечно.
– Правша, хотя и не уверен, можно ли назвать это везением.
Да уж, это было бесчувственно с моей стороны.
– Прости… – начинаю я.
– Если бы я сломал правую руку, тебе пришлось бы меня кормить. – Джеву тянется вперед, чтобы поддеть палочками ломтик тушеной говядины из контейнера с чанджорим[19].
Я отвечаю недоверчивым взглядом: он в самом деле это сказал? Я оглядываюсь на остальных посетителей, но никто не обращает на нас внимания – кроме девушки слева, за спиной Джеву, которая не сводит с него глаз с тех пор, как мы пришли (скорее всего, потому что он красавчик).
– А вот и ваша еда! – Хозяйка ставит на стойку три тарелки. Джеву заказал несколько традиционных для почанг[20] блюд: токпокки, рыбный пирог на шпажке и кимчи паджон – блины с кимчи и зеленым луком. Из-за всех этих тарелок и контейнеров с панчханом на столе не осталось места, поэтому нам приходится играть в тетрис, чтобы все уместить.
Мы приступаем к еде, время от времени сталкиваясь палочками, когда нацеливаемся то на одно, то на другое блюдо. В какой-то момент хозяйка предлагает Джеву чашку с бульоном, и тому приходится тянуться через меня. Выпрямляясь, он случайно задевает мое плечо своим.
– Прости, – извиняется он.
– Ничего. – Я отмахиваюсь, хотя все еще чувствую его прикосновение. Как и в прошлый раз, я оглядываюсь на посетителей за другими столиками, замечая, что среди них очень много парочек, флиртующих друг с другом за едой и напитками.